Цветок с ароматом магнолии. Детективный роман

– Вот смотри, – он протянул ей тетрадь с домашним заданием. – Сам сделал. Можешь проверить, – предложил он скромно.

Настя внимательно изучила алгебраические расчеты, написанные аккуратным детским почерком, но пересчитывать не стала.

– Молодец! У меня тоже одни пятерки по математике, – призналась она гордо, но разговаривать, изливая душу с впервые увиденным подростком, ей не хотелось.

– У тебя есть репетитор по алгебре? – спросила она настойчиво.

– Иногда приглашают, но очень редко, – ответил он важно.

– Но литература мне нравится гораздо больше, чем точные науки. Там у меня тоже отлично, – похвалилась кузина.

– Кому что нравится, – одернул он без тени сомнения.

Парень демонстративно убрал тетрадь в портфель. А девушка заметила в его комнате большой книжный шкаф набитый сверху донизу учебниками по высшей математике, физике, гидротехнике, тракторостроению разных авторов и годов изданий.

– Сочинение по литературе посмотрю у тебя в следующий раз, – воодушевила она его. – Хорошо?

– Это нам редко задают, – доложил двоюродный брат.

Борис Павлович с дочерью ушли из дома Константина Павловича с надеждой встретиться с родителями кузена в другой день. С нетерпением дочь добивалась от мамы фотографий со своего примитивного аппарата, сделанных аспирантом Мантрыгиным. Хотя поклонник утомил ее медицинскими высказываниями за время плавания по Волге. Как-то медик вернул пленку, которую обещал проявить, но ей самой пришлось проявлять и распечатывать снимки, вызывая приятные воспоминания о прошлом. Тот романтический адюльтер заставил двенадцатилетнюю девушку смотреть на врачей, особенно мужчин, глазами аспиранта. Настина мама проследила за карьерным ростом Мантрыгина. Она изредка докладывала дочери о некоторых фактах из его биографии: женитьбе по расчету, переходе на другую должность в стационар клиники, разводе, понижении по службе, смене обязанностей врача на фельдшера. Но оказалось, что это только сказки для неуравновешенных детей и больных, кому срочно требовался знающий специалист в области хирургии.

– Почему твой знакомый хирург не приходит к нам гости. Мы могли бы попить чай вместе с его семьей, – предлагала она вариант продолжения флирта, недопонимая, что у него свой жизненный график, и на нем лежит ответственность зарабатывать деньги для содержания семьи и ребенка.

– Он постоянно занят на работе, поэтому не придет к нам, – разъяснила Нина Афанасьевна дочери ее наивную просьбу.

– Раз у него семья, конечно, он вряд ли вырвется, чтобы ходить просто так по гостям, – поддержал отец Насти рассуждения мамы.

Но так случилось, что в летнюю поездку на десять дней к Черному морю в Адлер купе Мантрыгина с женой и ребенком и семьи Насти Вежиной: брата и мамы оказались по соседству. Он был безмерно рад такому стечению обстоятельств, выглядел солидно по-мужски, продолжая ухаживать за девушкой, угощал яблоками на остановках, когда Нина Афанасьевна с Петром ходили обедать в вагон-ресторан. Громко рассказывал всему обслуживающему персоналу, что собирается провести целый месяц на побережье, чтобы поправить здоровье ребенка:

– Участились простудные заболевания у детей. Вот поэтому мы едем отдыхать на юг на месяц с ребенком.

– Он у нас вполне здоровый мальчик! – восклицала его жена – такая же внушительная особа с гордостью.

Борису Павловичу из-за перебоев в сердце врачи наотрез запретили менять климат, поэтому он остался дома. Заплатив за квартиру за неделю вперед, обе семьи сотрудников стали жить в непосредственной близости от моря и дешевой столовой. Ходили на один пляж загорать и купаться. Настя и хирург Мантрыгин восхищались больше видом друг друга, чем красотами морского побережья, пальмами, знойными закатами и чарующими рассветами

Семья из трех человек: худощавая женщина с двумя детьми – сыном лет девятнадцати, смуглого красивого парня, и дочери-подростка, очень худенькой и разговорчивой – обычно обсуждали меню, сидя на веранде кафе.

– Мне можно не брать комплексный обед. Я кушать не хочу, – сказала Настя решительно, надеясь, что не выйдет за рамки семейного бюджета, если сядет на диету, так как деньги на нее выделил из своей пенсии отец.

Она насмешливо рассматривала курортников, которые с полными подносами быстро отходили от кассы. Когда подъезжали к Сочи, она съела целый пакет яблок, напитавшись витаминами, поэтому чувствовала себя на редкость сытой и счастливой, что, наконец, ее мечта – побывать на Черном море – начала сбываться.

– Ну, тогда мы съедим все, что нам предложат. А тебе закажем манную кашу и второе блюдо. А первое: суп или щи – разделим между собой, – предложила мама пленительной улыбкой, привлекая внимание загорелых, атлетически сложенных, мужчин, которые никогда не были на севере, лишь слышали о существовании такой стороны света давным-давно в школе.

Семья, таким образом, сытно пообедала после тяжелой и продолжительной дороги на поезде до Адлера через туннели вдоль Черноморского побережья в самую жару. Сын Петр упал в обморок, потеряв сознание в купе, но пришел в себя, когда вышли из вагона, а дочери не разрешили нести чемоданы, поэтому она недоумевала, собираясь как-то помочь своим родственникам хоть словом, хоть делом, пренебрегая условностями и высокими ценами на жилье. Перед отъездом их из дома муж Нины Афанасьевны – Борис Павлович – журналист на пенсии разрешил им отправиться за пределы Саратова, но с условием, что они вернутся целые и невредимые, загорелые и здоровые. Нина Афанасьевна – мама Насти и Петра – работала дежурным врачом на скорой помощи. Брала полторы ставки, чтобы как-то прокормить семью, так как у отца семейства была очень маленькая пенсия по инвалидности. Он потерял зрение, когда в войну разгружал вагоны с песком для строительства оборонительных сооружений. Однако он не сдавался, окончил педагогический институт, факультет русского языка, затем Академию леса в Ленинграде, чтобы компенсировать отсутствие сносных условий жизни в деревянном одноэтажном доме, наподобие общежития, где проживали его сестры с детьми и мужьями. Но позднее ему, как персональному пенсионеру, дали с семьей двадцатипятиметровую комнату в двухэтажном каменном доме. Нина Афанасьевна так обрадовалась дню новоселья, что устроила банкет: наварила картошки, щей, купила хлеба и пригласила своих сотрудников отметить переезд в новую коммунальную квартиру. Индивидуальных подарков не было, но бросать на произвол судьбы появившуюся на свет Настеньку, никто не хотел, поэтому, сложившись, кто, сколько мог, купили красивый, атласный, ярко-красный абажур с длинными кистями, о котором потом очень долго вспоминали после ремонта, когда вынесли абажур на улицу, чтобы вытряхнуть пыль. Его и след простыл…

Вместе с сестрой отца Александрой Павловной на новоселье присутствовал Мантрыгин, исполнив свой коронный романс, а Петр умудрился свалиться в яму, сломав велосипед и палец. Тут же его отвезли в больницу и прооперировали. После этого Нина Афанасьевна никогда не собирала сотрудников у себя дома, за исключением того случая, когда они через двадцать лет опять переехали в новую трехкомнатную квартиру.

Но эта была шикарная последняя поездка с детьми в Адлер. Нина успела разочароваться в прелестях курортного отдыха сразу, когда ей предложили цену за проходную комнату двухкомнатной квартиры. За каждого члена семьи надо было заплатить один рубль в день. Итого три рубля за троих плюс питание за десять дней получалась очень приличная сумма. Тем более детей надо было свозить на экскурсию, чтобы самой иметь представление о натуральном горном рельефе региона Закавказья, где кроме стремительных рек были живописные озера, нисколько не уступающие красотам Италии и Франции вместе взятым.

Главный врач – Давидович, еврей по национальности – очень ценил своих медработников. Перед отпуском он вручал каждому ценному сотруднику премию в размере месячного заработка. Вот с этими огромными финансами Нина Афанасьевна, Настя и Петр поехали, куда глаза глядят, то есть на Кавказ, чтобы полечиться и полюбоваться морскими просторами. Им сразу предложили одну ночь перекантоваться на улице под навесом за ту же плату через дорогу от моря, пока не съедут предыдущие постояльцы. Они с радостью согласились, так как деваться было некуда, а комнату они заняли на следующий день.

За эти десять дней отдыха они успели съездить на озеро Рица, увидеть великолепные горные массивы, где не ступала нога человека. Решили понаблюдать за ассортиментом ресторана у причала озера, где стояли лодочки и катера на прокат. Когда они подошли к прилавку, сплошь уставленному бутылками марочных вин, то обратили внимание на отсутствие желающих попробовать на вкус предлагаемые напитки, а зеркало на потолке отразило появление центрального персонажа – директора ресторана.

– Мы заготавливаем в винодельческих хозяйствах Абрау-Дюрсо «Мускат», «Кагор», «Черные глаза» и вино «Южная ночь», а потом продаем с небольшой наценкой на мировом рынке, – сказал он, обращаясь конкретно к Нине, пока она рассматривала, что же ей выбрать и продегустировать.

– Мы смотрим и знакомимся, – ответила она серьезно, понятия не имея, что дегустация входила в стоимость экскурсии, но гиды брали себе то, чем должны были угощать своих клиентов.

– «Южная ночь» – это самый лучший терпкий кагор, приготовленный только из каберне совиньон, выдержанный два года в бутах из кавказского дуба, – продолжил настолько информированный официант, открывая каждую следующую бутылку с чувством собственного достоинства, что никто не мог оторваться от вида мелькающих в его руках пластиковых стаканов с минимальным количеством содержимого.

Публика удручающе молчала, вникая в суть разговора.

– Выдержанного сладкого вина коснулись изменения нашего винодельческого мировоззрения под влиянием иностранных консультантов, – продолжал говорить, заученный наизусть, текст официант, он же – бармен.

– Что такое «винодельческое мировоззрение»? – спросила Нина, обращаясь к официанту, решив открыть дискуссию на животрепещущую тему.

– Это – новые стили и мода в виноделии, – разъяснил чуткий директор, показывая на фотографии виноградников, выставленные на прилавке и гроздья винограда, вырезанные из фанеры, спускающиеся сверху, как антураж.

– Потрясающе! – у Нины больше не было слов от такого разнообразия и количества суммарной стоимости всего этого производства вина, влияющего на развитие области и страны в целом.

– Но некоторые сорта остались неизменно узнаваемыми – это специальное вино – «Южная ночь», – процитировал директор свою статью в рекламном проспекте, зная толк в красивых женщинах и винах, глядя с непредвзятым интересом на Нину.

Она перекладывала на столе этикетки вин, приклеенные к обычным листам, где каждый мог оставить свой автограф или мнение о качестве местной продукции. Она еще больше смутилась, но отходить от стола, не попробовав вино на вкус, не собиралась.

«Надо рискнуть, взять и попробовать, чтобы иметь представление о том, что так красиво рекламировал директор ресторана. Домой можно будет привезти для мужа или сотрудникам на пробу», – подумала Нина, переживая за отсутствие времени у экскурсантов.

Но дегустировать, как ни странно, никто не хотел. Все жаждали купить в подарок кому-то оригинальную бутылку с манящей этикеткой красивой женщины, смотрящей в пол-оборота, или пальмы на знойном закате юга. Когда бармен в белом кителе с желтыми блестящими пуговицами и черных брюках рассказывал о виноделии с азартом настоящего игрока, целая толпа скопилась у прилавка.

– У нас есть крепленые десертные вина, которые изготавливаются несколько десятилетий по абсолютно постоянной технологии. А вся прелесть заключается в том, что они практически не изменили свой облик за эти годы, – отрапортовал он.

Затем с воодушевлением и оптимизмом он наливал кому-то пробовать за смешные деньги. Нина Афанасьевна и Петр наметили себе дегустировать одну порцию на двоих, но выросла такая длинная очередь впереди, что мать с сыном отодвинули в конец. Настя, негодуя за своих родственников, боясь их потерять в самом многолюдном месте, стояла, дожидаясь результата дегустации. Она не выдержала, и сама захотела узнать, есть ли детские порции лимонада, бутербродов с икрой, сыром, колбасой или пирожных, подойдя к самой толпе у прилавка.

– Ты решила тоже послушать лекцию об изготовлении вина? – спросила ее мама, которой никак не удавалось выбрать из длинного списка сносных цен самую приемлемую.

– Может быть, есть ситро для детей из винограда? – наивно спросила девочка, вспоминая, что она случайно прочитала перед отъездом про вина Краснодарского края в энциклопедии, которую выиграла в школьной лотерее.

– Такого ассортимента, я думаю, у них нет, – посочувствовал ей брат, успешно закончивший Музыкальное училище, поступивший в Консерваторию, чтобы получить высшее музыкальное образование по классу струнных инструментов у превосходных педагогов.

– Кстати, я в курсе, что кагор – это красное сухое французское вино из региона Каор, – сказала Настя, твердо зная, о чем говорила, бравируя энциклопедическими знаниями. – У них есть города – Коньяк, Шампань, – добавила она, привлекая к себе внимание.

– Здесь никто не хочет подменять понятия о марочных винах. Вы о чем спорите? – обернулась Нина, отвлекшись от изучения ассортимента.

– Правильно говорят, о вкусах не спорят, – поддержала ее дочь. – Обедать будем чебуреками и шашлыками где-то около дома, – Настя опять вмешалась в разговор.

– Во Франции свои классические технологии кагора, – настойчиво высказался директор, протягивая Нине на пробу чуть-чуть вина в маленьком пластиковом стаканчике. – Мы всего лишь следуем советской идее, и не более того. Выпускаем продукт, понятный и знакомый нашему потребителю, не вводя никого в заблуждение. И это крепленое вино пользуется заслуженным спросом.

У представительного директора в обычном светлом костюме был южный акцент, черные волосы, короткие усы и великолепный загар. Некоторые из покупателей отходили от прилавка с покупками, завернутыми в фирменные пакеты. Нина отпила из стаканчика и вернула назад.

– Заметно, что продавцы гордятся вашими красными десертными винами, – сказала она, испытывая вкус настоящего тягучего пряного нектара с мягкой, абсолютно непритворной сладостью, обволакивающей структурой и терпкостью. – Я куплю одну бутылку вина «Южная ночь».