Цветок с ароматом магнолии. Детективный роман

Она отодвинулась от него, становясь в позу солдата на каком-то выделенном круговом пространстве, освещенная одним единственным ярким лучом заходящего солнца, брызнувшим из-за туч, притягивая, как магнитом, аспиранта-медика Мантрыгина.

– Ладно, забудь! Но помни, что ты мне скажешь, не имеет никакого значения к нашим личным отношениям. Мы с тобой теперь муж и жена. Что бы ты мне не сказала, будет всегда использовано против тебя, дорога моя девочка, соловушка, – сказал он, терпеливо дожидаясь, пока она не высохнет, чтобы продолжить прогулку по чистой голубой, отполированной до блеска пассажирами и матросами, палубе.

– Как романтично! Буду знать, кого ждать с берега, – сказала она фразу, предназначенную всем молодоженам, кто устраивал скоропалительную свадьбу перед фрахтом судна на рейд.

– Это еще не самое страшное испытание, которому ты должна будешь подвергнуться, кроме всех семейных воспитательных моментов… Вот на морских судах вообще нет рей, а только одни решетки… – сказал он, вызывая ее на спор.

– Эй! – крикнула Настя злорадно грудным голосом, сообразив, что он не намерен сдаваться, проверяет ее психику на прочность. – Потому что там лежат на этих решетках, когда начинается морская болезнь, – произнесла она, не зная, как продолжить свой новоиспеченный миф о своем могуществе над природой.

– Браво! Объяснение принято с оценкой удовлетворительно, – задорно, с профессорским шумом, надеясь на ее сострадание к его вниманию, отчеканил он.

– Ну, так вот, прими к сведению. У меня не самые добрые отношения с братом, мамой и всеми хищниками в зоопарке. У них есть зубы-клыки, как у саблезубых тигров, ногти, как у орлов или кошек, а яд, как у гремучей змеи. А грохот, как у оркестрантов с музыкальными инструментами… Кажется, что меня ждут тяжелые испытания без тебя с вестибулярном аппаратом. Кто же тогда тот единственный, у которого нет уже сил помогать мне в грядущих жизненных трудностях? Он наверно будет мне другом на всю оставшуюся жизнь, а я не знаю об этом. Устала намекать на наши с тобой матримониальные заботы о подрастающем поколении, – сказала она, запрокинув голову назад, чтобы разглядеть попутчика-мужа, давая ему правую руку, чтобы он лучше рассмотрел ее блестящее на солнце кольцо.

Мантрыгину было любопытно такое проявление подростковых чувств у своей пассии, кого он хорошо знал с детского возраста, назначался сам ее опекуном, сочувствуя родителям. Даже дважды появлялся в школе на перемене, преследуя ребенка своими вожделенными желаниями.

– Рассмотрю твое предложение и кольцо, – проявляя активность, ответил он, взяв Настю за талию, целуя в тонкую шею, худые плечи, подбородок, лоб.

Он не давал ей прийти в себя от охватившего их романтического любовного влечения, перехватившего поступления воздуха внутрь организма.

– Вот, отдаю тебе руку и сердце в наше свадебное путешествие на веки веков, аминь! – воскликнула она чуть слышно, так как ничего другого не оставалось сказать.

– Страшно представить твое будущее среди джунглей пампасов, где «бегают бизоны…», растут баобабы и кипят нешуточные страсти между пиратом, креолкой и ковбоем», – ответил он словами Остапа Бендера.

Он более послушно обнял Настю, овладев ею темпераментно, как опытной женщиной, среди одиноких кают на пустынной палубе первого класса. Прислоняя то к одному бортику, то к другому, то к стенке зала для концертов с занавешенными окнами. Они закатывались по стенкам в рулон, мотаясь из стороны в сторону, чуть ли не валясь с ног в месте для половых сношений, где они гуляли сразу после посадки с мамой, о чем та по секрету сообщила своей дочери. Туда периодически заглядывали усталые пассажиры, которым надо было пройти этот промежуток пути. Но старый друг Насти по Первомайской демонстрации – Саша – устроил там оцепление, не пропуская никого вперед, а сам нервно подглядывал за обычными природными действиями девушки с серьезными намерениями быть понятой не только своими чувствами, но и капитаном парохода, который стал гудеть в рупор и скандировать: «Товарищи отдыхающие, вы можете не спешить. Проходите в концертный зал. Сейчас там начнется просмотр художественного фильма: «Моя любимая девушка» с участием Мэри Пикфорд и Дугласа Фэрбенкса.

– Это чья дочка там разговаривает с моим знакомым? – с радостью крикнул кто-то из-за угла.

– Это – моя жена, – крикнул хирург, что есть мочи. – У нее искривление позвоночника, а еще мне нужен ассистент, чтобы найти кольцо, которое мы обронили… – более спокойно произнес он, плотно удерживая свою женщину рядом, не давая ей сделать не малейшего движения, чтобы избавить от своего участия, когда они сели, а потом встали в рост у музыкального салона.

– Это – моя дочь, – ответила с гордостью Нина Афанасьевна.

– Мы разучиваем новые движения танца. Боимся упасть в воду. Вот держимся друг за друга, как в венгерской рапсодии, – объяснила Настя свою неудержимую страсть к Мантрыгину, как мужу, любовнику и законодателю мод среди закостенелых свидетелей.

– Вот новое па, смотрите, пожалуйста. Меня зовут – Вежина Настя, а это мое кольцо, доказывающее наш брак, – крикнула она, когда они перекатились прямо над кабиной капитана.

– Я все закрыла, а все двери нараспашку, – прошептала она легко.

– У нас получился такой хороший буевый теплый домик, как в школе, – ответил он, наклоняясь совсем близко к ее спине, стараясь приподнять с колен со спины за талию, будто она искала кольцо.

– Кто тебя научил мыть полы? – спросила она, представляя из себя крошечного ежика или черепаху, или зайца-русака в схватке с бенгальским тигром, когда ее куртка с мохеровой серой подкладкой развивалась, то все оставшиеся зрители, две-три пары подростков с родителями стали имитировать танцевальные движения, воссоздавая природное равновесие на пароходе.

Некоторые из пар стали издавать рычащие, булькающие, пищащие звуки. Кто-то пел, мурлыкал, лаял, безмерно зачаровывая своими гримасами наблюдателей. Длинноволосая блондинка с высоким худосочным кузеном Насти изображали спаривание лебедей. Образовалось три стабильные пары, как в фигурном катании.

– … мы выбились в финал, – чаруя своими прелестями, сказала Настя, негодуя и расталкивая тех, кто хотел занять ее позицию рядом с Мантрыгиным в природном танце. – Мы боимся, нас унесет ветром, – парировала она.

«Зря я это придумала. Такой конфуз мне никто не простит из одноклассников. Причем здесь твоя работа», – подумала Настя.

Сверху Мантрыгина подошла мама любопытного Саши, знакомого Насти по Первомайской демонстрации, а спереди мама Насти. Они образовали люльку, удерживая Настю с Мантрыгиным в определенном положении, давая им возможность расслабиться.

– Оставайтесь так, – сказали, стоящие рядом женщины: Нина Афанасьевна и подруга Мантрыгина по работе, с кем он иногда перекидывался однозначными фразами типа:

– Вытрите нам пол, Валя. Салфетки есть в ресторане. Принесите стакан содовой воды из гальюна, Нина Афанасьевна. Выпейте воду госпожа Рубина. А вы не моя женщина, Вера, – распределил роли четырех красавиц бенгальский тигр с легкостью хирурга, как перед серьезным оперативным вмешательством.

– Тебе это даром не пройдет, девушка, – затараторили сумасбродные сплетницы, в состав которых входила длинноволосая блондинка.

– Не отвлекайся от нашего родового инстинкта. Представь, что я бенгальский тигр, – сказал хирург, когда закончилось третье действие полового акта.

– Бывает, – упрекнула она его в безалаберности, когда все сбежали в столовую.

Все наблюдавшие за ними от скуки, отдалились на значительное расстояние, кто-то прошел в ресторан, кто-то занял позицию в салоне, упиваясь американским фильмом.

– Что естественно, то не безобразно, – сказала, уходившая последней, как с тонущего корабля, Вера – высокая полная блондинка с хвостом, стараясь учтиво нырнуть в дверь музыкального салона, но каждый раз спотыкалась и оборачивалась, не желая заполнить собой дверь.

– Там есть доска порожка, его надо переступить, – произнесла с трепетом Настя, находясь в объятьях друга.

Наконец блондинка выскочила, исчезнув, избитая собственными трудностями и любопытством.

– Капитан, они – сумасшедшие кролики, – бросила она напоследок. – Будем держаться все вместе, если так тяжело жить, – многообещающе произнесла она.

– Мы не дети, а подростки, – лаконично сказала Настя в небольшой перерыв между вращением на месте. – Займемся любовью в другой раз, хорошо, дорогой.

– Нет. У нас скоро будут неприятности с властями, – ответил партнер по соитию, доставляя девушке новый взрыв эмоций, как судну, терпящему крушение.

– Тогда наберись терпения. Я не уйду со своих позиций без тебя-любимого, – дотрагиваясь ладонями до своего, стоящего на коленях сзади нее, мужа, обнимая его за талию сзади одной рукой, а другой крестясь, глядя на удаляющийся горизонт.

Они привели себя в порядок, заключая сепаратный мир с капитаном и командой парохода, вопреки начавшемуся ветру.

– Такого состава преступления у нас в уголовном кодексе нет, – закончив фотографировать природу, сказал, появившийся откуда не возьмись, друг отца Насти – профессиональный фотограф.

Пара поднялась с колен. Мантрыгин отряхнул, успевшие помяться брюки, а Настя с потухшим взглядом из-под опущенных ресниц, прижавшись как-то боком к партнеру по прогулке, завернули за поворот, продолжая обмениваться взаимными упреками к внезапно охватившей их сумасбродной любви на лоне природы, на глазах у толпы народа, стремящихся поддержать своих собратьев по разуму.

– Ответственность понесут устроители этой поездки. У кого больше будет претензий, те выиграют процесс, – пояснил он.

– Наше путешествие скоро подойдет к концу. Мы отправимся по домам, но пусть у нас в памяти останется этот незабываемый акт, – сказала она в сумерках на опустевшей палубе, приближаясь к ресторану.

– Брось грустить, соловушка, – подбодрил ее высокий статный кавалер, касаясь с ней крепким мужским плечом.

– Пойду в каюту, – сказала она дотошному любовнику. – Голова разболелась от качки на палубе, – добавила она нервно.

– Завтра встретимся там же, на корме, – с патетикой ответил Мантрыгин, увлеченный эротической интригой и взрывом эмоций у своей несовершеннолетней подруги. – Обязательно переоденься перед выходом на сушу… Хочу тебя сфотографировать в юбке… – настаивал он в назидание.

– Боюсь, что я тебе разонравлюсь, потому что у меня слишком худые ноги, – сказала совершенно испуганная девушка, настолько привлекательная в обыденной одежде, что у них обоих сильнее забилось сердце от переполненности чувств, а у нее начинало выпрыгивать от услышанного предложения пойти с ним на прогулку.

Эти жестокие слова подействовали на аспиранта с точностью до наоборот. Она напоминала ему маленькую гнедую лошадку, которая скакала рядом, периодически утыкаясь мокрым носом ему в крупную сильную ладонь, о чем он сообщил жене, с силой привлекая ее к себе.

– Не волнуйся, пожалуйста. Я привык к разным видам, но ты выглядишь очень хорошо… – сказал будущий профессор в полной уверенности, что она поверила ему безотчетно.

– Переберу чемодан. Найду что-то вроде юбки, как ты сказал, – согласилась она.