Цветок с ароматом магнолии. Детективный роман

«А вдруг кто-то заметит такой грешный проступок, что я влюблена, и у нас завязался разговор?» – промелькнула у нее каверзная мысль.

Из-за корпуса кормового отделения на второй и верхней палубе выскочил тот самый подросток, с кем, как она позднее догадалась, встречала когда-то Первомай на улицах города. Он крикнул визгливо, пробегая мимо с молниеносной скоростью:

– Идите все сюда. Я их нашел, а то они уйдут.

Он повторил свои призыва два раза. Но никто не появлялся.

– Это тебя? – спросил в недоумении Мантрыгин, задушевно обнимая девушку. – У меня нет знакомых детей такого возраста, – примитивно солгал он.

– Наверно надо срочно идти на ужин, – ответила Настя вальяжно, начиная привыкать к его ухаживаниям. – Я проголодалась. Хотела вас спросить, вы не обиделись, что мы с вами постоянно прогуливались вместе? – спросила тона на два ниже девушка. – А то мне не хотелось бы, чтобы у вас возникло неправильное мнение обо мне, как о человеке.

– Нисколько, можешь не расстраиваться, – ответил он искренне.

Своими откровенными манерами аспирант-медик подкупил и вскружил голову юному созданию. У Насти было страстное желание выяснить у пожирателя сердец, кем она ему приходится по статусу. Поэтому она спросила Мантрыгина, стесняясь, на ушко, прислоняясь щекой к его чисто выбритой щеке, меняя обращение на фамильярно-приторные обиходные выражения, как с одногодками, обращаясь к взрослому человеку на «ты», будто он стал ее родственником или скинул лет десять:

– Кем я тебе прихожусь?

Она хотела сказать «дорогой», но слово застряло у нее в горле, как невысказанный беловато-прозрачный облачный ком, обволакивающий ее, совершающий в ней свои химические превращения. Она тут же разозлилась на себя, что не успела правильно высказаться. Но эгоизмом собственности она отгоняла от себя предательство, меняясь в лице, превращаясь в настоящую женщину-хищницу с требовательными запросами, забирающими частички своей страсти, поглощенная только такой весенней охотой. Мельчайшие остатки бренного тела выпрыгивали в пространство, разгоняясь на бешеной скорости, набирая космическую окраску скоростного притяжения планетарного масштаба. Ждать и догонять было опасно, но рискованные направления испещряли переростка-мужчину, изгоняя из девушки-подростка неправильное и плохое, рядом с положительным примером, перерождая в наилучшее обновление цветения и плодоношение с неизгладимыми воспоминаниями счастья.

– Любовницей, – неожиданно ответил аспирант, глядя на нее в упор голубовато-зелеными глазами, полными надежды, невысказанной тоски по прекрасному безумному счастью первых свиданий, откровенных разговоров о пламени желаний.

Она старалась не замечать некоторого цинизма в его выражениях, так как слишком щекотливой была сама ситуация общения. Они немедленно сдружились, прогуливаясь вместе по палубе, наслаждаясь теплым, весенним ветерком и великолепными видами Волжских просторов, где они выросли. Она была в куртке, шерстяных брюках, красных потертых босоножках, а он в приличном дорожном костюме и ветровке. Занимательно пружиня на поворотах, они перекатывались с участка на корме к бортику, хватаясь изредка за поручни.

– Сколько тебе лет? – хотел выяснить молодой хирург, увлекаясь худобой, изысканными чертами спутницы.

– Четырнадцать, – соврала Настя беспечно, чувствуя себя защищенной, прибавив всего два года. – Или около этого…

– Можно сомневаться, – прозаически раскрыл ее тайну взрослый ухажер со скрытой завистью, жаждой встать на одну ступень умственного и физического развития, вернув себе двадцать лет.

– Прости, прибавила всего лишь два года, но надеюсь, мы останемся друзьями, – изрекла она с детским пафосом. – Не обижайся, если мы скоро расстанемся, – высказалась она, придавая остроты своим детским переживаниям.

Они друг за другом, когда никого не было рядом, встали на самом носу судно, как учил всех отдыхающих руководитель развлечений, рассказывая легенды, показывая на деле свои способности. Раскинули руки в стороны по морскому обычаю, чтобы сохранить дружбу на долгие годы на суше.

– А теперь кто мы? – задал тот же вопрос аспирант-медик.

– Влюбленники, – перепутав слова «влюбленные» и «пленники», быстро произнесла девушка. – Ой, кажется, я ошиблась в любовной терминологии, – смутившись, отойдя на шаг, сказала она с жаром.

Посещение прекрасно оборудованного, с белыми скатертями на круглых столах, ресторана на носу парохода, проживание в каюте, вызвало гораздо меньше эмоций, но тоже доставило немало приятных минут всем пассажирам, кто разделял с ними этот небольшой круиз. Там Настя, тревожась за такие серьезные обстоятельства судьбоносного разговора с Мантрыгиным, все-таки надеялась на случайную встречу со своим давним другом, с кем познакомилась, когда ходила на Первомайскую демонстрацию с сотрудниками мамы. Но, увы! Она одна обошла вокруг все палубы, оставив на минуту аспиранта-медика, но к своей великой радости не встретила одногодку.

«Он стал такой прыткий, изворотливый, видно не хочет со мной разговаривать. Много других забот у этого мальчишки», – решила она, сопереживая маленькому негоднику, который завел адюльтер с собственной сестрой, скрывая свои отношения постоянной беготней по лестницам то вверх, то вниз. Но капитан заметил, что молоденькая подруга его сына – Настя Вежина не была его однофамилицей, но дальней родственницей по отцу. Он пригласил всех своих знакомых в Саратове отметить его день рождения за сносную плату с учетом расходов за питание и проживание не в комфортабельных каютах, а в трюме без удобств и постели, как настоящие матросы, за исключением обеда в ресторане раз в день. Всего было тридцать пять человек без команды речников. Своего сына – аспиранта-медика Мантрыгина – он поселил с собой в каюте в качестве помощника капитана за те же небольшие деньги, пригрозив ему, что он должен следить за дисциплиной на судне, давно списанному на рейд. Впоследствии этот двухъярусный пароход был подновлен для использования режиссером Михалковым при снятии художественного фильма «Жестокий романс» на основе переделанной пьесы Островского «Бесприданница».

Нина Афанасьевна в роли мамы и обожательницы детских надоедливых забав в это время оставалась сидеть на кресле, наслаждаясь видом необъятных речных просторов, беседуя с отдыхающими пассажирами, расположившимися рядом. Однако маленькая надежда увидеть старого приятеля у девушки оставалась. Долгожданная мимолетная встреча состоялась, хотя в непредвиденных обстоятельствах.

– Они воруют, – закричал маленький смутьян, возмутитель спокойствия, когда заметил, что у него появился соперник в лице взрослого красивого мужчины.

– Он что-то собой представляет? – спросил Мантрыгин, безнадежно увлеченный женскими слабостями.

– Нет. Он мой ровесник. Просто хулиган. Не обращай на него внимания, – ответила Настя, защищая свои интересы.

– Так кричат перед свадьбой, когда крадут невесту, – сказал Мантрыгин, затронув народные традиции.

– Ты куда-то пропадаешь. Я тебя ждала. Почему-то тебя не было целый день? – спросила она, не рассчитывая на правдивый ответ.

– Там был у себя в каюте. Спал, – ответил он с юмором.

– Так долго? Удивительно, – спросила и тут же ответила Настя.

Она заметила, что на пароходе у Мантрыгина был параллельный адюльтер с блондинкой Валей, у которой тоже было место в каюте трюма. Они познакомились в железнодорожной больнице, там же где работала Нина Афанасьевна врачом скорой помощи, а мать Вали – Дарья, трудилась санитаркой, проживая с семьей Вежиных в коммунальной квартире на общей кухне в маленькой семиметровке. Она была самой младшей сестрой Шмюк, которая приходила прощаться с телом погибшей племянницы – Гали Безбедновой, ставшей жертвой собственных родственников. Валя была абитуриенткой Музыкального училища, на семь лет старше Насти, но провалила вступительные экзамены. С ней был знаком романтический Петр – брат Насти, питая самые теплые чувства. Но Валя выбрала хирурга, так как очень хотела от него забеременеть и родить ребенка. Потом отдать в детский дом. Самой сесть в спецподразделение милиции для изучения лиц склонных к диверсионной работе: с надломанной психикой, воров, маньяков, картежников, посаженных за мелкие преступления, чтобы завербовать их в отряд особого назначения для ведения подрывной деятельности на территории СССР. Мечтая поступить в Юридический институт, получив диплом, уехать на свою историческую родину в Германию.

Конкурировать с такой опасной соперницей Настя не собиралась, поэтому относилась ко всему этому забавному приключению скептически. Внезапно она увидела ту самую Валю, подходящую к ней, когда она стояла на палубе одна у бортика, где был спуск в трюм.

– Вижу, что ты скучаешь? – спросила та агрессивно.

– Нет, просто отдыхаю перед прыжком в воду. Готовлюсь стать великой пловчихой, – кутаясь в куртку, ответила Настя. – Что ты хочешь от меня? – потребовала она в ответ, боясь пошевелиться, так как с другой стороны к ней подошла другая девушка, примерно ее ровесница с твердым намерением начать драться за пустую палубу.

Туда никто не хотел выходить, так как дремали в тесных каютах перед посещением музыкального салона, играми в шахматы, домино, карты.

– Добрый день, неплохо так просто отдыхать? – спросила вновь появившаяся пассажирка, размахивая своими распущенными светлыми волосами.

Естественный поведение незнакомки ослабило стресс.

– Твоим вниманием не был обделен мой ухажер, – настаивала Валя, хватая Настю за правую руку, заламывая назад.

Ошеломленная грубым поведением взрослой женщины, Настя с силой выдернула руку, так, что чуть не ударила, стоящую справа высокую блондинку, рассчитывающую поквитаться с кем-либо за отсутствие сносных удобств.

– Ой, не заметила, что уже надо идти в салон, – сказала, попавшая в клещи девушка, едва выбираясь из цепких рук обеих соседок по прогулке, пытавшихся сжать старым приемом «битье масла».

– Ну, ты и стерва, – крикнула вдогонку Насте Валя, охваченная жаждой мести за свои неудачи в любовных интригах, проигрывая, перед милой кокеткой, набирающей цвет, подающей надежды стать в скором времени светской красавицей, львицей в мечтах, овечкой в поведении.

Наконец в тот же злополучный вечер она узрела совершенно четко того самого сметливого паренька, с которым гуляла на демонстрации год назад. Всей семьей они аппетитно поглощали ужин в ресторане, на который она с Мантрыгиным, увлекшись поцелуями и выяснением отношений, опоздали, уточняя свои партии в затеянном ими любовном союзе, пренебрегая условностями светской жизни.

– Настя, ты наверно проголодалась? – спросил он заботливо. – Зачем столько раз обходить палубу вокруг? Так хочешь похудеть и меня с собой затягиваешь в четвертый круг? Мы же уже одни здесь остались, все убежали ужинать, или ты объелась? – не давая ей осмыслить вопросов, он продолжал подталкивать свою подругу все вперед для резерва потенциальной энергии, накопленной на судне, чтобы растратить в городе на мелкие заботы о существовании.

– Нет, мы нагуливаем аппетит. Сейчас уже немного осталось. Вот кажется та самая дверь в ресторан, – сказала она, схватившись за латунную ручку двери, ведущую в незатейливый ресторан у кормы, огороженный занавесками на витражных окнах с латунными ободками и диорамным просмотром всех зашедших внутрь, как в большом аквариуме.

Оттуда они начали свой курс, чтобы скрыться от пассажиров парохода, которые толпой ворвались в зал, рассаживаясь за столами, дожидаясь, пока принесут деликатесы: бутерброды с красной или черной икрой, зеленый горошек, пюре с сосиской на второе, селедку, дымящийся суп из курицы или щи. Сладко-кислого десерта не предполагалось. Эту роскошь могли себе позволить только сами матросы, которые поглощали виноград, яблоки и гранаты у себя в камбузе вместе с капитаном парохода.

– Хотела кое-что сказать… Скорее предостеречь… – сказала девушка, взявшись за поручни, немного отстранившись от провожатого.

– Ты что боишься меня? – спросил он, превращаясь в кролика на тонкой ниточке с бантиком на шее. – Не бойся, я не собираюсь тебя выкидывать в воду, – он крепко обнял Настю, наклонив вперед, пытаясь оторвать от реи, за которую она держалась.

Он навалился всем корпусом, килограммов на восемьдесят пять так, что она еле сдержала дыхание, чтобы не закричать от боли и ужаса перед темной водной стихией реки, закручивающейся в водовороты при развороте между буйками на самой глубине.

– Ой, как на кладбище, – сказала она, вывернувшись, повернувшись к нему лицом, смеясь и заикаясь от воздуха, попавшего к ней в рот. – Увидела тебя рядом со мной в водной пучине.

– Неужели ты живая, морфология? Разве двух твоих родную и двоюродную теток по отцовской линии Антонину и Валентину не изнасиловал и не расстрелял потом белый унтер офицер по фамилии Романов Николай Николаевич в октябре 1922 года, когда им было обеим – тридцать три года, привязав веревками к кровати? А до этого он расстрелял в марте твоего шестнадцатилетнего дядю Владимира, когда тот пытался предупредить, что династия Романовых готовит нападение на семьи горожан, устраивая еврейские погромы. Этот тиран тогда сбежал из тюрьмы общего режима, – сказал Мантрыгин, заполняя паузу своим рассказом, давая Насте обсохнуть от брызг, взметнувшихся вверх, окатив обоих с ног до головы.

– Это что, экскурс в историю? О чем речь? Извини, ничего не поняла, – смеясь и плача одновременно от нахлынувших чувств, спросила она, продолжая вытирать лицо руками с кольцом на правой руке безымянного пальца.