Цветок с ароматом магнолии. Детективный роман

«Отсидела и опять за старое», – подумал милиционер, стараясь сосредоточиться на главном своем вопросе: «Зачем?». Он затушил сигарету. Убрал блюдце в стол. Пододвинул к себе лист со стандартными вопросами, чтобы оформить задержание по всем правилам закона и правопорядка.

Следователь Кирьянов заполнил те графы требуемого листа опроса, где не требовалось задавать вопросы. Затем выписал данные из предыдущего дела, которое он по своему усмотрению забрал из места ее лишения свободы, чтобы потом отослать по почте, а себе оставить копию. Он не был уверен, что у них в архиве есть такое дело – с ее фотографией по пояс в синей армейской форме Абвера, но без погон, с нашивками на карманах и лацканах, изображающих фашистскую свастику. Он сформулировал вопрос по-другому, чтобы не казаться тривиальным и навязчивым:

– Ваше семейное положение?

– Есть муж и ребенок. Мы с ним проживаем в гражданском браке пятнадцать лет, но я прописана на общей с ним жилой площади, – сказала она, кокетливо скашивая глаза на руки следователя Кирьянова занятого делом.

Он написал адрес тот самый, где он уже успел побывать в гостях.

– Ваше прежнее место жительства? – спросил старший лейтенант, поглядывая на циферблат своих часов.

Стрелки достигли без четверти пять. Надо было закругляться.

– Там все указано. По прошлому ко мне нет претензий. Отсидела срок, как положено, от звонка до звонка, – ответила она, теряя игривость и выученные приемы завладеть вниманием мужчины.

– Расскажи все порядку, – приказал оперативник.

– Меня завербовали в Германию, когда окончила в Саратове Педагогический институт в 1941 году по ускоренной программе, факультет – учитель иностранного языка – английский, немецкий. Поехала работать разведчицей-связисткой по назначению – в лагерь беженцев, преобразованный в концентрационный особого типа из-за скопления людей. У нас там была группировка, которая вела подрывную партизанскую деятельность. Все сведения передавала нашему руководителю. Он отправлял информацию в Москву. Мы помогали бежать из лагеря нашим товарищам, захваченным в плен, в мусорном баке. Когда в 1945 году вернулась оттуда, познакомилась со своим мужем. Мы с ним уехали в Китай в русскую провинцию – Харбин по трудовой путевке. Пробыли там пять лет. Он был главным инженером по строительству домов, а я была домохозяйкой, воспитывала дочь, – рецидивистка Гарднер говорила, чувствуя свою безнаказанность и разнузданность, но боролась с желанием встать и уйти, чтобы закончить надоевшую ей за многие годы процедуру дознания, за что ей пришлось бы отсидеть в карцере без кровати на каменном полу.

– Нам надо провести следственный эксперимент. Вы согласны сотрудничать с нами? – спросил сыщик, записывая под диктовку сведения, интерес к которым то угасал, то возникал вновь.

– Да, согласна, – матерая разведчица преобразилась и расцвела.

– Хорошо. Завтра надо показать, как вы убили нашего сотрудника у самого подъезда, – отрезал оперативник.

Если бы появился эксперт Семенюк, то сыщику было бы проще общаться с надоевшей посетительницей. Хотя надо было привыкнуть к рабочему распорядку. Ничего не оставалось делать, как позвонить ему, чтобы он пришел и провел дактилоскопическую экспертизу, чтобы новые пальчики хранились у них в деле. Вторичная процедура была обязательной для суда. К этому у сыщика еще не выработалась привычка быть адвокатом, прокурором и милиционером при своей занятости.

Эта женщина с привычками диверсантки напоминала ему известную американскую актрису по своему стилю поведения, вспомнить фамилию которой он никак не мог. Он терпеливо перебирал в голове фамилии популярных кинозвезд: «Сара Бернар, Софи Лорен, Джульетта Мазина, Грета Гарбо, Мэрилин Монро, Дина Дурбин… Но скорее не блондинка. Что-то среднее между Софи Лорен и Диной Дурбин. Вот вспомнил однофамилица. Жемчужина – Ава Гарднер – чистой воды», – воображение следователя разыгралось, но он не показывал вида перед распускающей хвост авантюристкой.

– Поднимись к нам со своими инструментами. Надо снять отпечатки у нашей подопечной, – сыщик пригласил своего коллегу из лаборатории для формального знакомства с арестованной.

– Иду. Уже собирался звонить тебе, – сказал эксперт Семенюк второпях.

В кабинете вместе с экспертом появился конвоир. Видимо, так было суждено всем присутствующим в кабинете, что пятиминутная процедура не помешала им расслабиться, пока солдат снимал и надевал арестованной наручники после прохождения жалкого доказательства ее вины в пределах райотдела милиции.

– Увести, – приказал следователь Кирьянов конвоиру, когда эксперт Семенюк закончил свое дело, вернулся к себе в лабораторию с нужными дактилоскопическими отпечатками.

Лидия Гарднер неохотно встала со стула. На ногах у нее были домашние тапочки, как раз те, в которых она ходила по квартире.

– Прошлого не вернешь, – обернувшись в дверях, она сказала.

Тут оперативник, раздосадованный, что предыдущая подозреваемая была полной противоположностью этой, но вершила дела такого же порядка, оставшись один, сложил все бумаги вместе, убрал в сейф до следующего допроса.

«Какая предусмотрительная эта Немезида. Просто попрала все законы вселенной», – мелькнула у него идея, чтобы завершить дело. «Завтра после следственного эксперимента, не смотря на погоду, найду нужным, сам подпишу дело у генерала Кедрова. Пусть немедленно отправляют в суд на рассмотрение. Никаких новых версий не предвидится».

Он спустился в лабораторию. Они вместе с экспертом выпили, как обычно, два стакана чая с сахаром. Но обсуждать женские привычки не стали из-за отсутствия своей вины в данных трагических обстоятельствах.

– Забыл тебя спросить, ты собираешься сегодня домой или пойдем втроем в кафе? – сыщик хотел узнать у эксперта Семенюка его ориентацию на остаток вечера.

Их дружба приобрела форму привычки с уголовным уклоном.

– Могу прогуляться с вами, если не возражаешь, – согласился тот, убирая посуду в стол и собираясь уходить.

– Красота красотой, а закон соблюдать надо, – изрек сыщик, когда они вышли на улицу вместе с архивариусом Машей по очереди из входных дверей корпуса милиции с яркой вывеской наверху и стендом с правой стороны подъезда с блеклыми фотографиями: «Их разыскивает милиция».

– Предлагаю зайти ко мне в гости. Познакомимся с родителями, – весело проговорила девушка.

– В такой чудесный вечер мы будем сидеть дома? Нет. Есть предложение посетить набережную, искупаться в Волге или съесть мороженое. А к тебе мы зайдем в воскресенье, когда все будут в сборе, – жизнерадостно сказал оперативник, посмотрев на своего коллегу – эксперта Семенюка.

– Я согласен. Но уговор, по пути купить цветы девушке, – у эксперта были серьезные намерения, но он знал, что Владимир Кирьянов не отступится, а будет продолжать расследовать преступления на всех почвах, даже на ревности.

– Идемте. Не буду с вами спорить. Так мне сегодня повезло, что за мной ухаживают двое милиционеров, как будто я правонарушительница, – смеясь, согласилась девушка.

Выглядела она чудесно в синей форменной юбке, белой блузке в крапинку с рюшами. Они вышли на проспект, заметив несколько продавщиц цветами, подошли ближе. Парни в гражданской одежде, но с удостоверениями из органов правопорядка в кармане, сложились по рублю, купили Маше букет белых ромашек, который так гармонировал с ее замечательным носиком.

Компания прогулялась по городу. Заглянули в кафе. Там съели по порции мороженого, выпили из трубочки прохладный коктейль с ломтиком апельсина и спустились к набережной Волги. Нырять они передумали, но с удовольствием наблюдали, как дети прыгали в реку, проплыв немного, выныривали, смеясь, бежали снова к воде.

– Дети – настоящие моржи, – восхитилась Маша, укоризненно поглядев на своих друзей. – Может быть, вы тоже попробуете доплыть до островов? – спросила она в шутку.

– Нет, в другой раз, разбежимся и нырнем, – отказался Игорь Семенюк, – сушиться неохота…

Они подошли ближе к берегу. Температура воды была градусов шестнадцать. Но горячий ветер и солнце обжигали спины загоравших купальщиков. Они осторожно спускались по лесенке и плыли, вызывая зависть окружающих своим атлетическим торсом.

– Ну, а я сплаваю ради девушки, – сказал Владимир Кирьянов, разделся, отдал одежду на сохранение Маше, нырнув, проплыл еще метров двадцать в пресной голубовато-зеленоватой воде.

Сняв стресс, оперативник присоединился к своим сотрудникам.

– Будем чтить уголовный кодекс, – пошутил он, когда они поднялись вверх по набережной, прошлись по парку «Липки», где гуляющая публика покупала газировку, минеральную воду, детям сахарную вату и эскимо.

На следующий день утром следователь Кирьянов стоял у кабинета генерала Кедрова с документами, дожидаясь, пока все собирались на срочную летучку. Секретарь в форме капитана милиции с такой же кипой документов ждал своей очереди для индивидуального доклада. Так у них было принято: сначала отчитывались генералу, а затем обсуждали пути выхода из создавшейся ситуации.

– Наша новая подозреваемая, мне кажется, находится в родстве с американской актрисой Авой Гарднер, «одной из ярчайших звёзд Голливуда 40-х и 50-х годов, номинанткой на премию „Оскар“. Она вошла в список величайших кинозвезд в истории Голливуда. Обладательницу „лица ангела и тела богини“ часто называли одной из самых красивых актрис XX века», – прочитал оперативник вслух сноску из книги по зарубежному киноискусству. – Тот же год и число рождения в американском городке…

– Ну, и что. Значит она обычная диверсантка, заброшенная к нам из США, которая избрала военную карьеру, чтобы больше заработать в лагерях смерти, а не быть копией сестры, а продвигаться самостоятельно. Так часто поступают с сестрами близнецами. Предлагают им встать на торный путь ради денег. Это нам еще ни о чем не говорит, – удивляясь наивности и таланту начинающего сыщика, сказал начальник отделения – генерал Кедров, когда тот зашел к нему с докладом.

– Подобная ситуация произошла с биографией братьев Шмюк, которых мы нашли мертвыми у них же на даче, – противопоставил следователь Кирьянов людей одного круга, но предположительно разных наклонностей.

– Они сами подозревали себя… – сделал вывод начальник уголовной милиции. – У надзирателей так принято. Что собираетесь делать с ней сегодня? Она написала признательные показания? – спросил генерал Кедров, начиная нервничать.

– Нет, но согласилась сотрудничать. Сегодня мы проведем следственный эксперимент. Были взяты новые отпечатки пальцев… – сказал сыщик, удовлетворенный разговором с вышестоящим лицом. – Оформлю дело, а потом отправим в суд для проверки.

– Хорошо, – услышал старший лейтенант долгожданное одобрение генерала Кедрова. – Действуйте по вашему усмотрению. Машина будет в вашем распоряжении. Теперь знаете, что эта особа – не нашего круга, а с далеко идущими планами подрыва устоев цивилизации и прогресса. Можете идти, – провозгласил генерал.

Когда доклад у руководства был закончен, снова привели подозреваемую Гарднер, но в тюремный двор, где уже стояла наготове машина. Следователь Кирьянов успел позвонить в гараж, чтобы водитель приготовился к экскурсии по городу к месту убийства майора Матросова. К ним присоединился эксперт Семенюк, чтобы подозреваемая не чувствовала себя обиженной вниманием мужчин, у которых было к ней дело.

«Вывод напрашивается однозначный – боялась, что ее посадят в тюрьму, так как списки военный преступников были официально представлены в прессе. А майор Матросов выявил свою соседку быстро. Она старалась замести следы, но не рассчитывала, что все произойдет так скоропалительно. Наверно надеялась еще сбежать заграницу», – размышлял сыщик, наблюдая, как подозреваемая запрыгнула в зарешеченный отсек.

Они подъехали к пятиэтажному дому, где жили по соседству майор Матросов и Лидия Гарднер. Въехали через ворота в обширный квадратный двор с двумя лавочками и песочницей для детей, закрытый с трех сторон самим угловым домом, а с четвертой стороны был забор, отделяющий НИИ. Посередине двора были натянуты веревки для сушки белья. Машина заградила выход из широкого въезда. Большие железные ворота закрыли в целях предосторожности. Следователь в сопровождении эксперта вывели участницу трагедии на место преступления. Подвели ее без наручников к тому месту, где нашли тело их коллеги и остановились. Следователь Кирьянов закрыл парадную ближайшую дверь, ведущую на улицу. Никто из жителей не показывался во дворе, так как было самое раннее утро. Следственный эксперимент должен быть без срывов.