Нойды. Красный браслет

Вика Фомина тем временем всхлипывала у стены, потрясенная услышанным, Маго крутился рядом, пытался ее отвлечь. Злата подошла к дивану, опустилась на корточки, дотошно разглядывая девочку. Володе в этот момент очень хотелось узнать, оценила ли она по достоинству его историю. Но, повернув голову, девушка тихо спросила:

– Мне кажется или в самом деле?..

– Да, – ответил Владимир. – Я это потом понял, когда уже вытащил ее из того двора.

– Вы о чем вообще? – опять заволновалась Таня.

Встрепенулись Вика и Магомет. Само собой, Угушев не стал дожидаться ответов, оттеснил Злату и сам внимательнейшим образом рассмотрел малышку.

– На Таньку здорово похожа! – огласил он свой вердикт.

– Не просто похожа. Они близнецы, – сказал Милич и крепче прижал к себе сестру, почувствовал сотрясающую ее мелкую дрожь.

– Но как такое возможно? – ахнул мальчик, которого вообще тема близнецов волновала чрезвычайно.

– Очень просто. Заморозка, – хмуро произнесла Злата. – Потом эмбрион можно разморозить в любой момент и работать с ним.

– Добро пожаловать, Тань, в клуб близнецов, – попыталась улыбнуться Вика, пока потрясенный Маго хватал ртом воздух.

Такое ему прежде и в голову не приходило.

– Ладно, давайте решать, – заторопился Володя. – Малышку нужно отправить к Элле, пока родители тоже не начали к ней приглядываться. Точнее, им и смотреть на нее категорически нельзя. Только Эллу нужно заранее предупредить, чтобы она к ребенку даже не приближалась. Тут посложнее будет, чем с тем мальчишкой, я даже не знаю…

– Я пригляжу за девочкой, – мягко произнесла Злата. – Мы что-нибудь придумаем, чтобы обезопасить Эллу.

– Хорошо, тогда я отвезу малышку и Злату, Маго забросим по пути. Отцовской машиной воспользуюсь.

– Твоя машина на въезде стоит сейчас, – замороженным голосом произнесла Таня, и Владимир заметил, какими тревожными взглядами обменялась четверка.

С Платоном явно случилось что-то нехорошее, но Милич решил выспросить у них все подробности по дороге.

– С ней утром разберусь. Всё, поехали. Мать вот-вот придет в себя и начнет допрос с пристрастием.

Он подхватил спящую девочку на руки, уже привычно запахнул полу куртки так, чтобы прикрыть ее лицо.

– Погоди, – попросила сестра, и он замер на месте.

Таня подошла, погладила малышку по торчащей из-под полы макушке с грязными спутанными волосами. Потом подсунула руки под куртку и крепко ее обняла. Девочка дернулась, и Володя грудной клеткой ощутил, как быстро-быстро колотится ее сердце. Но мешать не стал, он понимал: впервые в жизни Таня касалась кого-то, кто был ей родным по крови. Впрочем, сестра уже испуганно отдернула руки, попятилась:

– Ой, кажется, она проснулась. Володя, осторожней!

– Ничего, она ко мне уже привыкла, – улыбнулся сестре Владимир. – Ну всё, вперед. Где этот пронырливый тип?

Маго предсказуемо обнаружился рядом с отцом, возле пса. Вместе они вытащили Абрека из ванны и уложили на стопку простыней. Пес, выполнив свой долг и дойдя до дома, теперь совершенно ослаб, а кровь все еще текла – верхняя простыня уже окрасилась ею.

– Рана на брюхе серьезная, – через плечо буркнул отец. – Тут зашивать надо.

– Постараюсь на обратном пути раздобыть ветеринара. Пап, я возьму твою машину?

– Куда ты снова? – еще больше нахмурился отец.

– Ребенка отвезу, нашлись ее родители. Они сами приехать не могут, – упредил он зреющий вопрос. – Ну и ребят заодно развезу.

– Ладно, только в темпе. И чтобы был на связи, телефон не забудь.

– Эй, товарищ Маго, совесть у тебя вообще есть? – спросил Владимир, повторно вернувшись в ванную комнату за мальчиком.

Только после этого «товарищ» нехотя оторвался от Абрека, которому нашептывал что-то на ухо.

– Может, я лучше у вас останусь?

– Вот уж нет. Тебе родителей нужно успокоить. Названивают, небось?

– Я трубку не брал. А после звонка тебе телефон вообще сдох.

– Надеюсь, тебе хорошенько от них прилетит за это «не брал». Живо на выход!

Наконец загрузились в отцовскую машину, поехали. Злата на переднем сиденье держала на руках снова уснувшую малышку, Магомет сзади что-то сердито бурчал.

Город не спал в этот поздний час. Обычных горожан было не видно, зато повсюду ходили патрули, и в форме росгвардейцев, и полицейские, и дружинники. Жидкий поток машин полз по проспекту еле-еле, Володя даже заволновался, не проверяют ли на постах. Но на улицу, ведущую к дому Эллы, свернули нормально.

– Так где все-таки Платон? – не выдержал Милич.

Он-то ждал, что они сами заговорят, когда рядом не будет лишних ушей, – не дождался. Маго сразу затих, словно выключили звук. Но Злата все же ответила, явно превозмогая себя:

– Он поехал вместе с детьми и с теми людьми, которых послали за ними. Добровольно. Платон один может без всякого риска ухаживать за малышами, без него все это дело обречено было на провал. То есть мы тоже можем, но он велел нам остаться. Хорошо и то, что там наверняка есть врачи, они сразу займутся его ногой.

– Но он вернется? Когда? Вы на связи?

– Сейчас мы даже позвонить не можем, нужно хоть до зарядников добраться.

– Но он вернется? – настойчиво повторил Володя, чувствуя недоброе.

Впервые он воспользовался тем, что Злата не может врать.

– Мы не знаем, Володь. Возможно, нет… Не в ближайшее время.

– То есть вам что-то известно о планах тех людей?

– Да, кое-что, – с каким-то отчаянием выговорила девушка. – Они хотели забрать нас всех. Чтобы мы жили… в другом месте, вместе с новыми первенцами, растили и обучали их, сами учились… уж не знаю чему. Еще прежде Маго рассказал нам после встречи с отцом, что у нас остается месяц. Но Платон решил, что поедет один и постарается пока выгородить нас. Хотя я не уверена, что нам стоило разделяться. Володя, ой!

Машина сильно вильнула и едва не выехала на тротуар. Теперь Милич поспешно ее выравнивал, спрашивая себя, не потерял ли он сознание на долю секунды.

– Нашли что обсуждать, когда человек за рулем, – подметил сзади непривычно сердитый Маго.

– Да просто я должен был узнать об этом раньше! – заорал Владимир. Правда, шепотом заорал, не хотел снова пугать ребенка. – А не получать информацию по крупицам! Я имею право!

– Да имеешь, конечно. Но что бы это изменило? Ты бы с ума сходил. А сделать все равно ничегошеньки нельзя.