Жемчужина прощения

– Долго ты так будешь копаться, – она с разбегу нырнула в калейдоскоп нитей и, вытащив одну из первых историй, сама срезонировала с ней.

На этом замершем слайде будущего девушка неожиданно сильно поправилась и изнуряющие диеты и упражнения, добротно приправленные самобичеванием и неуверенностью в себе, слились в одну мучительную эмоциональную ноту, от которой хотелось зашвырнуть рамкой со своей юношеской фотографией в зеркало. Это чувство вихрем пробежало по всему вееру событий, подбрасывая вверх все похожие. Максим с облегчением отметил, что их было значительно меньше, чем с предыдущим семейным уютом.

На третьем таком слайде будущее снова осыпалось в голову колдуну, и копаться в данных стало куда проще.

– Что дальше? – спросил он, отсортировав большую часть вариантов. – Как пройти вперед? Ведь вы просчитываете по нескольку шагов для своих клиентов.

– Представь себе огромный стеллаж с книгами. До того как человек сделал выбор – все варианты возможны. Но стоит проявиться четкому намерению – взять одну книгу, – остальные пропадают. И ты остаешься лишь с тем, что держишь в руке. Соответственно, чтобы смотреть нити следствий дальше одного шага, нужно, чтобы у клиента появилось четкое намерение поступить именно так. Обычно я прерываю процесс, подробно рассказываю об увиденном и даю сутки на то, чтобы человек мог обдумать услышанное, представить, примерить и принять решение. После чего нахожу это решение и прохожу дальше.

– То есть мне нужно позвонить Настеньке? – спросил парень и странное эхо, отслоившееся от его собственного голоса, неприятно полоснуло по ушам.

– Ты не сможешь ей позвонить, – ответила колдунья, и ее строгий голос немного привел Максима в норму. – У тебя не получится общаться ни с кем, кроме меня, пока наши сознания взаимозаключены друг в друге.

– Как это?

– Пытался когда-нибудь посмотреть время во сне или прочитать надпись? Все меняется, расплывается и как бы не дается в руки. Вот будет примерно то же самое. Информативности ноль, а собеседник наверняка решит, что ты спятил.

– Великолепно…

– По нитям у меня все. Как тренироваться – расскажу, если выгребешь.

– А если бы Катерина не предупредила, что я наследник, было бы сюрпризом?

– Было бы как было… Прабабка моя дюжину претендентов сгноила еще на старте. А ты и так будто маслом намазанный. Интересно было бы нити твои посмотреть, почему судьба тебя так холит.

– С чего вы взяли, что она меня холит?

– Да с того, что ты боли своей не знаешь. Только чужую и видел. Такое колдунам редко дается.

– Может, потому, что я светлый?

– Светлый ты или темный, без разницы. Все, кто силу имеет, ответственности несут больше, а значит, за каждую ошибку платят втройне. И не поверю, что ты не ошибался и силу свою хотя бы по молодецкой глупости для себя да против других не использовал. Бессмысленно отнекиваться, знаешь же, что я сейчас без труда твое грязное белье наружу вытяну. Да только оно мне неинтересно. Ты не чувствуешь ничего. Этот предохранитель дает тебе холодную голову, чтобы лишнего не натворил. А значит, возможность либо была, либо еще будет.

– Зачем мне все это сейчас? Я не на сеанс психоанализа приехал… Вам-то, конечно, плевать, вы на моем горбу едете. Завтра проснетесь, как будто ничего и не было, а я за каждую минуту, что мы тут с вами беседуем, своими силами расплачиваюсь. Так что давайте по делу…

– Завтра – это ты невероятно оптимистичен, галчонок. Если за пару дней справишься – я тебе стоя аплодировать буду.

Максим почувствовал, как по лежащему где-то очень далеко телу пробежали мурашки. Двое суток провести на таком глубоком уровне, да еще и тратя силы на двоих, – он даже представить себе не мог такую нагрузку. Ладно, если просто вырубится, а если начнет терять связь с реальностью…

– Это как раз и есть самое сложное. Физически, скорее всего, ты вытянешь, ну не сможешь потом недельки две вообще ничего делать, но пройдет со временем. А вот за чердачок твой я не отвечаю, – хрипловатый смех Варвары Ивановны разлетелся повсюду и раскрошился на множество коротких неприятных звуков.

«Эти сбои от того, что мое сознание пытается ее отторгнуть», – подумал Максим, а потом засомневался, а он ли это подумал. Или, услышав свой смех ушами наследника, колдунья мысленно поцокала языком и решила, что он не справится. Тут спятишь скорее, чем разберешься.

– Хорошо! В чем правила игры? – спросил он, отметая тревогу насчет странных аудиопомех в их общении.

– Их не так много. Для начала, как ты уже понял, в одну дверь можно войти только один раз и только в одну сторону. Если ты в нее вошел, то обязан пройти путь до конца. Старайся отделять происходящее в пространстве от реакций в голове. Сознание твое хоть и привыкло, но не до такой степени. Погружаясь так глубоко и так надолго, оно будет сбоить, путаться, пытаться опереться на привычные схемы, которые тут неприменимы. Не ходи за умом, он тебя обманет. Смотри в суть происходящего. Ну и самое последнее и главное – ты должен найти выход. То есть понять, что является замком, и подобрать к нему ключ.

– А без загадок никак нельзя?

– У тебя ровно два способа узнать ответ на этот вопрос: обзавестись наследником или выйти из лабиринта. Хотя если ты не выйдешь, то никакого наследника тоже не будет. Значит, один.

И колдунья снова неприятно рассмеялась.

***

Максим позволил себе ненадолго очнуться. Добрался до туалета во дворе. Тело ощущалось непривычно, словно чужое, голова распухла, как при гриппе. Вернувшись, он зашел в закуток кухни, чтобы умыться, но некоторое время бездумно смотрел в окно на разгоравшуюся зарю. Прошли почти сутки, а про еду даже мысли не мелькало. Краем глаза колдун заметил посаженную на булавку открытку. Она казалась не по-деревенски изящной: сухие веточки лаванды, перетянутые шелковой ленточкой, были приклеены на вырезанный в виде тончайших кружев серый картон. Он тут же почувствовал, как приятно Варваре Ивановне было достать эту открытку из такого же красивого, замысловато украшенного конверта. Все письма, написанные этой рукой, отличались аккуратностью и шармом…

Максим осознал, что темная колдунья Ольга очень нравилась Варваре Ивановне. Гораздо больше, чем он. Тем не менее, были претенденты и до нее, и после.

Внезапное понимание, что он лишь один из череды пытавшихся, обрушилось, как снег с крыши. И сложно сказать, что кольнуло сильнее: страх, что дорога, по которой он идет, устлана костями, или то, что разбилась иллюзия собственной уникальности. Сердце пронзило сильнейшее желание коснуться открытки, пройти по отражениям прошлого, выяснить, кем была Ольга и чем закончилось ее испытание. Узнать, сколько вообще наследников потерпело здесь неудачу. Где, на каких ловушках остались они в построенном Варварой Ивановной лабиринте… Но, остановив ладонь буквально в сантиметре от открытки, Максим усмехнулся самому себе. «Холодная голова? – мысленно передразнил колдун. – И вдруг по-глупому чуть не вляпался в какую-то бессмысленную ревность. Какая разница, кем была эта женщина? Я прекрасно владею инструментом, который спрятан за этой дверью. Пустая трата сил и времени!». Образ Ольги, еще довольно размытый, только начавший появляться перед глазами, растаял.

– Молодец! – раздался голос Варвары Ивановны. Слово ощущалось как очередная незримая дверная ручка и достаточно было бы легкого импульса, чтобы схватиться за нее. Эта похвала, приятная после пережитой только что ревности, после вереницы неудач, стоивших прежним наследникам жизни или как минимум рассудка, несколько ободрила Максима. Появившееся воодушевление придало сил. Молодой человек зачерпнул воды в ковшик и снова полез на печь. Она давно остыла, но тепло под плотными одеялами вскоре вернулось.

Странный, нехарактерный для него эмоциональный подъем довольно быстро развернулся в приятное ощущение всевластия и силы. Да только наслаждаться ими пришлось недолго: колдун довольно быстро сообразил, что это не он сейчас испытывает прилив сил, а его наставница. Это она наслаждается притоком энергии, источником которой является он сам. Проще говоря, его жрут, а он балдеет и ухом не ведет. Хитро! И стоило ему от души улыбнуться, как распахнулась следующая дверь незримого лабиринта, за которой паутиной под потолком висели заключенные Варварой Ивановной договоры. Липкие веревки, обычные и ветвящиеся, в несколько уровней замерли в воздухе. Обычные имели лишь два конца, на одном из которых «сидела» хозяйка, а на другом – разных цветов и форм пиявки. Точнее, ярлыки с пиявок, которых день и ночь носят с собой договорняки. Эти полуразумные посредники, сосущие кто здоровье, кто удачу, кто деньги, кто эмоциональный спектр человека, часть оставляли себе на пропитание, а остальное отправляли по гибкому и безразмерному каналу колдунье. На ветвящихся веревках могло сидеть сразу несколько пиявок, в том числе подсаженных на супругов, детей, прочих родственников и даже подчиненных на работе. В ответ на непроизвольное внутреннее возмущение Максим получил возможность разобраться в механизме подобного подселения паразита. Выходило, что если человек по каким-то причинам берет на себя роль опекуна, несущего за кого-то ответственность, а опекаемый соглашается и отпускает вожжи собственных решений, прекращая активность, то у первого появляется моральное право распоряжаться его ресурсами. Максим скривился, разглядывая, как сердобольные матушки, казалось бы, из лучших побуждений просят для своих чад хорошей успеваемости в обмен на здоровье или некий элемент успешности, без которого все эти прекрасные отметки в не столь уже далеком будущем никого не заинтересуют. Но самыми жестокими, безрассудными и, конечно же, многочисленными были любовные договора. Привороты, отвороты, козни соперницам, жучки, создающие ореол привлекательности, и прочий адский зоопарк.

– Вникать в подробности будешь? – усмехнулась Варвара Ивановна. – Видел бы ты свое лицо. Как будто лимон жуешь.

– А что, есть варианты выйти отсюда, не вникая?

Наставница снова неоднозначно хмыкнула, и Максим провалился в первый попавшийся договор, где уже немолодая женщина, врач-педиатр, пыталась сохранить брак с любимым мужчиной много ее старше. Только расплатиться самой ей было нечем: ни здоровьем, ни финансами, ни удачей похвастаться она не могла. И их малышу пришлось проститься со своей решительностью в обмен на сомнительного папу, который, скорее всего, не перестал скандалить и ходить налево, просто уйти не мог.

Все, что собирали пиявки, повисало в особом астральном пространстве – кладовой, откуда колдунья дергала что-то под очередной заказ или для собственных нужд. Сформировать такое пространство и содержать его за счет собственной энергии, конечно, было нереально, требовались доноры – собственно, договорняки. Таким образом, и сама Варвара Ивановна в определенном смысле сидела на договоре, по которому в случае отсутствия подходящих клиентов обязана была жестоко расплачиваться – собой.

– А расторгать как?

– Договора, действующие до наступления определенного обстоятельства, чаще всего обрываются сами. А бессрочные почти невозможно разорвать.

– «Почти» не считается, – улыбнулся Максим, все еще ощущающий приятный, дурманящий вкус силы, накопленной колдуньей.

– Свежие договора, пока пиявка не разрослась, – до полугода, реже до года, в зависимости от эмоционального или, как бы это сказать, психического иммунитета клиента, – можно расторгнуть просто по сильному противоположному намерению. Например, в этом договоре врачихе надо было бы хотеть, чтобы муж убирался ко всем чертям, и самой подать на развод, причем помогая сыну проявлять решительность. Но, как ты понимаешь, такое маловероятно. А если пиявка уже прижилась и располнела на добротных харчах, то оторвать ее только другой колдун может – либо за свой счет, либо по другому договору. От обычного снятия пиявок, бездоговорных, отличается только тем, что договорные сильнее, а потом нужно поток в обратную сторону развернуть. Чтобы назад откачать потраченное.

– Потренироваться дадите?

– Еще чего! Это живые рабочие договора.

– А мне какое дело? У нас с вами тоже, на минуточку, договор, по которому вы меня жрете, как не в себя. Чуланчик уже до весны небось мною проплачен?

– А ты мозгами-то пошевели, если они у тебя еще не выкипели. Сколько силы потребуется, чтобы рабочий договор прервать и вернуть все в пространстве на свои места? Не проще посмотреть, как я с этими клиентами разобралась?

– Так вы же этот договор и расторгли?

– Да, через пару лет она сама взвыла от него. Но, думаешь, ее это чему-нибудь научило? Ничего подобного! Редкий человек готов учиться на своих ошибках. И принимать жизнь такой, какая она есть, – труд, который под силу не каждому. Куда привычнее клянчить то, что перед носом, не задумываясь о последствиях. Ну что, будешь смотреть?

– Да куда я денусь! Надеюсь, таких, как вы, дожидается персональный котел в аду! – выдавил сквозь зубы Максим.

– Зато свой! – отозвалась колдунья и незримыми руками подбросила поток его сознания под потолок, где через нити причин они провалились в потускневший старый договор.

Внутри он напоминал русло пересохшей реки. Высокие берега стояли голые и только узкий ручеек петлял меж лежащих на песчаном дне коряг и камней. Подойдя к нему, Максим с удивлением заметил, что вода бежит вверх – тонкие струйки заползают на отполированную крупную гальку. Зрелище завораживало. Он опустил пальцы в воду, но вместо ее температуры или плотности ощутил решительность восьмилетнего мальчика. Сначала на уровне эмоций, а потом и картинками: способность поднять руку на уроке, зная ответ, пригрозить задирающим его мальчишкам, признаться матери, что отец давно пугает его куда больше, чем вызывает уважение или любовь. И каждая десятая капля этой странной жидкости в действительности была силой, направленной колдуньей, чтобы вернуть мальчику то, что принадлежало ему изначально. Душераздирающая абсурдность ситуации вонзила тысячу игл злости в сердце Максима. Почему за страх и недоверие одних должны настолько жестоко расплачиваться другие?! С чего договорняки вообще решают, что так будет лучше для них, для кого бы то ни было?..