Счастье падало с неба…

Панама

– Уймись, Стасик, мама пошутила! Конечно, ты будешь купаться. Твоя рана не так серьезна, чтобы сидеть на берегу и смотреть на остальных…

На песчаный пляж с радостными криками в сопровождении одного взрослого высыпала целая ватага ребятни, человек пять-шесть. Отдыхающие вздрогнули от детского визга и пожалели, что безмятежному спокойствию пришел конец, потому что взрослые люди томно принимали солнечные ванны, сонно переворачивались с боку на бок под шум голубой волны, наслаждались относительной тишиной. Теперь от резких криков и неприличного хохота безмятежность их рассыпалась, словно замок из песка. Но полуденное солнце уже катилось к зениту, и многие, сверив часы, тут же засобирались на обед, в прохладу приморских кафе.

Дерзко нарушенная пляжная идиллия разрушалась на глазах. Дети не умолкали, о чем-то спорили, и девочки свою позицию отстаивали столь решительно, что самая старшая из них – одиннадцатилетняя Люся – даже немножечко охрипла. Предметом спора был все тот же Стасик. Сегодня вечером он снова хотел водить в прятках как вчера, но полученный ушиб и пара кровоточивых ссадин на карьере «водилы» поставили жирный крест. Во всяком случае, Люся так и заявила:

– Обойдешься! Из-за тебя мы вчера все без мороженого остались.

Это была святая правда, но Стасик возложенной на него вины не признавал. Просто территория старого пансионата, куда семейство прибыло в долгожданный отпуск, приглянулась ребятне непролазными дебрями, кое-где увитыми столетней лианой – не парк, а карибские джунгли. Стасик первый предложил:

– А давайте в прятки! Разделимся на пиратов и солдат. Кто найдет клад, тот и водит. Я начинаю!

Почин ознаменовался пронзительным криком, схожим с индейским боевым кличем, но к сумасбродным идеям Стасика уже все привыкли. Игра увлекла новизной, натурализмом, и тем первородным запалом, который встречается исключительно в поисках сокровищ и еще, возможно, грибов, если не знать заповедные места, а идти по лесу наугад.

Детвора не излазила и половины парковой зоны, как в быстро сгущающихся сумерках Стасик споткнулся о корягу, сильно ушиб колено, оцарапал локоть и носом приложился в сосновый опад. Полное фиаско! Выговор получили все, но стыд испытал один лишь Стасик, когда мать на виду у всех смазала рану зеленкой, несмотря на крокодиловы слезы и жалостливые стоны потерпевшего. Одна бабушка пожалела, пригладила на его голове взлохмаченный хохолок.

– Не плачь, Стасик, не позорь фамилию. Люди смотрят, – и незаметно сунула в его потную ладонь конфету, но Люська заметила.

…Спор они затеяли с утра. Игру вчера не доиграли, а Люся еще придумала закопать для пущей достоверности жестяную банку с мелочью в качестве желанного клада, и карту с изображением пиратских меток придумала тоже она. Стасик двоюродной сестре жутко завидовал. Люська превзошла его во всем, и ему предстояло до вечера отстоять свое первенство среди девчонок, на поддержку младших надежды не было. Те всю дорогу делили леденцы, рассовывали по карманам и бузили по-тихому, не привлекая к себе внимание взрослых, плетясь в самом конце растянувшегося отряда.

Когда вышли к берегу, спор потерял всякий смысл. Завидев море, детвора, как по команде, принялась снимать штаны, шорты, юбки.

– В воду никто не заходит, пока бабушка не дойдет! – прозвучала общая команда, и многие из отдыхающих, кто уже собирался покинуть пляж, почему-то передумали и тоже решили дождаться бабушку.

Вероника Наумовна явилась в сопровождении старшего сына. Она грузно опиралась на костыль, едва переставляла ноги. Устала.

Ее под руки подвели к самой кромке, усадили на раскладной парусиновый стульчик так, что больные ноги оказались по щиколотки в воде.

– Хорошо. – Бабушка осмотрела ближний горизонт. – А пиво у нас есть?

Младший сын кинулся к пакетам, порылся и уже через секунду вложил в протянутую руку открытую баночку холодного пива и пакетик соленого арахиса не забыл.

– Папа, ну можно купаться! Нам жарко! – заныли малыши.

– Можно, по очереди, не все сразу.

– А на глубину?

– Три метра от берега. И панамы наденьте!

Никто из старших так и не отмерил три метра безопасной зоны. На мелководье под мохнатыми от водорослей камнями младшие корочкой хлеба выманивали краба. Девочки завладели надувным матрасом и, лежа на животах, через маску аквалангиста по очереди высматривали стайки рыбешек. Стасик попробовал было пристать к старшему брату, но Толик натянул ласты и с головой плюхнулся в набежавшую волну. Его трубка на зависть всем лавировала между оранжевыми буйками, иногда из нее вырывался фонтан брызг.

Отцы родственных семейств, два брата погодки, увлеченно вели спор о самых разных вещах, сидя на мелководье по пояс в воде, и старались держать под контролем, то и дело пересчитывая по головам, семь душ, и косились на мать, Веронику Наумовну, которая не спеша допивала пиво, щурилась от яркого солнца и, казалось, ничего вокруг не замечала.

Оставшись не у дел, Стасик подсел к бабушке на прохладный камень. Рана его на коленке за ночь затянулась, но мочить ее мать строго-настрого запретила. Стасик тяжело вздохнул, подпер подбородок кулаком и зачем-то произнес:

– Хорошо Саньке Горелому, у него кроме собаки никого нет.

Он тут же испугался собственных слов, потому что в свои неполные девять лет уже знал цену лишним словам и раза три стоял в углу за ябедничество.

– Собака это хорошо, – отозвалась бабушка. – Но братьев и сестер она не заменит. Знаешь, чего мне хотелось больше всего на свете в детдоме?

Стасик удивленно уставился на старушечьи ступни, омываемые пенной волной. О своем детстве бабушка рассказывать не любила.

– Старшую сестру хотела найти. Нас из Ленинграда на разных машинах вывозили, я доехала до Большой земли, а Люся – нет. Я потом долго ждала, что она объявится и меня найдет, мечтала поскорее вырасти, чтобы искать ее по детским домам. Да все оказалось напрасно… Ты с ребятами помирись.

– А чего они? – Стасик утер нос.

– Дипломатии тебе не хватает, – вздохнула бабушка. – Умей к людям подход найти. Дедушка твой целой флотилией командовал и ни одного нарекания у него не было за двадцать лет службы. Понимаешь, какая ответственность на нем лежала? Корабли, моряки, офицеры. У всех семьи, жены, дети. И все к нему то с просьбой, то за советом. По парку гуляем, каждый второй козыряет, приветствует, незнакомые дамочки подходят, за что-то благодарят. Безотказный был человек…

Стасик чувствовал, что бабушка разговорилась не на шутку, на его памяти ни с кем таких разговоров она не заводила. О дедушке, адмирале Черноморского флота, в семье говорили с особым почтением, но с годами и эта память безжалостно стиралась новыми житейскими слоями, и только свежий портрет деда на фанерном трафарете раз в году несли на майский парад в потоке таких же черно-белых фотографий…

– Я воды хочу!

Маленький Женя с синими губами вынырнул из морской пучины прямо перед бабушкиными ногами. Его трясло как в лихорадке.

– Греться немедленно! – скомандовала Вероника Наумовна зычным голосом, даже сыновья ее подскочили с насиженных мест.

Все уже давно накупались, наплавались, наплескались – ужасно проголодались! Семья собралась под огромным зонтом. Дети кутались в полотенца, отцы обсыхали под палящими лучами. Толик хвастался ракушками, найденными на морской глубине, перед носами малышей крутил крабовой клешней. Бабушка продолжала сидеть на стуле, мочила ноги.

– Воды хочу, – ныл Женя и тер глаза.

Но воды в продуктовых пакетах не оказалось. Арбуз, вино, сушеная рыба, карты, семечки, сахарное печенье, сигареты для бабушки. Воды нет!

– Я где-то читал, что в экстремальных случаях воду можно заменить вином, – предложил отец Стасика брату, надеясь на одобрение. Идти по солнцепеку до ближайшего магазина никто не хотел.

– Ура! Ура! Мы будем пить вино! – пятилетняя Ксюша не смогла сдержать восторга.

Весь пляж замер в ожидании интересной развязки, но тут в разговор вмешалась сердобольная тетенька, зорко наблюдавшая за компанией со стороны.

– У меня! У меня есть вода. Вот возьмите, целая бутылка. Вы что детей вином поите!? Совсем совесть потеряли. И бабка ваша на солнцепеке без панамы сидит, пиво хлещет вторую банку. Солнечного удара не боитесь? Жены ваши где? Дети купались беспризорные, пока вы на теплушке отмокали…

Воду разлили по пластиковым стаканчикам, хватило всем. На сердитую тетеньку никто не обиделся. Откуда она могла знать, что отдых многочисленного семейства заключался в пари между женами и мужьями. А пари было такое: продержаться полдня на самоконтроле и дать женской половине немного отдохнуть. Здесь выигрывали все: и дети, и мужья, и свекровь без панамы. Цепочка замыкалась именно на ней, на Веронике Наумовне. Невестки устали от ее бесконечных замечаний, а свекровь все больше разочаровывалась в выборе сыновей. Но подрастали внуки. На пустом месте возникали такие же бессмысленные споры, ссоры, обиды, ревность. Бабушка никому не давала поблажек, ко всем дышала справедливо ровно, а перед Стасиком дала слабину.

Вероника Наумовна давно не видела море, с того года, когда в госпитале от обширного инфаркта скончался муж. Море напоминало ей о счастливой жизни, о приятных хлопотах, о житейском водовороте, и долгое время она думала, что выпала из него навсегда, пока не разглядела в маленьком Стасике, зачинщике всех несчастий, любимые черты. Та же горбинка на носу, прямой разлет белесых бровей, упрямый лоб и напряженная складочка на подбородке под нижней губой. Она слышала за спиной недовольный шепот невесток, что из всех детей именно Стасик стал ее любимцем, и виной были его маленькие, аккуратные, ярко-рыжие веснушки на вздернутом носу, а у деда Станислава они были темно-коричневые, расплывшиеся, как чернильные пятна…

– Арбуз будешь? – Стасик протягивал ей алую скибку с черными вкраплениями. – Воду малыши выпили, а пиво закончилось. Тебе панаму принести?

Бабушка улыбнулась, заговорщически подмигнула.

– Не надо. Иди купайся.

Греясь на солнце, Вероника Наумовна вспоминала далекий шестьдесят восьмой год, когда в Ялте на теплоходе порыв ветра унес с ее головы белоснежную панаму в открытое море, а молодой лейтенант, подавая руку на трапе, произнес:

– Девушка, не расстраивайтесь. Панама вам совершенно не шла. Разрешите вас сопроводить?..

Случайный шквальный ветер и супружеское счастье длиной в сорок три года. Она никогда больше не носила панам. Они ей не шли.