Счастье падало с неба…

Вместо свадебного торта на праздничном столе между холодцом и запеченной уткой красовалась шарлотка на «антоновке» с хрустящей корочкой.

Яблоки

Утро началось суетно. С опоздания. Людочка опоздала с завтраком, с глажкой широких бантов и расчесыванием русых кос. У двойняшек в этот день был заключительный танцевальный конкурс. Девочки, издерганные преподавателем по танцам, и сами умудрились нагнать на себя такого страху, что от волнения их слабые желудки ничего не принимали: ни омлета, ни ветчину, ни чая.

– Пусть хоть молока выпьют, – шипела свекровь.

Эмма Павловна сидела за кухонным столом и победоносным видом наблюдала за суматошной беготней невестки, причем левая, тонко выщипанная бровь ее изгибалась острым треугольником. Всю неделю Эмма Павловна намекала на помощь. На даче погибал урожай. Созревшие яблоки градом падали с гибких ветвей и бессовестно гнили в сырой траве, но сын с невесткой не замечали ее беспокойства.

Яблоки Эмма Павловна предпочитала всем другим фруктам и ягодам. За день съедала больше десятка, причем и спелых и с зеленцой, намывала целую гору и кромсала острым ножом на крупные кусочки, отсекая все лишнее.

В размышлениях, как спасти урожай, она вся извелась, день за днем прокручивала в уме возможные варианты, но ничего не складывалось.

Во вторник она не выдержала, после ужина выставила сыну ультиматум.

– Неужели трудно родной матери хоть вот столечко помочь! – И выставила на всеобщее обозрение край мизинца. – За мои-то труды!

Ради спасения урожая сын пообещал взять на работе отгул, но вместо обещанного уехал на три дня в командировку в Саратов. Просто ирония судьбы. Отгул в четверг взяла Людочка, но ради девочек, ради конкурса бальных танцев, в котором им пророчили первое место.

– Сама поеду, – решила Эмма Павловна.

Вечером в кладовке с обиженным видом она нарочно громко гремела эмалированными ведрами. Эмаль для натруженных рук была тяжеловата. Тогда в объемный пакет Эмма Павловна втиснула два пластиковых ведра, легкие и вместительные одновременно…

– Мама, ну зачем вы поедете на дачу? – Между утюгом и плетением третьей косы Люда отговаривала свекровь от поездки за город. – На выходные съездим все вместе. Валера из командировки вернется. Если вы хотите яблок, то я вам пару килограмм на рынке куплю.

– Буду я рыночные есть, как же! – Правая бровь задралась дугой, левый треугольник вытянулся в линию. – Свои гниют… Знаю я ваши выходные, то одно, то другое. Сама поеду. Вы больно все занятые.

Людочка, хорошо изучившая характер свекрови, научилась точно улавливать непреклонный тембр голоса Эммы Павловны, и в этот момент разговора уступчивость казалась самым правильным решением. Более того, брак ее тоже держался на уступчивости, которой Эмма Павловна умело манипулировала в личных целях.

Вместе они вышли из подъезда и разошлись в разные стороны. Людочка с девочками побежала на трамвайную остановку, свекровь – на троллейбусную. В четверть двенадцатого от конечной остановки троллейбуса отправлялся дачный автобус. Эмма Павловна все рассчитала. За два часа между рейсами она успевала и яблоки собрать, и полить огурцы в теплице, и грядки вспушить новенькой, хорошо наточенной тяпкой.

Дорогой она злилась на сына, бог знает в чем, винила невестку и вспоминала то золотое время, когда Валерочка принадлежал ей одной и по первому материнскому зову бежал выполнять ее грандиозные задумки, начинания, фееричные проекты. И если бы не женитьба, был бы он сейчас большим начальником, а не инженером на побегушках. И пока Эмма Павловна добиралась на дачу, ее притупленное жарой воображение рисовало красочные картины упущенного будущего…

Под полуденным зноем она первым делом полила в теплице огурцы, радуясь пупырчатым завязям. Прошлась тяпкой по клубничным грядкам, подвязала молодые побеги малины, придирчивым глазом проверила картофельную ботву. Колорадского жука не нашла.

– Сдохла нечисть поганая, – от души порадовалась Эмма Павловна.

Яблок набралось намного больше, чем было рассчитано. На сортировку ушел целый час, причем спелые, небитые, сорванные прямо с ветки укладывались в ящик, а требующие немедленной переработки, с червоточиной и мятым бочком – в ведра. Пропавшую часть урожая, сгнившую от долгого лежания на земле, пришлось закопать.

Перед тем как отправиться в обратный путь, Эмма Павловна решила на скорую руку приготовить кофе на электрической плите, но дачный электрик – вечно поддатый, наголо бритый мужичок – еще с утра отключил линию от подстанции. Менял предохранители.

Оставшись без целительного напитка, Эмма Павловна в два прикуса справилась с домашними бутербродами, промочила горло минеральной водичкой и, подхватив два ведра с яблоками, засеменила на остановку. Автобус шел строго по расписанию. В запасе оставалось несколько минут.

Присев на лавку, Эмма Павловна безразлично оглядела собравшуюся публику и решила позвонить сыну. Ни вчера вечером, ни сегодня утром Валера почему-то ей не позвонил. Она уже подобрала слова для короткого разговора, которые уколют, но не больно, ведь мать не способна навредить ребенку больше, чем он сам может навредить себе… Вдруг яблоки из ведра подпрыгнули прямо в лицо, а черный асфальт улыбнулся приветливо и грязно.

– Ой, граждане, женщина упала! Помогите, люди! Помогите! Молодежь, скорую вызывайте!

Это последнее, что она услышала. Возле ее уха какая-то низенькая женщина в белой косынке голосила пронзительно неприлично, а спелые яблоки катились по остановке под ноги удивленным прохожим…

После конкурса Людочка повела девочек в городской парк. Там они гуляла до наступления темноты. И среди пестрой толпы двойняшки выделялись приметными фигурками, словно фарфоровые балерины. Тонкие, гибкие, почти невесомые. Прохожие оборачивались им вслед, и Людочка с некоторой гордостью, держа дочерей за руки, ощущала и свое участие в их совершеннейшем успехе. Первую высоту они взяли! С понедельника начнутся репетиции для краевого конкурса, но сегодня они праздновали по-настоящему – с мороженым и сладкой газировкой.

Еще один сюрприз Людочка берегла для мужа. Сюрприз грандиозный! Вчера на совете директоров банка ей объявили о повышении. Из начальницы маленького отдела кредитования она давно выросла.

Десять лет назад, вручая ей красный диплом, декан экономического факультета напророчил Людочке стремительный карьерный рост и руководящее кресло. С креслом все сбылось в точности. Удобное, мягкое, в подчинении три человека, но дальше было замужество, декретный отпуск и вечно болеющие девочки, на работу времени не оставалось. Карьера ее потихоньку сползала вниз, хотя кресло в кредитном отделе почему-то долго пустовало, все никак не могли подобрать Людочке замену на время ее декретного отпуска.

Семейные хлопоты они с мужем разделили пополам. Валера обожал девочек, баловал подарками и много чем еще, и втайне от жены пожертвовал положением ведущего инженера ради семьи. Не сговариваясь, они оба понесли себя в жертву на семейный алтарь, и счастье их наверняка было бы идеальным, если б не свекровь. Эмма Павловна выпадала из общего семейного счастья, а вернее, плохо с ним мерилась.

О собственной квартире Люда мечтала с первого дня замужества. О большой, красивой, удобной. Чтобы девочки имели отдельные комнаты, чтобы была родительская спальня и вместительная гостиная с окнами на восток. Еще Людочка мечтала завести на широкой лоджии маленький уголок рая с орхидеями, лимонами и папоротниками. И пить по выходным чай среди зеленого оазиса, любуясь солнечным утром. Такая мечта стоила дорого, а лишних средств не было.

Кредиты Валера не признавал:

– Не надо загонять себя в долги. Сами заработаем. Время еще есть.

Время бежало быстро, намного быстрее, чем они планировали, а в жизни ничего не менялось. Девочки подрастали. Их частые ссоры в единой спаленке приносили Людочке разочарование, временами даже страх, что квартирный вопрос может рано или поздно навредить счастью. И вдруг повышение! Впереди ее ожидала небольшая стажировка в головном офисе, командировка в Москву, и новое кресло из белой кожи заведующего валютным отделом, о котором мечтали многие.

Люда весь вечер подсчитывала в уме, какие возможности откроет перед ней новая должность, заранее радовалась льготному кредиту на покупку квартиры, словно заявление, подписанное финдиректором, лежало у нее в сумочке.

Новость распирала Людочку изнутри. Она сдерживалась из последних сил, чтобы не позвонить мужу. Представляла, как вытянется Валеркино лицо, округляться глаза, а потом под красное вино они будут просматривать объявления квартир в жилищном вестнике, но пара интересных вариантов у Людочки уже имелась…

В пустой, темной квартире стояла напряженная тишина. Свекрови нигде не было. И этот важный факт остался без внимания, потому что Эмма Павловна часто меняла планы и без предупреждения ночевала на даче.

Муж позвонил около десяти часов вечера.

– Люся, а мать где? Я дозвониться до нее не могу.

– Телефон, наверное, разрядился. Она утром на дачу уехала, вероятно, там ночевать осталась. Наработалась. Устала. Да мало ли что…

Кнопочный старенький телефон Эммы Павловны остался лежать под скамейкой на дачной остановке. В сумочке кроме проездного на автобус, ста рублей мелочью, расчески и валидола фельдшер «скорой помощи» ничего больше не нашла. Описание внешности и примерный возраст передали в полицию на всякий случай, вдруг родственники кинутся искать. И кинулись. Только на вторые сутки, когда свекровь не вернулась домой.

Сначала Людочка обзвонила морги, потом больницы, два раза беседовала с дежурным полицейским, подробно описывала внешность Эммы Павловны.

– Она на дачу собиралась за яблоками, – уточняла взволнованная невестка.

– Минуточку. В одном протоколе яблоки фигурировали…

В палату она вошла после продолжительного разговора с лечащим врачом. Молодой невролог приятной внешности подробно объяснил методы лечения, длительность реабилитации, затронул дефицит лекарств и вскользь упомянул о маленькой зарплате. Но Людочка и так знала, что после инсульта единицы возвращаются к полноценной жизни. В сумке у нее лежал еще теплый бульон, жидкое картофельное пюре, два апельсина и три яблока, купленные на рынке.

Увидев ее, Эмма Павловна едва улыбнулась перекошенным на левую сторону ртом и что-то промычала нечленораздельное, но невестка поняла и без слов – пора менять подгузник. Потом они долго смотрели друг на друга. Одна жалела о еще не прожитых годах, другая – о ведре спелых яблок.