Когда цветет олива

– Ты говорил с отцом? – Франческо не мог поверить, что родной брат способен так легко лишить его отчего дома.

– Нет еще. Боюсь, что он откажет нам. Ты должен поддержать меня, брат, и уговорить отца, если он воспротивится отдать мне половину имущества.

– Он воспротивится, Джулиано, можешь даже не сомневаться в этом, – теперь младший брат хлопал по плечу старшего с явным участие и сожалением. – Ты опоздал, Джулиано. Если русская поселится в этом доме, отец ничего тебе не даст…

Вернувшись на свою половину, он подробно рассказал жене о хитроумном плане брата, не упустив того момента, что именно Паола являлась главным инициатором раздела имущества. Опечаленная таким поворотом событий Роза неожиданно растрогалась, расплакалась и, зажимая ладонями рот, чтобы не разбудить рыданиями в соседней комнатке спящую Лину, призналась мужу в двухмесячной беременности.

– Это мальчик, Франческо! Я чувствую!

Счастливый отец долго сжимал в нежных объятиях любимую жену, пока не стихли судорожные всхлипы, а глаза ее не высохли от горьких слез. Три раза он клятвенно обещал Розе держать пока всё в тайне и по ее просьбе даже перекрестился на распятие.

– Если отец узнает о нашем ребенке, он не захочет делить имущество. Во всяком случае, сейчас…

Теперь же, сидя на отцовской кухне, он рассеяно слушал щебетание Лины, которая подсовывала ему под самый нос красочные рисунки зверей, но Франческо смотрел только на Марию. С приветливой улыбкой русская поставила перед ними глубокие тарелки с подогретым карпаччо, нарезала пшеничный хлеб, полила густым оливковым маслом свежий салат из помидор, базилика и белого сладкого лука, крупно порезанного кольцами, а перед Пэскуэлиной выставила целую миску разваренного риса с молоком и медом. Она ничего не говорила, но ее плавные жесты, размеренная медлительность, невозмутимое спокойствие и едва заметный грациозный наклон головы к левому плечу утвердили Франческо в невысказанном превосходстве этой женщины на семейной кухне Тонини. А после возвращения Розы он и вовсе убедился в том, что всего за один только день пребывания в доме отца гостья завоевала его безграничное расположение, которым успешно пользовалась, даже не проявляя особых усилий.

За ужином две женщины пытались найти общий язык. Одна красноречивыми жестами сердечно благодарила за оказанную помощь с ребенком, другая не менее выразительными жестами объясняла, что ей не составило большого труда поиграть с девочкой, разрисовывая в альбоме зверей и птиц. Розу восхитили рисунки Марии, а Лина после ужина пыталась их повторить.

– Если надо посидеть с девочкой, я всегда рада помочь, – на прощание Маша прямо с планшета прочитала сложное предложение.

Она дважды ошиблась в произношении незнакомых слов, но Роза даже глазом не моргнула, согласно кивнула головой и с благодарностью пожала протянутую руку.

– А как же Карла? – удивился Франческо. – Она обидится.

– Она уже обиделась, – пояснил Марио, закуривая новую трубку. – Еще утром заявила, что больше ноги ее не будет в моем доме.

– И ты не хочешь с ней помириться, отец?

– Пока нет. Каждый должен жить своей жизнью, Франческо. Или ты думаешь, я не заслужил такого подарка?

Перед сном сын долго думал над словами отца. Имел ли он права таиться от него, когда другие плели за его спиной интриги, подсчитывая стоимость недвижимости и мечтая поскорее ее поделить. Деревенская жизнь вполне устраивала спокойного и рассудительного в своих ограниченных желаниях Франческо. Он не гнался за длинным рублем, не стремился казаться умнее, чем был на самом деле, любил эту щедрую суглинистую почву, взрастившую в нем доброе открытое сердце и трудолюбивые мозолистые руки. Его вселенная зародилась в карих глазах Розы, а с появлением дочери расширилась до бесконечности с ярко вспыхнувшей звездой по имени Пэскуэлина в самом центре. Он не желал менять привычный уклад отлаженной жизни, и даже появление в доме русской женщины не так удручающе подействовало на него, чем признание родного брата отсудить у отца свою долю. После долгого раздумья Франческо решил при первом же удобном случае поговорить с отцом о Джулиано, и может быть, вдвоем они найдут правильное решение.

– Она понравилась мне, – прошептала Роза перед тем, как закрыть глаза.

– Кто? – не понял Франческо.

– Мария. Она добрая и веселая, не то, что вечно недовольная Карла или заносчивая Паола. Лина просила завтра снова остаться с Марией.

– Ты с огнем играешь, Роза, – забеспокоился муж. Мало ему проблем со старшим братом, так теперь и тетка возненавидит их семью.

– Ты знаешь характер дочери, Франческо. Она будет с той, которая пришлась ей по душе. Сердце ребенка трудно обмануть.

– А, делайте, что хотите, – во всяком случае, он попытался предотвратить неминуемую катастрофу.

– Ради Марии твой отец зажег сегодня камин, – улыбнулась в плечо мужа довольная Роза.

– Неужели? – от удивления он приподнялся на локте, пытаясь в темноте разглядеть песочные глаза.

Франческо легко мог пересчитать по пальцам те праздничные дни, когда отец позволял разжечь в доме большой камин. После смерти матери к нему не прикасались долгие семь лет, и только рождение внучки заставило Марио возобновить семейную традицию – воскресными вечерами собираться вместе и разводить благословенный очаг.

– Боюсь, твой отец настроен серьезно, Франческо. Эта женщина войдет в нашу семью…

Он так ничего и не ответил уснувшей Розе, только поцеловал в теплый висок и плотнее прижался к нежному телу. Из-за дождливой погоды в холодной комнате пахло сыростью, а в углу на потолке через толстый слой побелки снова проступили темные пятна плесени, которые появились прошлой зимой после первого в их жизни сильного снегопада.

Глава третья

На следующее утро Маша опять проснулась в шесть утра, но уже по местному времени. На кухне в медной турке с толстым дном Марио варил черный кофе, колдовал над омлетом толщиной в указательный палец, густо посыпая мелко нарезанным зеленым луком, рукколой и тертым сыром. С его полных губ слетело хорошо знакомое «buongiorno» и «prego», хозяин любезно приглашал к столу.

– Я проспала? – Маша с долей разочарование присела за накрытый по всем правилам деревенского этикета стол.

– No! Bellissimo![17 - Нет! Прекрасно!]

Откуда-то с полки Марио достал припрятанную вазочку с ярко-оранжевыми цветами и с довольной улыбкой выставил ее в центр накрахмаленной салфетки для создания отличного настроения и хорошего аппетита.

Цветы напоминали любимые бабушкины ноготки, выращенные ранней весной под окнами дачного домика в Подмосковье. Над ними всегда роились пчелы и толстозадые шмели, а еще бабушка каждый день обрывала узкие лепестки с маслянистым запахом, высушивала на проветриваемой веранде, чтобы зимой вместе с липовым цветом заваривать от простуды.

Маше импонировало и по-детски наивные ухаживание пожилого мужчины, и его открытый полный восхищения взгляд, и те легкие касания мягких губ к ее холодной руке с бледной почти прозрачной кожей. Она отвечала улыбкой, а он не сводил счастливых глаз с красивого лица.

После завтрака Марио вручил ей деньги и список из двух пунктов – хлеб и чай. На вырванном из блокнота листе нарисовал подробную схему, как найти в деревне продуктовый магазинчик. С Франческо ему предстояло на целый день уехать в Лапио, отвезти материал и начать строительство птичника, а Маше очень хотелось подышать свежим воздухом, полюбоваться местными красотами и почувствовать ту притягательную силу несравненной Италии, о которой в последний вечер перед отлетом Лора прожужжала все уши.

В восемь утра на голубом безоблачном небосклоне сияло яркое солнце. После сумрачных комнат с низкими давящими потолками бескрайняя голубая синь, залитая утренними лучами, казалась сотканной из чистейшего хрусталя. Маша зажмурилась от дневного света и полной грудью вдыхала опьяняющий для городского жителя живительный эликсир благодатного края. Под ногами шуршал ракушечник, лужи за ночь успели высохнуть, а остатки воды ушли в каменистую почву. Возле распахнутых ворот оживал огромный куст розового олеандра, прибитые дождем густые соцветия стряхивали остатки влаги и тянулись к теплым лучам, источая дурманящий аромат.

Рядом с домом находился высокий навес, за ним небольшой сарайчик. Капитальный гараж долгие годы значился только в мечтах главы семейства Тонини, поэтому вся техника со строительными механизмами парковалась под навесом, основательно укрепленным деревянными столбами.

Франческо, пожелав Марии доброго утра, от смущения завел свой грузовик только со второго раза. Спаниель носился по двору за капустницей, щелкая в миллиметре от белых крыльев пастью, пытаясь сцапать легкую добычу, и всё время жался к Машиным ногам, подставляя под руку мокрый нос и голову для поглаживания. А когда в ответ на воздушный поцелуй Марио она звонко рассмеялась, добродушный Ричи ту же многократным лаем одобрил ее смех.

Вдалеке виднелись то ли небольшие горы, то ли высокие холмы, а лесной массив подступал к самой деревушке, тесня сплошь и рядом каменные строения к реке, так сильно обмелевшей в засушливый сезон, что даже недавний дождь ни на миллиметр не прибавил уровень грязно-желтого ручья. Вдруг по воздуху разнесся глухой удар колокола далекой церкви, за ним второй. От неожиданности Маша вздрогнула, чуть присела и снова рассмеялась.

За отъезжающим грузовиком она по-хозяйски прикрыла тяжелые ворота из кованых прутьев, на улицу вышла через такую же калитку. Низкий каменный забор, поросший мхом, тянулся вдоль проезжей дороги и резко обрывался. Его продолжением служили плотные заросли инжира, густо усеянного перезревшими плодами, которые нещадно склевывались птицами и падали прямо под ноги в дорожную пыль. Такое расточительство Маше почему-то не понравилось. Она хорошо помнила, как бабушка на даче билась за каждую сливу и червивое яблоко, собирая и перерабатывая на зиму всё, что свисало с веток или лежало на земле.

В углу на кухне отыскались плетеные корзины, и всё утро ушло на сбор переспелого инжира. Плоды, объеденные птицей, и падалица игнорировались. Маша совершенно не осознавала, что будет делать с таким количеством урожая, но женская интуиция просто кричала ей – вари варенье! Сладкий инжир растекался во рту божественной амброзией, и наследственная бережливость просто не могла пройти мимо вопиющего безобразия. Она опомнилась, лишь когда весь кухонный стол был заставлен корзинами с поздним урожаем.

Женское любопытство завело ее во внутренний двор, в любимую зону отдыха всего семейства, где теплыми вечерами за пустыми разговорами не спеша потягивалось вино, а по выходным устраивались праздничные обеды. Ухоженные клумбы обрамляли со всех сторон уютное местечко, соревнуясь друг с другом пышностью цветения. Удивляло то, что в Москве в конце сентября на городских клумбах уже ничего не цвело, а здесь благоухало в буйном росте. А после дождя целыми гроздьями наклюнулись остроносые упругие бутоны, обещая уже к вечеру распуститься до неприличия полукруглыми нежными лепестками. Над цветущей окантовкой порхали бабочки, жужжали пчелы и шмели. Не торопясь, со знанием дела и в четкой последовательности они обрабатывали цветок за цветком, с монотонным гулом создавая вокруг рабочую суету.

Посередине патио в окружении низких кресел из натурального ротанга стоял деревянный столик, приглашая отдохнуть в прохладной тени глицинии. Лиана длинными плетьми повисла на белой перголе, образуя плотный покров из листьев, словно натянутый тент от ветра и дождя. За патио виднелись обширные земельные угодья с природной границей в виде невысоких насаждений. Земля, заросшая сорной выгоревшей еще летом травой, гуляла под парами. Хозяйские руки давно забросили уставшую пашню, а грызуны вольготно пользовались свободным пространством, обустраивая глубокие норы и размножаясь в неограниченном количестве.

Ричи, наблюдавший за полетом шмеля, вдруг подскочил с места и стремительно бросился в заросли пожухлой травы. Через секунду оттуда с пронизывающим писком выпорхнул жаворонок, а пес, звонко пролаяв ему вослед, довольный вернулся к новой хозяйке с перепачканными лапами.

– Ну вот, что ты за разбойник такой! Теперь придется лапы мыть…

Пристыженный Ричи покорно подставил шею для поводка. Предстояла увлекательная прогулка.

Провинциальная деревушка Сан-Стефано начиналась у самого подножия горы, где дома утопали в маленьких рощицах лимонных деревьев и олив. Кое-где возвышались раскидистые шапки одиночных пиний. Насыпная дорога вела на подъем, и Маша, ускоряя шаг, еле поспевала за вислоухим спаниелем. Дома, сплошь и рядом выстроенные из желтого камня, то плотно теснились друг к другу, то разбегались по улице в разные стороны, размежеванные густо засаженными садами и огородами. Но впереди каменные постройки лезли прямо на гору, нависали друг над другом и походили на театральные ложа. Дорога, вымощенная грубым камнем, на резком подъеме прерывалась удобными широкими ступенями и вела мимо низеньких заборчиков прямо до поворота к небольшой площади, где в центре располагалась главная и единственная достопримечательность Сан-Стефано – старинный колодец, дотированный чуть ли не двенадцатым веком. Но древность его так и не была подтверждена археологами из Рима, зато из-за отсутствия воды колодец закрыли толстой гранитной плитой и для большей уверенности заварили тремя железными прутами. Теперь возле колодца каждое утро на низких повозках собирался импровизированный рынок, где продавали всё – свежие овощи, сезонные фрукты, молоко, сыр, домашнюю птицу, рыбу.

Заблудиться в Сан-Стефано было невозможно, между домами всё время петляла единственная дорога, как серпантинная лента в горах Кавказа. Послушный пес, радостно виляя хвостом, не пропускал ни одной лужи. Охотничий инстинкт упрямо тянул его намочить лапы, носом тщательно обнюхать поверхность мутной воды, так что с длинных ушей свисала намокшая волнистая шерсть, а за коротким хвостом тянулась влажная дорожка. Чтобы не дергать каждую минуту поводок, Маша отпустила его на максимальную длину, позволив Ричи крайние безумства и непристойные шалости. Но пес не давал расслабиться ни на минуту, всё время тянул вперед, возвращался назад, путал ноги поводком и шарахался от хмурых котов, греющих спины под лучами осеннего солнца.

В немноголюдной деревне ей повстречалось всего несколько человек. Две пожилые женщины громко разговаривали на пороге дома, но заметив незнакомку в красных брюках и ярко-желтом свитерке, любопытными взглядами проводили ее до угла. За очередным поворотом, облокотившись на каменный забор, возле деревянной калитки стоял старик в темном пиджаке и дырявых кроссовках. Обомлев от облика незнакомой женщины, которая, тем не менее, тащила за собой хорошо знакомого пса, в знак приветствия он приподнял на голове приплюснутую кепку и улыбнулся. Такой знак внимания Маша проигнорировать не рискнула.

– Добрый день, – она подошла ближе, приветливо улыбнулась.