Когда цветет олива

А получив в ответ точно такую же улыбку только без одного зуба, спокойно пошла дальше. Лишь после третьего поворота продуктовая лавка под названием «Fresco», что буквально означало «свежее», привлекла ее внимание окнами, увешанными многочисленными цветочными горшками с раскидистой бегонией и ампельной петуньей. На пороге стояла огромная корзина с оранжевыми тыквами. Крепко привязав поводок за металлическое кольцо в стене, Маша достала из сумки карманный разговорник и смело толкнула дверь.

Над головой тоненько зазвенели колокольчики. В тот же момент из боковой двери показалась курчавая голова, затем туловище молодого человека и вот уже удивленное лицо прямо перед Машей демонстрировало белозубую улыбку. В темно-синей футболке с красной надписью pepsi и обычных джинсах, затертых до дыр на коленках, юноша, возраст которого по причине обаяния итальянской харизмы, Маше никак не удалось определить навскидку, молитвенно сложил перед собой руки, а глаза закатил прямо под потолок.

– Добрый день, красотка! Каким ветром тебя занесло в наши края?

– Добрый день. Мне нужно, пожалуйста, хлеб и чай, – эту фразу Маша повторяла всю дорогу и произнесла на одном дыхании.

– Какой хлеб нужен, красотка? У меня три сорта: фокачча, кафоне и просто чиабатта. Выбирай, красотка! Меня зовут Лука. Ты откуда?

Маша растерялась как на школьном выпускном экзамене по английскому языку – всё понимала, но сказать ничего не могла. От потока иностранных слов вошла в ступор, смутилась и почему-то покраснела. Но восприняв красноречивое bella[18 - красотка] в качестве комплемента, она уверовала в собственные силы и, открыв разговорник на первой же странице, где значилось «знакомство», сосредоточенно принялась выстраивать предложения.

– Я из России. Я Мария. Приехала в гости. Мне нужно, пожалуйста, хлеб и чай.

Но последнюю просьбу Лука пропустил мимо ушей. Все его внимание сосредоточилось на первых трех фразах.

– Ты русская! Прямо из России! Превосходно, красотка! И имя у тебя красивое – Мария! А у кого ты гостишь?

– Марио Тонини.

– У сеньора Тонини? Вот это да! Вот это новость, – Лука от восторга даже почесал затылок и прищелкнул языком.

На его громкий голос из той же боковой двери выглянула полноватая женщина в черном фартуке, завязанном два раза вокруг талии. От нее пахло сдобой и чем-то сладким вроде жженого сахара.

– Мама, иди сюда! Познакомься с Марией. Она приехала из России к сеньору Тонини.

– К какому Тонини? К Марио? – в один момент женщина выскочила из-за прилавка, словно ее толкнули сзади, и объемной фигурой заполнила всё свободное пространство. – Святой Стефано! Какая молодая! Добрый день, Мария, я Лучиана. Что вы хотите? У вас список? – наметанным взглядом она приметила исписанный листок. – Хлеб! Возьмите кафоне. Это самый вкусный хлеб Кампании. Лучше не найдете. И чай, – схватив с полки ярко-зеленую коробочку, Лучиана протянула ее прямо под нос покупательнице. – Очень ароматный чай из Индии! Понюхайте!

Пока Маша расплачивалась за покупку, женщина метнулась за дверь и вынесла бумажный пакет с ароматом свежей выпечки.

– Это подарок. Передавайте привет Марио.

Оба, мать и сын, вышли проводить гостью прямо на порог, где Маша чуть не столкнулась с маленькой щуплой старушкой, одетой во всё черное – юбка ниже колена, теплая кофта, застегнутая на все пуговицы прямо под горло, платок на голове, подвязанный под острым подбородком. На какой-то миг Маша приняла ее за Карлу, но согнутая спина и обточенная гладкая палка вместо костыля развеяли сомнения.

– Mi scusi, signora,[19 - Простите, сеньора.] – извинилась она, одаривая старушку широкой улыбкой, та молча посторонилась.

На обратном пути старик в приплюснутой кепке уже поджидал ее возле калитки.

– Bella donna, bella donna,[20 - Красавица.] – замахал он рукой, стоило только Маше поравняться с ним.

– Вы меня?

– Si, bella donna, – повторил старик и протянул полный кувшин парного молока. – Prego, prego.

Маша приняла кувшин, из кармана достала деньги, но старик замотал головой и скрестил пред собой руки, давая понять, что ничего не возьмет.

– Grazie mille.[21 - Большое спасибо.] Я Мария.

– Sono Alfredo! Molto lieto.[22 - Я Алфредо! Очень приятно!]

– Очень приятно, – повторила она и протянула руку.

Алфредо слегка удивился, но не протянутой руке, а тому факту, что красивая женщина захотела с ним познакомиться. Он отложил в сторону изогнутый костыль и двумя руками поприветствовал bella donna.

Когда она вышла на базарную площадь, где так хотелось посмотреть товар, там осталась всего одна тележка с овощами и зеленью. Мужчина средних лет в пиратской бандане и плащевой куртке перекладывал нераспроданные тыквы в емкие коробки, насвистывая под нос знакомый мотивчик.

– Добрый день, – ее внимание привлекли баклажаны белого цвета и желтые огурцы с шипами. – Я Мария!

– Sono Bartolo! Buon giorno, bella donna.[23 - Я Бартоло. Добрый день, красавица.]

Но Маша не смутилась под пристальным взглядом жгучих черных глаз, а комплемент приняла как местное обращение к незнакомой женщине. Быстро заглянув в разговорник, она спросила:

– Что это?

– О! Это очень вкусно!

– Как готовить?

– Просто! – и Бартоло принялся жестами показывать весь сложный процесс приготовления овощного рагу. И странное дело, почти без единого слова Маша поняла всё вплоть до ошпаривания крутым кипятком тонкокорых помидор и вычищения жестких семян из желтых дикобразных огурцов.

С жонглерской ловкостью Бартоло отправлял в целлофановый пакет черные черри, красный перец, репчатый лук, шпинат, целую жменю сладкой стручковой фасоли, а от себя добавил пузатый белоснежный баклажан.

– Спасибо огромное, спасибо, – повторяла Маша, давясь от смеха и заливаясь алой краской от восхищенных комплементов услужливого продавца.

Дома первым делом она затащила Ричи в ванну и хорошенько отмыла грязные конечности, включая уши и хвост. Купание спаниелю понравилось, особенно ополаскивание теплым душем. Укутанный в длинное махровое полотенце после водных процедур пес с превеликим удовольствием расположился на мягком кресле и позволил себе вздремнуть.

С чувством выполненного долга она вскипятила воду, заварила черный чай и с женским любопытством открыла пакет Лучианы. Кухня наполнилась новыми запахами: розмарин, гвоздика, шалфей, всё смешалось в воздухе, да так, что слегка закружилась голова, а Ричи, высунув из полотенца черный нос, судорожно втянул дразнящий сладкий запах. Продолговатое печенье с молотым грецким орехом и изюмом таяло во рту. Посыпанное сахарной пудрой на самом деле оно оказалось совершенно несладким, но таким вкусным, что разыгравшийся аппетит требовал добавки, пока пакет заметно не уменьшился в размере.

Где-то из глубины комнат доносились музыкальные трели. Мелодия казалась до тошноты знакомой и навязчивой, а в руках чего-то не хватало, чего-то привычного, неотъемлемого, ставшего частью тела, продолжением руки. Телефон! И спустя пять минут беспрерывного повторения легендарной Besame mucho, Маша спохватилась и побежала в спальню на розыски смартфона.

Сын звонил всего один раз, а Лора тридцать семь. Ей не терпелось узнать всё до мельчайших подробностей в красочных описаниях и интимных откровениях. Маше пришлось уступить и потратить целый час сначала на душевные излияния, затем на выслушивание рационализаторских предложений и дельных советов. Лора била все установленные рекорды, поучая женским хитростям, чтобы произвести на Марио эффект разорвавшейся бомбы и поразить прямо в сердце. Сознательно Маша обошлась без лишних откровений о первом вечере, когда сеньор Тонини практически предложил ей остаться в его доме навсегда, предвидя вопрос: а в качестве кого, собственно? Лора никогда не останавливалась на достигнутом и обязательно спровоцировала бы ее своими умными советами сделать что-то глупое, из ряда вон выходящее.

За разговором глухой стук входной двери остался без внимания, а по гостиной плитке протопали детские ножки. И только упоминание собственного имени вытащило Машу из телефонной трясины.

– Лора, я перезвоню!

На пороге спальни в розовой кофточке с диснеевским Микки Маусом по всему покрою и в сандалиях на босу ногу, но почему-то без юбки и привычных колгот, стояла Лина.

– Мария! Я ушла от Карлы! – и в подтверждение своих слов девочка показала сначала на себя, потом два пальчика пробежались по воздуху перед самым носом Маши, и прозвучало имя «Карла». – Capito?[24 - Поняла?]

– Поняла, – вздохнула Маша, усаживая к себе на колени дрожащую Лину. – Убежала. А юбка где?

Та только отмахнулась рукой, обхватив за шею добрую Марию, прильнула к ней худым тельцем и сразу же перестала дрожать…

Всё утро из своего окна Роза наблюдала за русской гостьей. Проснувшись еще до рассвета, она долго лежала с открытыми глазами, раздумывая над словами Франческо, и та смелость, с которой она вечером так уверенно объявила мужу о желании привлечь Марию в качестве няни Пэскуэлины, с первыми проблесками восхода полностью испарилась. Более того в доброе сердце Розы закрался испуг, а за ним малодушное сомнение – стоит ли и дальше поддерживать дружеские отношения с русской или, как советовала Паола, проходить мимо, не обращая на нее никакого внимания.

Выждав время, она удостоверилась, что Мария ушла со двора, и решила до работы отвести Лину к бабушке. Карла встретила невестку на удивление вежливо, предложила кофе и нежный козий сыр, который покупала у соседа. Ей очень хотелось узнать последние новости, выяснить, что твориться в доме брата после ее ухода, но Роза спешила на работу и толком ничего не рассказала. Сделала ли она это специально, чтобы не вызвать лишнюю неприязнь, или на самом деле ей нечего было сообщить любопытной тетке, но от кофе она любезно отказалась и, оставив рюкзачок с детскими вещами прямо на пороге кухни, сразу же поспешила уйти.

Чтобы не повстречать Марию, она отправилась на почту другой дорогой. Незаметно прошла через соседский двор Аделины Грава, одинокой пожилой вдовы, которую Карла так упорно сватала в жены младшему брату, аккуратно пересекла маленький огородик с грядками перезревшей фасоли и между кустами инжира вышла на параллельную улицу. И лишь за стойкой своей маленькой конторки женщина облегчено выдохнула, поправив на плече тугую бретельку хлопкового бюстгальтера. Какого же было ее удивление, когда ровно через два часа на почту ворвалась раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Карла.