Когда цветет олива

– Представляешь, она за одно утро познакомилась сразу с двумя недругами нашей Карлы. А что будет дальше? – но в голосе мужа Роза слышала больше восхищение, чем досаду. – Ты заметила, на каких тарелках мы сегодня ели? Отец ни слова ей не сказал! Видела бы это Карла…

– Твоя любимая Карла назвала нашу дочь дьяволицей! – не сдержалась Роза и зашлась в рыданиях.

Под удивленным взглядом мужа слезы градом катились по щекам, а от нервных всхлипов началась икота. Из соседней комнаты примчалась Пэскуэлина.

– Мамочка, мамочка, не надо плакать, не надо! Я не хотела, не хотела, – шептала она на самое ухо, в порыве нежности обнимая Розу за шею.

– А что происходит у вас? – не выдержал Франческо накала страстей. – Почему ты плачешь, Роза? Объясни, что случилось!

– Франческо, посиди с Линой, – попросила вдруг жена и, не дожидаясь ответа, выскочила за дверь, оставив и дочь и мужа с раскрытыми ртами в полном недоумении.

Маша домывала посуду и прислушивалась к итальянским новостям, доносившимся из гостиной. Чтобы не мешаться на кухне, Марио уютно расположился перед телевизором с графинчиком вина и уже откровенно клевал носом, пропуская важные события с неаполитанского побережья, куда из Африки каждый день причаливали катера, контрабандой перевозившие сотни беженцев из Ливии. Поток людей увеличивался с каждым днем, но все они стремились в Рим, мечтая получить европейское пособия, а главное – квартиру.

Варенье получилось слишком сладким, на вид напоминало деготь, но пахло восхитительно. Рецепт Маша выискала на просторах интернета, по пунктам отработала всю технологию процесса и была горда собой неимоверно. Хотя по выражению лица Марио смутно догадывалась, что ее трудовой порыв остался неоцененным и до конца непонятым. Инжир в Сан-Стефано воспринимался как груша-дичка под Саратовом. Рос сорняком, созревал в любых погодных условиях, нещадно склевывался птицами и, оказываясь на земле, без жалости топтался ногами местных жителей. Но свой первый опыт на хозяйском поприще сама Маша оценила высоко и сдаваться не собиралась, если учесть, сколько было потрачено на варенье сил и сахара.

Роза тихо прошла на кухню, молча присела возле стола, поглядывая в сторону открытой двери в гостиную, откуда доносились голоса комментаторов. Маша разливала тугую массу по стерилизованным банкам, боясь ошпариться кипятком, все внимание сосредоточила на сложном процессе и вошедшей Розе лишь кивнула головой.

– Va tutto bene?[25 - Всё хорошо?]

– Si.[26 - Да.]

Почувствовав важность момента, Маша отложила половник, придвинула молчаливой женщине планшет и по глубоким чашкам быстро разлила свежезаваренный чай. Первая фраза с небольшими погрешностями онлайн переводчика гласила:

«Спасибо за Пэскуэлину. Я мужу ничего не сказала. Он боится Карлу».

«Я не хотела вмешиваться в вашу жизнь. Я помогу тебе с дочкой», – последовало в ответ.

При полном обоюдном молчании женщины пили чай, общались с помощью интернет-ресурса и прекрасно понимали друг друга.

«Я завтра приготовлю обед».

«Хорошо. Я помогу. Мне жаль, что так получилось с Карлой».

«Лина хорошая девочка. Она добрая, но упрямая».

«Я заметила. Это чудесный ребенок!!!»

После трех восклицательных знаков Роза облегченно выдохнула и рассмеялась. Мария нравилась ей всё больше и больше. С ней было легко, она не важничала, не напускала на себя высокомерный лоск, как заносчивая Паола, которая смеялась в глаза, повторяя за Карлой обидное прозвище. С этой женщиной всё оказалось проще, ее приняла Пэскуэлина, и глаза ребенка светились торжественной радостью, словно хотели сказать: вот видите, а я говорила, что всё будет хорошо!

Дома Роза первым делом объявила дочери, что завтра той придется остаться под присмотром Марии, и взяла с нее обещание быть послушной как перед причастием. Лина танцевала от радости, прыгала на кровати и с детской непосредственностью благодарила Деву Марию за ниспосланное на нее счастье, чем довела родителей до полного отчаяния. Они и предположить не могли, насколько дочь не любила старую Карлу.

Перед сном, прежде чем уйти в свою спальню, Марио заглянул в комнату гостьи. Маша сидела возле окна, любуясь последними всполохами заката над черной горой. Мысли ее текли плавно, медленно, без препятствий и сложных душевных перипетий, на которые она не могла пока найти ответа, зная, что как ни старайся, а ничего из этой затеи не получится. Она смущенно запахнула на груди халат и предложила Марио присесть прямо на постель. Он сел, но на самый край, словно боялся осквернить чистоту накрахмаленных простыней. Пожелание спокойной ночи так и застряло в его горле. Марио глупо улыбался, любуясь плавным овалом лица, длинными ресницами и пушистым завитком, так безжалостно заправленным за ушко. Уж очень он спешил, слишком велико было его желание привязать к себе эту женщину, завладеть ею и никуда не отпускать. С обыкновенным мужским эгоизмом он уже представлял себя ее мужем, купался в бескрайнем море ее любви и неминуемой зависти давних друзей, которые, несомненно, высоко оценят его избранницу. Как давно хотелось ему надеть темно-серый отутюженный костюм, купленный в дорогом магазине Неаполя, но не на свадьбу дальнего родственника, а на свою собственную, чтобы повести к алтарю Святого Стефания стройную женщину с голубыми глазами, в облегающем шелковом платье, с белыми бутонами роз в пшеничных волосах. Сегодня он так явно представил себе эту прекрасную картину, что показывая Франческо дорогу, пропустил поворот на Лапио, и пришлось потратить лишних полчаса, чтобы вернуться обратно. Но думать о работе Марио не хотел. В душе пели птицы, порхали бабочки, распускалась магнолия. Он снова почувствовал себя тридцатилетним юнцом. Расправились сутулые плечи, грудь задышала глубокими вздохами, жадными, частыми, а в глазах заблестели искрометные огоньки. Если б только набраться смелости…

– Беттина, – услышал он позабытое имя и почему-то рассмеялся.

– Ты хочешь знать, кто такая Беттина? – переспросил он для верности.

– Да.

– Capra! Коза!

– Коза? Не может быть!

– Клянусь, моя донна! У меня и у Алфредо были одинаковые козы. Произошла путаница. Глупая шутка… Я зашел, чтобы пожелать спокойной ночи, Мария.

– Buona notte,[27 - Спокойной ночи.] – улыбнулась она в ответ.

Он хотел сказать что-то еще, но передумал. Потом в одиночестве долго ворочался на высокой кровати, тяжело вздыхал и пристально всматривался в голубую полоску лунного света, скользящую по шершавой плитке от шкафа к двери. Луч пробудил далекие воспоминания, когда семья едва умещалась за длинным столом, а река даже летом бурлила половодьем, и глупая рыба, перепрыгивая каменистые пороги, попадала прямо в садки. Вспоминалась ему и коза Алфредо, и девушка по имени Беттина…

О многолетней вражде между Тонини и Бренцони в Сан-Стефано уже все успели позабыть кроме самих семейств и многочисленных родственников. А вражда началась из-за белой козы Беттины, которую молодой Алфредо купил на ярмарке в Авеллино. Многие в то время держали коз и коров, покупать молоко в городе считалось дурным тоном. Все жили натуральным хозяйством, взбивали масло или оттачивали мастерство на производстве известнейшего неаполитанского сыра под названием «Боккончини» – «маленький укус». Сливочный сыр скатывали в аккуратные шарики, а для нежной структуры к коровьему молоку примешивали козье. Пастбищ вблизи Сан-Стефано было предостаточно, но в засушливое лето, когда под палящим солнцем уже в середине июля трава выгорала до тощих былинок, жители со всей округи выводили рогатый скот на выпас в верховье реки, ближе к тенистым лесам, где трава оставалась зеленой и сочной. В то время пятнадцатилетний Марио по выходным дням исполнял в семье роль пастуха. Буро-коричневую буйволицу и двух белых молочных козочек он бодро гнал в буковую рощу еще спозаранку, а после обеда пригонял обратно домой на дойку. В тенистую рощу повадился и Алфредо, только свою козу Беттину он привязывал к дереву и проводил полдня на огороде. Чтобы ненароком не перепутать домашний скот, на рогах животных делали приметные запилы.

Двадцатилетний Алфредо по всей округе считался завидным женихом: стройный как кипарис, с широкими плечами, пышной шевелюрой курчавых волос. На каждом празднике голос его звучал громче всех, а в танцах ему не было равных. Но прозвище своей козе он дал не просто так. В соседней деревушке приглянулась ему девушка по имени Беттина. Так приглянулась, что потерял Алфредо покой и сон, ходил целыми днями неприкаянный, словно в чахоточном бреду, и каждый вечер шел пешком в деревушку Беттины, чтобы хоть издали полюбоваться на нее, когда девушка возвращалась вместе со старшей сестрой после работы. Юная Беттина многих прельщала своей красотой, но родители не спешили выдавать любимую дочь замуж.

Как-то раз коза Марио забрела на чужой огород неподалеку от соседней деревеньки, объела молодую тыквенную ботву, а после принялась за сочные листья капусты. Беттина с сестрой полола грядки. Девушки подняли шум, прогнали с огорода бесстыжую козу, а заодно высмеяли нерадивого пастуха, который прибежал на громкие крики и нашел свою пропажу на огороде Беттины. Марио тут же влюбился в юную красавицу. Первая любовь была столь хрупка и невинна, что завидев на следующий день Алфредо, подсматривающего за девушкой из кустов молодого орешника, юноша решил заступиться за даму своего сердца. Марио проигрывал в силе сопернику, но его кулаки здорово расквасили недругу нос, а огромный кровавый синяк успел залить левый глаз, когда Алфредо возвратился вечером домой.

Поутру матери сопоставили увечья сыновей и решили прояснить ситуацию, но оба, и Марио и Алфредо, молчали, как заговоренные, никто не хотел признаваться и произносить имя возлюбленной. На этом история благополучно и закончилась бы, но недоразумения по роковой случайности продолжались. Один раз Марио задремал в тени, а его строптивая коза тем временем убежала в лес. Чтобы не получить от отца взбучку, он отвязал козу Алфредо и привел ее домой, выдавая за свою. Естественно, что обманутый Алфредо вечером кинулся искать Беттину, и добрые соседи указали ему на дом Марио. Скандал слышала вся деревня. Никто не хотел уступать, Тонини доказывал свою правоту, показывая на запил, а Бренцони утверждал, что у его козы на рогах имелась точно такая же отметина. Отец Марио не отдал Беттину даже, когда сам догадался, что коза чужая. Извиняться и оправдываться перед выскочкой Бренцони он не захотел. Только на следующий день Марио отыскал возле реки свою козу и привел домой! Вся деревня потешалась над нерадивым пастухом, но с того дня оба семейства перестали замечать друг друга. А красавица Беттина уехала к тетке в Геную и там вышла замуж. Больше никто ее не видел, и никто не знал о настоящей причине, которая породила вражду между Тонини и Бренцони.

Не думал Марио, что через столько лет Алфредо угостит его гостью молоком…

Глава четвертая

Маша проснулась от нетерпимого света, слепившего глаза. Луч восходящего солнца преломлялся от поверхности овального зеркала и рассыпался на сотню зайчиков, бесцеремонно пробуждая гостью Тонини. Она безмятежно потянулась под одеялом, пальцами ног уперлась в деревянную кроватную панель, чуть приоткрыв глаза, улыбнулась Сикстинской Мадонне, как в детстве улыбалась бабушкиной фотографии, висевшей на стене в изголовье. Ей показалось, что она всю жизнь только и делала, что каждое утро просыпалась в мягкой постели, вот так потягивалась под благосклонным ласковым взглядом Мадонны, а не вскакивала под оглашенный звон будильника и ошпаренной кошкой неслась на кухню готовить завтрак. Думая о завтраке, она улыбнулась еще больше. Завтрак! Пышный омлет из домашних яиц, простой деревенский хлеб кафоне, сливочное масло, а лучше мягкий сливочный сыр моцарелла и много-много сочной зелени. Словно она корова на пастбище или коза. Коза Беттина! Тихий смех разлетелся по комнате. Пора вставать!

На кухне мужчины доедали свой завтрак, а у плиты давно хлопотала Роза. Хмурая Пэскуэлина вилкой ковырялась в тарелке, натужно сопя над нелюбимым омлетом.

– Доброе утро! – на звонкий голос обернулись все.

– Доброе утро! – ответ прозвучал как трио, а маленькая Лина только встряхнула шапкой курчавых волос и незаметно подмигнула.

Маша подмигнула в ответ. Педагогике, как науке, она никогда не обучалась, хотя полжизни проработала в художественной школе именно с детьми. С годами к ее колоссальному опыту, еще добавился индивидуальный подход и к подросткам, и к той непоседливой мелюзге, которую мамочки приводили в класс рисования с огромными амбициями к желторотому потомству. Детская дружба всегда казалась ей чем-то простым, светлым и не имело цены. Поэтому к ученикам Маша относилась с минимальными требованиями и огромной любовь, постепенно взращивая в хрупких душах то чувство прекрасного, каким была переполнена и ее собственная душа.

По дому разносился бодрящий запах свежего кофе. Не принимая во внимание протесты Марии, Роза поставила перед ней огромную тарелку омлета с помидорами и кружку горячего кофе. Легкий неосязаемый пар струился над черной глянцевой поверхностью, а ноздри сами непроизвольно потянулись вдохнуть аромат.

– Это хороший кофе! Очень хороший! Джулиано привез из Неаполя, – пояснила Роза.

Маша пригубила маленький глоток, немного подержала во рту. Вкус почувствовался не сразу, сначала нёбо обожгли грубые древесные нотки, затем веером раскрылись ванильные сладко-цветочные. Под пристальным взглядом Розы Маша выпила всю чашку, заслужив при этом одобрение со стороны всех членов семейства Тонини, и с удовольствием отметила, что напиток ей понравился. Он не был горько-отталкивающим или приторно-сладким, он был… как Италия – восхитительным!

После завтрака Франческо отправился заводить грузовичок, а Марио пригласил Машу в гостиную.

– Ты замечательно выглядишь, моя донна. Просто чудесно! Как спалось? Хорошо? – он тянул ее присесть на диван, нежно прижимая руку к груди.

– Хорошо, – Маша смутилась. Она смущалась всякий раз, когда слышала подобные комплементы, сомневаясь в правдивости и компетенции того, кто их произносил, непроизвольно следуя желанию не принимать всё на веру, а главное – не отвечать на комплементы глупой улыбкой и безвкусным «спасибо».

– Мы с Франческо уедим сегодня на целый день. Приедем поздно. Ты не будешь скучать? Тебе что-нибудь нужно? – он мягко тянул ее к груди, а она также деликатно пыталась сопротивляться.

– Нет. Всё хорошо.

От Марио исходил тонкий мужской аромат туалетной воды, в котором Маша, в отличие от Лоры, всегда путалась и никогда не могла точно определить – Armani это или Gucci, ссылаясь на отсутствие профессионального обоняния парфюмера. Но запах Марио напоминал осенний мокрый лес, свежесть ручья, поросшего мхом, и еще какие-то цветы, название которых Маша не помнила, а помнила только цвет: ярко-желтый. Она наклонилась ближе, чтобы вдохнуть новый аромат, а Марио, неверно оценив ее жест, воспользовался моментом и поцеловал в щеку. Невинный, поспешный поцелуй, словно касание южного ветра, тронул женское сердце. Но коснувшись в ответ колючей щетины, Маша непроизвольно вскрикнула и поморщилась.