Мистика и ужасы. Часть 1

– Твою ж мать!

Может это белочка? Допился? Всего этого не происходит? Тут зазвонил сотовый Сони в коридоре. Выпотрошив сумку жены, достал телефон, звонила тёща. Та ещё ведьма!

– Алло, Соня! Что ты не звонишь? Всё в порядке?

– В порядке.

– Сергей, где Соня?

– В спальне… сидит. Заберите свою дочь, она меня задолбала. Сидит и смотрит, думает я пить не буду.

– Сергей, может и правда хватит?

– Оооо. Ещё одна!

Сергей бросил трубку и выключил телефон. Нет, значит, всё правда. Он прошёл в спальню, надо перетащить Соню в ванную. Сил хватило только волочить по полу. Перевалив тело в ванную, повернулся помыть руки. Штаны за что-то зацепились. Он обернулся, опустил взгляд, это Соня. Её рука, её скрюченные пальцы держали его за боковой карман штанов. Она держала его и смотрела мёртвыми глазами.

– Отпусти! Пошла ты! Отпусти!

Резко развернувшись, оторвав кусок кармана, Сергей потерял равновесие, упал и разбил голову об унитаз.

Мать Сони и её отец пришли вечером, забрать дочь от этого непутёвого зятя, т.к. дочь так и не вышла на связь. Открыли двери своими ключами (Соня дала на всякий случай), в нос ударил ужасный запах перегара, сигарет, рвоты, немытого тела и… разложения. Они нашли их в ванной: Сергей около унитаза, Соня в ванной с уже трупными пятнами и куском ткани от штанов Сергея в руке.

Ведьма или сумасшедшая?

Тяжело было после ВОВ всем. Страна приходила в себя, отстраивалась, люди учились заново жить. Тяжелее всего было в деревнях и сёлах. Мужчин мало, одни женщины, старики и дети. Техники тоже не было, да и скотины мало, всё забирали в пользу фронта. Вот и работали на полях от мала до велика почти 18 часов, двое плуг тянут, двое зерно сыпят. За один трудодень давали 400 гр муки или зерна на человека (денег колхозникам не платили. Да у многих и паспортов-то не было). Весной собирали крапиву, щавель, черемшу, петрушку, чтобы не умереть с голоду. Заваривали ржаную муку кипятком, разбавляли водой или молоком (если было), получалась болтушка. Если у кого и было приусадебное хозяйство, то оно и не очень-то выручало. Время на уход за хозяйством было или рано утром, или после полевых работ поздно вечером. Если была корова, то обязан был сдать 300 литров молока в год и 50 кг мяса и 50 шт яиц (это всех касалось. И неважно были у тебя куры или нет). Где всё это должны были брать бедные колхозники – никого не волновало. Обязан и всё! Жили впроголодь, случался падёж скота, у людей – септическая ангина (колосья, зараженные грибком, от голода из-под снега собирали и ели), много людей умерло от этого. Страшное было время.

Вот в такое село и приехала по направлению Клавдия Семёновна учителем в школу. Сама школа была в соседнем селе в 5 км. Идти предстояло пешком. Приехала Клавдия в начале лета: пообвыкнуть, познакомиться с сельчанами, помочь в колхозе (на добровольных началах, конечно). В силу юного возраста Клавдия была полна сил, энтузиазма и рвения поднимать страну после войны. Поселили её в пустующий дом, вполне крепкий.

Поработав в колхозе, по совету односельчан, тоже решила засадить свой маленький огородик (хоть учителям и выдавали продуктовые карточки, в отличии от колхозников), всё-равно своё хозяйство не помешает. Так потихоньку, за месяц Клавдия начала привыкать к сельской жизни, все детишки её уже знали и полюбили, как и она их. Соседями её были слева: женщина Мария 32 лет с тремя детишками, самому старшему было 12, напротив: пожилая супружеская пара (сын погиб на фронте) и справа: одинокая женщина Серафима. Сколько ей лет – никто толком не знал, да и из дома она практически не выходила.

Мария предупредила Клавдию, что Серафима человек нелюдимый и недоброжелательный, да и ведьмой её все считали в деревне. В колхозе она никогда не работала, огород бурьяном зарос, чем жила – неизвестно. Клавдия в силу своих советских убеждений ни в какие суеверия и антинаучные разговоры не верила. Ну не общительная женщина, характер плохой, зачем же её сразу ведьмой считать?

В один из вечеров после работы в поле решила Клава прополоть грядки с морковкой, которая почти созрела. Пропалывая, почувствовала на себе взгляд, неприятно ей стало от этого ощущения. Разогнувшись, увидела Серафиму. Та стояла за оградой и не отрываясь смотрела на Клаву.

– Здравствуйте!

Соседка промолчала, только зло промелькнуло в её взгляде. Выглядела она обычно: пожилая женщина в старой вязаной кофте, юбке до пола и платке. Ничего, вроде скрюченного носа, длинных ногтей или бородавок, не было. «Может она голодная?» Клавдия вырвала из грядки несколько морковок, подошла к ограде и протянула Серафиме:

– Угощайтесь на здоровье.

Серафима вырвала морковь из руки Клавдии, бросила на землю, растоптала и, развернувшись, пошла к себе. Клава опешила от такого. По характеру её соседка, точно ведьма! Взяла и испортила овощи. Лучше, действительно, с ней не связываться. Вдруг сумасшедшая? Закончив работу в огороде, Клава пошла в дом, поздно, завтра с рассветом в колхоз.

Прошло два дня, морковь в огороде созрела, Клавдия решила её собрать. «Надо бы детишек Марии угостить, да Егора Матвеевича с Зинаидой Семёновной.» Так размышляя, собирала морковь. Вдруг калитка с грохотом распахнулась, и в огород забежала огромная чёрная свинья. Она стала носиться по грядкам, топтать и вырывать рылом посадки.

– Ах, ты!

Клавдия пыталась выгнать наглое животное с участка, но та крутилась вокруг и старалась укусить за ноги и за руки. Как городской житель Клава не умела обращаться со скотиной. Видя, что ничего не выходит, она взяла грабли и попыталась стукнуть свинью. Свинья изловчилась и цапнула Клаву за ногу, боль пронзила всё тело. Неужто свиньи могут так кусаться? Укусив, свинья отбежала в сторону и хохотнула?! Клавдия взглянула на свинью, а та словно улыбалась. Потом развернулась и убежала на участок соседки. Клавдия видела, как шевелилась трава во дворе Серафимы и довольное хрюканье свиньи. «Какая хозяйка, такое и животное.» – подумала Клава, взяла собранную морковь и пошла к Марии. Мария умела обрабатывать раны.

– Здравствуй, Клава. Что с ногой?

– Здравствуйте, Мария! Да вот. Морковь собирала, детишек ваших угостить. А с ногой…

И Клавдия рассказала и про саму соседку и про свинью, и про укус. ария, обрабатывающая рану, замолчала.

– Что?

– Клава, у Серафимы нет никакой живности, тем более свиньи.

– Значит у кого-то убежала. Потерялась.

– Эх, – Мария вздохнула, – знаю, что ты не веришь во всё это, но ведьмы могут оборачиваться в животных.

– Вы имеете ввиду, что та свинья это Серафима? Вы правы, в это я уж точно не поверю. Простите. Не хочу Вас обидеть. Может вы, сельчане, верите, я – нет.

– А это уже не важно: веришь ты в это или нет. Оно есть и никуда от твоего неверия не денется.

– Предположим, ладно. Но зачем Серафиме это всё? Я ей ничего не сделала.

– Характер такой. Когда она делает кому-то плохо, ей хорошо. Вон, детишки мои иногда забывались и бегали мимо её дома. Она как вслед посмотрит или плюнет, всё, кто-то из них упадёт, поранится. Даже они знают, дальше твоего дома не ходить! Ну вот и всё! Я обработала рану, но завтра с утра сходи к фельдшеру уколы сделать. Мало ли.

– Спасибо! До свидания! Спокойной ночи!

Клавдия с утра, как и посоветовала Мария, пошла к фельдшеру. Он ещё раз обработал укус, сделал необходимые уколы. Но предстояло ещё делать уколы от бешенства. Рана оказалась не такой страшной, но фельдшер дал справку на отгул в этот день. Клава дохромала до дома, от уколов самочувствие было не очень. «Прилягу, почитаю, отдохну.» За чтением книги не заметила, как уснула.

Проснулась от сильной боли и жара, нога горела огнём, за окном были уже сумерки. Встала, прошла на кухню, попить воды. Мельком взглянула в окно. Что же это? Наглая соседка ходила по её огороду, топтала и выдёргивала посадки. Так же, как та свинья днём. Поначалу Клавдия оторопела, а потом разозлилась. «Вот наглость! Ну сейчас я ей покажу, плевать, что она в возрасте.»

Клава пошла к двери, в сенях взяла метлу, собираясь ею отбить у соседки желание пакостить.

– Серафима! Уходите с моего участка, иначе председателю на Вас доложу!

Соседка остановилась, посмотрела на Клавдию, казалось, что её глаза светятся в темноте, как у кошки.

– Вы меня слышите? Уходите!

Серафима подняла лицо к небу и зашлась в жутком хохоте, от которого Клавдии стало не по себе. Потом она побежала через огород к своей ограде на четвереньках и так же на четвереньках перепрыгнула через ограду с ловкостью несвойственной людям в её возрасте. Послышался шелест травы на её участке, стук входной двери и хохот из дома. Клавдии стало страшно, жутко от увиденного, к горлу подступила тошнота, скрутило живот, руки и ноги окаменели, а к глазам подступили слёзы. В испуге она забежала в дом, закрыла дверь на засов, залезла на кровать с ногами, сжалась, как маленький испуганный ребёнок. Она сидела и плакала, её ум, её мировоззрение не могло принять того, что она видела. Советская власть воспитывала её в атеизме, а тут такое. Впервые за всю свою жизнь Клавдия обратилась к Богу, просила защитить. Просила прощение за своё неверие и не заметила, как уснула.

Утром она пошла к председателю, но не жаловаться на соседку, нет, теперь она её опасалась, как и все в селе. Она просила переселить её в другой дом. Дом, на удачу, нашёлся. Клавдия переехала, но продолжала ходить в гости к Марии и пожилой паре. Она не стала рассказывать никому о случившемся. Нога после переезда пошла на поправку, опухоль спала, боль ушла. Может это и прививки с перевязками помогли, а может вера. Кто как хочет, пусть так и думает.

Друг и защитник.

Жизнь Павлика изменилась полгода назад. До этого у него была счастливая семья (как ему казалось): мама, папа. Прогулки в парке по выходным, поездки на море, аттракционы, игрушки и прочие радости детства. Больше всего Павлик обожал своего весёлого папу, тот всё время что-нибудь придумает: катание на санках, с горки, построит снежную крепость, учил катать на велосипеде, играл с ним в пиратов, строил шалаш во дворе и запекал картошку в костре (вкуснятина). С ним никогда не было скучно, он всегда находил время на игры с сыном. На Новый год наряжался Дедом Морозом, Павлик в свои 6 лет уже знал, что это переодетый папа, но радовался, как никогда, потому-что и в повседневной жизни папа для него был Дедом Морозом, весёлым волшебником. Мама в их играх не участвовала, только ворчала, заставляя их убирать беспорядок. Часто она ругалась с папой. Хотя папа ничего плохого не делал, ну разбросали они игрушки, что теперь? Она не была злая, говорила, что устала. Павлик не понимал, почему она устаёт, если всё время сидит дома.

Может показаться, что Павлик больше любит папу. Но его мать Наталья на самом деле просто сидела дома. Часто дома не было убрано, обед не приготовлен, у неё постоянно были отговорки: то голова болит, то живот, то Павлик ничего делать не давал. Всё это были лишь отговорки. Она просто не хотела ничего делать. Считала, что её муж Александр, обязан не только содержать семью, но и нанимать уборщик для дома, а еду заказывать. В последние месяцы перед разводом Наталья стала выпивать. То по одной бутылке вина, потом по две. Александр не выдержал и подал на развод, надеясь забрать сына с собой от непутёвой матери. Но суд встал на сторону матери, как это часто бывает. Дом, который купил для семьи Александр за городом, оставил жене. Алименты Александр выплачивал регулярно, давал деньги дополнительно и дарил сыну игрушки, а когда он был у него по выходным покупали одежду и обувь. Куда уходили все деньги, Наталья не отвечала. Каждый раз, когда Павлик должен был ехать обратно к матери, он плакал и просил папу не отвозить его.

Наталья возненавидела мужа, считала, что он мало даёт денег, требовала больше, угрожала переехать и увезти ребёнка. Сама же она на сына тратила совсем мало. Всю свою ненависть к мужу она изливала на сына, который стал для неё проекцией мужа. Он был так на него похож: внешность, характер, привычки. Александр часто слышал жалобы от сына, пытался доказать побои в суде, но Наталья била Павлика так, чтобы не было следов. А небольшие синяки списывала на «упал», «споткнулся», «ударился об угол» и тп.

– Ну, и что ты не ешь?