Ихтис

Почва под ногами качнулась, следом возникло и стало нарастать гудение – Павел не слышал, но ощущал всем телом электрическую вибрацию, идущую из-под земли. Танец сектантов стал быстрее, дерганее. Наращивая темп, хоровод двигался противосолонь – быстрее, еще быстрее. Взмахи мельничных лопастей. Эпицентр бури. Ветер набирал силу, рвал подолы сарафанов и вороты косовороток, швырял в лицо водяные брызги. Голова пульсировала и гудела, отзываясь на подземную вибрацию. Со стороны пахнуло озоном, как бывает перед грозой.

И тогда Черный Игумен хлопнул над головой в третий раз.

Толчок был такой силы, что Павел едва удержался на ногах. Кружащиеся сектанты повалились друг на друга, но рук по-прежнему не расцепили. Земля вздыбилась и просела, комья глины покатились по откосу, а деревянные доски причала заходили ходуном. Павел видел, как старец что есть силы вцепился в поручни: ветер яростно срывал с него тулуп, и длинные полы тяжело вздымались, будто крылья умирающей птицы. Вода в реке пошла рябью, забурлила, а мужики в лодке побросали весла. Один из них – наверное, тот, рябой, который велел Павлу убираться подальше – выпрямился во весь рост и некоторое время балансировал на носу, будто раздумывая. А затем принял решение и шагнул за борт.

Павел рванулся вперед, но выйти за пределы круга ему не далии грубо толкнули в грудь, отчего Павел оступился, поскользнулся на мокрой глине и сел прямо в траву. Люди возобновили движение – на этот раз медленно, по часовой стрелке. За их спинами река вздувалась пузырями, будто в воду опустили гигантский кипятильник. И выпрыгнувший из лодки мужчина почти по колено погружался в кипящий бульон, поэтому шел медленно, сонно, будто на ощупь.

Шел?!

Павел поднялся на дрожащие ноги. Голова плыла, в висках колотился пульс. Павел не слышал ухом, но ощутил, как вокруг него треснул и осыпался невидимыми осколками рациональный мир.

Мертвые не поднимаются со дна реки, живые не ходят по ее поверхности. В подобное верят отчаявшиеся домохозяйки и сумасшедшие фанатики. Только не он, только не Павел Верницкий, ведущий рубрики «Хрустальный шар». Не верил…

…и все же видел собственными глазами.

Мужчина отошел от лодки не более чем на пару метров. Вода по-прежнему бурлила вокруг его лодыжек, выбрасывала фонтанчики гейзеров, но это ничуть не мешало самозваному мессии. Нагнувшись, он погрузил руки в кипящую воду и поднял то, что не нашла бы в сумерках и бригада водолазов.

Тело утонувшего мальчика.

Прижав находку к груди, мужик медленно двинулся обратно к лодке, за ним потянулись темные жгуты водорослей. Кроме Павла, в сторону реки никто не смотрел – люди двигались медленно, по инерции. Слева тяжело вздохнула женщина и расцепила руки. Хоровод распался. В это время краснопоясник с мальчиком забрался в лодку, а второй мужик заработал веслами, разворачиваясь к берегу. Тогда Павел поднырнул под сцепленные руки и рванул по сходням – доски качались под ним, но никто не сделал попытки удержать его, вернуть в круг.

Добежав до неподвижно замершего старика, Павел дернул его за плечо.

– Это… как? – выкрикнул он прямо в лицо Захария, и, не услышав своего голоса, встряхнул старца за ворот. – Что вы… сдела-ли?

Захарий фальшиво улыбался. Морщины разбежались, как трещины на глиняной посуде. Губы шевельнулись, но из-за густой бороды Павел не смог разобрать слова, и тряхнул старика снова.

– Там брод? Тросы? Что?

Мощный рывок отбросил его к перилам, где он ощутимо приложился затылком и сквозь расплывающиеся круги видел, как Черный Игумен шипит что-то с высоты своего роста и потрясает внушительным кулаком.

«Он меня проклял, проклял!» – вспомнились отчаянные всхлипы Кирюхи.

Павел вытер рот дрожащей мокрой ладонью и ошалело глядел, как Степан почтительно подхватил старика под руку и повел по сходням на берег.

Мысли неслись вскачь.

Только что перед Павлом развернули весьма убедительное представление. Допустим, на середине реки мелководье. Допустим, люди точно знали, где остановить лодку, чтобы не сесть на мель. Но как объяснить, что именно здесь оказалось тело мальчика? Вынесло течением? А непонятная дрожь земли? А кипящая, словно на плите, вода? Не говоря о том, что для такого убедительного фокуса пожертвовали жизнью ребенка.

Павел поднялся, пошатываясь, и приладил за ухом Пулю. На автомате щелкнул переключателем, и только потом вспомнил о запрете. Но, видимо, это уже не имело никакого значения: круг разомкнулся, и сошедший с лодки мужик положил мальчика на землю. В наступивших сумерках лицо подростка казалось черным, словно вымаранным сажей – так должно быть выглядел Андрей, когда его вытаскивали из горящей машины. Павлу почудилось, что он слышит хруст обуглившейся кожи, но это только в слуховом аппарате привычно шелестели помехи, да под ботинками поскрипывали сырые доски пристани.

Степан помог старику опуститься на колени, и ряды людей сомкнулись, заслоняя от Павла происходящее, но он все же успел увидеть, как ладонь старика легла подростку на лоб. Павел остановился, переводя дух и ожидая чего угодно: землетрясения, молнии, волн в высоту человеческого роста, и жалел только об отсутствии видеокамеры. Но ничего не случилось. По крайней мере, ничего внушительного: тот самый рябой мужик, который велел Павлу убираться, а потом шел по воде, аки по суху, помог подростку подняться. Тот неуверенно стоял на ногах, покачиваясь и подергиваясь, как больной детским параличом Леша Краюхин. Вода текла с мальчика в три ручья, и он подрагивал худеньким телом, обхватив себя за плечи. В остальном выглядел вполне живым и здоровым, словно всего-то попал под ливень, а не пролежал на дне реки добрый час, если не больше. И коварный вопрос «…как?» жалил висок. Но ответа не находилось.

Павел прижал к груди кулак, успокаивая сердцебиение и стараясь дышать глубоко и ровно. Что бы ни происходило сейчас на его глазах, этому есть разумное объяснение. И Павел обязательно его найдет, как находил много раз до этого. Чудес не бывает, и мертвые не возвращаются – ни утонувшие в реке, ни сгоревшие в отцовской машине. Нужно только поговорить со старцем. Поговорить и хитростью выудить все шарлатанские приемы, в том числе чудесное хождение по воде. А в том, что старец Захарий захочет говорить с Павлом, не было никаких сомнений: иначе его не пригласили бы на это представление, не так ли?

Словно отзываясь на эти мысли, старик повернулся к Павлу и поманил его пальцем.

Сенсация сама шла в руки.

«Сделаешь достойный репортаж, на всю страну прославимся! Золотая жила эти «червонi пояси»!»

Когда Павел приблизился, старик уже поднялся на ноги и опирался на суковатую палку, которую ему подал Степан. Мальчика уводили обрадованные родители, но судя по хмурому лицу отца, дома малец отведает не только материнской ласки, но и отцовского ремня.

– Ты тоже иди домой, иди, Степушка, – донесся до Павла добродушный голос старика.

– Кто ж тебя доведет? – прогудел в ответ Игумен.

– А вот он и доведет, – Захарий кивнул на подошедшего Павла. – Поможешь старику, соколик?

– Помогу, – согласился Павел и отметил, как на заросших скулах Степана так и ходят желваки.

– Добро, – процедил Игумен, повернулся и зашагал к Червоному Куту.

Старик поглядел ему вслед, вздохнул, помассировал впалую грудь.

– Устал я, соколик, – жалобно протянул он. – Не найдешь ему выхода – огнем опалит. А найдешь – как пустыню иссушит.

– Что иссушит? – машинально спросил Павел.

– Слово, – старик пожевал губами, крепче ухватился за палку и поднял слезящиеся глаза. – Пойдем, что ли?

Павел подхватил старика под локоть: Захарий оказался на голову ниже его и был хрупким, как кузнечик. При каждом шаге его суставы похрустывали, и старик кряхтел и охал, обдавая Павла кисловатым запахом старости.

– А все же, – первым нарушил молчание Павел, – как вы провернули этот фокус с хождением по воде? В середине реки какая-то каменная гряда, я прав? Если так, это ведь можно проверить!

– Попробуй, – спокойно ответил Захарий. – Завтра поутру и сходи. Плавать-то умеешь? Течение в нашей Полони быстрое.

– Если со страховкой, то и ребенок справится.

Захарий тяжко вздохнул.

– Эх, соколик! Ты ведь не просто так сюда приехал. Ты ведь за ответами приехал. А коли я даю тебе ответ, почему не принимаешь его? «Если я сказал вам о земном, и вы не верите, как поверите, если буду говорить вам о небесном?»