32-й кабинет

– Нет, нет, Вы что-то не так поняли, – пробормотала Дина и взглянула на уже известную ей картину рентгенограммы Анжелы.

Как не было ничего травматического ранее, так и не появилось и сейчас.

– Вот, читайте! – торжествующе заявила пациентка и протянула Дине описание снимка.

– «На рентгенограмме черепа гр-ки Доббы А. в 2-х проекциях костно-травматических изменений нет». Видите – нет?!

– Вы дальше читайте!

– Рисунок пальцевых вдавлений хорошо выражен. И что?

– Вот! Видите – рисунок пальцевых вдавлений! Я же говорила, что начальник пальцами давил мне череп!

– Ой, Анжела, не путайте грешное с праведным! Вы говорили, что он Вас бил кулаком, а не пальцами давил. Пальцевые вдавления – это не след от Ваших предполагаемых повреждений, а анатомическая структура, которая есть у каждого из нас.

– Да что Вы все время выгораживаете моих обидчиков? Они Вам заплатили, да? Что Вы выдумываете? Я на Вас жалобу напишу!

– Имеете право, пишите. Единственное, что я Вам хочу показать в присутствии свидетелей: нашего лаборанта Юли и санитарки Лилии – картинку из атласа анатомии человека. Вот, смотрите.

Дина достала из книжного шкафа атлас Синельникова, нашла иллюстрацию внутренней поверхности свода черепа и показала присутствующим.

– Вот, видите, я говорю Вам правду. Вот эти так называемые «пальцевые вдавления» – бороздки на внутренней поверхности черепа. И они есть у каждого из нас. А если их нет, то это – патология развития.

Разочарованию Анжелы не было предела.

– Зачем же их так назвали? – обидчивым тоном спросила она. – Чтоб вводить людей в заблуждение?

– Да нет же. Они, действительно, похожи на следы от пальцев. Вот и всё! Кстати, а Вы сходили на консультацию к тем специалистам, к которым я Вам написала?

– К неврологу сходила. А к психиатру не пошла – я не психическая!

– Конечно. Тогда зайдите ещё в 32-й кабинет, принесете мне записи, и всё на этот раз.

Анжела вышла из кабинета, а Юля рассмеялась.

– Ну, Вы и хитрая, Дина Алексеевна! В 32-й кабинет!

– А как её затащить к психиатру? Вы же видите, что тут явная патология! Или, по-крайней мере, – навязчивые идеи.

– Вообще, я Вам удивляюсь, Диналексевна! – заметила санитарка, – Как у Вас хватает терпения?

– Ну, с предполагаемыми психически больными нужен особый такт. Они же могут быть агрессивными! Ой, что-то много для одного дня психов.

– А, давайте, перерыв на кофе-брейк сделаем? Я пончиков по дороге купила, – предложила Юля.

– Давайте.

Женская половина отделения поставила чайник, накрыла на стол, благо посетителей больше пока не было, и принялись обсуждать планы на рабочую неделю.

– Да, ты была права – острая ишемическая болезнь сердца, – констатировал Валера, вернувшись со вскрытия. – Как наши дела?

– Пока – понедельник психически больных, – ответила Дина. – Я попозже зайду к Кузьмину, узнаю, дошла ли до него наша инопланетянка.

Кузьмин был местным психиатром – разбитным малым средних лет, который не совсем серьезно относился к своим особо «трудным» пациентам, предпочитая сбагривать их на лечение в областную больницу. Но в качестве его диагностики эксперты не сомневались.

– Эх, нам бы такого психиатра, как у Гаврилова! – мечтательно вздохнула Гнатенко.

– Да, такой кадр, как Нелли Ивановна Краснопольская[1 - Нелли Ивановна Краснопольская – врач-психиатр – персонаж детектива «Молчание – золото».] – уникум! Как они тогда серийного убийцу раскрыли!

– Кстати, у неё тоже номер кабинета был 32, – вспомнила Дина.

– Так поликлиники же все типовые. И психиатров всегда в закутке, как и нас, держат, чтоб не смущать пациентов.

– Да, и так же правильно, снята табличка с надписью «психиатр», только – номер.

Дина кивнула. Многие пациенты с психическими проблемами просто не дошли бы до психиатра, если бы знали, что в 32-м кабинете принимает именно он. А так, они знали, что при заполнении обходного листка они должны посетить и этот кабинет. А кто там сидит – не вникали раньше времени. И вот так, хитростью, многие не совсем здоровые пациенты и попадали на учёт к психиатру.

– Ох, как время сегодня бежит, – глянула на свои именные часы Дина.

Она очень дорожила этим подарком. Когда-то её наградили ими за помощь милиции в раскрытии серии убийств. И это была единственная крупная золотая вещь в арсенале ее украшений. Почти все остальные драгоценные побрякушки пришлось продать, когда рухнул мир социализма, и надо было кормить семью.

Валере было невыразимо жаль свою сотрудницу, которой достался такой непутёвый муж.

– Да, брось ты его к чертям! – не раз говорил он Дине. – Он из тебя последние соки тянет, а сам надрываться не хочет!

– Знаешь, как он говорит? Ты можешь подзаработать – зарабатывай! А я – не могу!

Возмущению Муслия не было предела. Чтоб прокормить детей и купить иногда себе какую-нибудь шмотку или нужную книгу, Дина работала на этой работе, периодически читала лекции в местном медицинском колледже, и делила с Валерой полставки патологоанатома в противотуберкулезном диспансере.

Игорь Гнатенко два раза в месяц выходил на работу в свое конструкторское бюро на заводе, который почти прекратил свое существование, а остальные дни что-то бесплодно изобретал дома. Кроме всего перечисленного, по выходным Дина ездила на дачу и выращивала абсолютно всё из овощей и фруктов, что можно было вырастить в их условиях.

За такую жизнь, жена Валеры уже давно бы выгнала мужа из дома. А терпению Дины еще не наступил конец. Может, это было даже не терпение, а твердолобое чувство порядочности? Валера не знал. Он только видел, что его боевой соратнице приходится очень тяжело.

– Динка, ты бы посмотрела на других мужиков. Обрати внимание, как на тебя наш невропатолог смотрит. А Павлишин из прокуратуры? Да одно твое слово, и он будет у твоих ног!

– Валер, но я, же замужем! И муж мне не изменяет. Какой у меня есть повод смотреть на других мужчин?

– Такой, что он тебя и детей в черном теле держит. А должен – заботиться. Что это за постановка вопроса – и так сойдёт? Почему он не стремится к лучшему?

– Честно говоря – не знаю. Сломался он как-то.

– Но это не значит, что ты должна тащить все на себе.

– Валер, но, если он не тащит, значит, должен кто-то другой! И этот другой есть – только я! Из взрослых у нас больше никого нет.

– Пусть бы тогда его мамочка пошевелилась, помогала вам.

– Ты же знаешь, что он маменькиным сыном стал! Пусть не помогает, лишь бы – не мешала!