Путешествие в мир ба-цзы. Огонь. Начало

– Хэй, хэй! – Вовка подошёл к девочке и присел рядом на стул.

– Что это ещё за хэй-хэй? – недовольно буркнула она, нажимая на плеере «стоп» и снимая наушники, – у тебя всё равно не получается, как у Курта.

– Я и не собирался. Просто поздоровался, – улыбнулся Вовка и внимательно посмотрел на Люську, которая пыталась забраться к нему на колени по джинсам, словно маленькая кошка по шторам. – Давай помогу! Вот так!

– А ты что такой довольный? – прищурилась девочка, – и где моя книга?

В ту же секунду Вовка макушкой почуял надвигающийся огненный ураган: «Что делать? Молчать? Кивать, как дурачок? Шутить? Сквасить горестную физиономию?»

– Что молчишь? – вспыхнула девочка и подскочила на месте.

– Думаю, – быстро сказал Вовка и мысленно смахнул пот со лба, выходя на верную тропу.

– О чём?

– О том, что каникулы начались, а мы ещё не были с тобой на речке, а? – подмигнул он ей.

Речка. Разумеется, Наташка бывала раньше на речке. И слово это слышала миллион тысяч раз. Но сейчас что-то изменилось. Неожиданно при этом наборе букв девочка почувствовала, как раздражение отступает. И даже ладони как будто стали чуточку прохладнее.

– Слушай, а ты видел нового парня у себя во дворе?

– Какого ещё нового парня?

– Саша зовут. Такой… светленький. – сказала девочка, решив умолчать об его сходстве с Куртом и в ту же секунду поняла – нет. Не видел его Вовка. Иначе давно бы уже прибежал с воплями, что там двойник Кобейна рассекает.

– Не видел. А кто это?

– Неважно, – отмахнулась девочка, – где книга?

«Вот это память и настойчивость, – восхитился Вовка, – фиг чего забудет, когда ей надо. Кстати».

– Наташечкина, а ты помнишь, что обещала мне на экзаменах?

– Нет. Что?

– Что как только их сдадим, сразу напишешь песню и мы будем репетировать. Я ведь и с клубом уже договорился.

– Блин.

– Ты что, правда забыла?

– Не то, чтобы забыла, – Наташка сделала несколько шагов по комнате и остановилась у окна, – просто я тогда хотела и песню спеть, и сборник стихов выпустить, и на Байкал автостопом поехать, в театральное поступить, выучить на гитаре новые песни, научиться водить машину и прыгнуть с парашютом. Вот как-то песня там немного и затерялась, – девочка развела руки в стороны и расхохоталась. Вовка радостно подхватил веселье, надеясь, что Наташка забудет про книгу.

– Ты в своём репертуаре! И что из этого ты правда хочешь? – серьёзно спросил он.

– Не знаю, – девочка перестала мельтешить по комнате и прислонилась к подоконнику. Я хочу разобраться со своими снами, узнать больше про огонь и выяснить, кто такой этот Саша. Вов, ну будь другом, спроси своих, а?

– Подожди. А песня? А репетиция?

– Саша. Светленький такой, – продолжала девочка, – зашёл сегодня в твой двор.

– О, Боже мой! – Вовка картинно потёр виски. – Узнаю я про твоего Сашу, узнаю. Только перестань. Ты мёртвого достанешь, в курсе?

– Вот сейчас вообще не смешно, – поморщилась девочка, – и песни я пока писать не хочу. Или не могу, не знаю. Не пишется и всё тут.

– Как это?

– Вот так. Ни строчки придумать не могу, самой странно. Ещё в марте было столько идей, мыслей, а записать ничего не успела. Думала, какая разница. Всегда ведь хорошо идёт, можно попозже к этому вернуться. А ни фига. Не прёт больше.

– Наташ, давай возьмём твои зимние стихи? Я так поиграть хочу! Может на конкурс какой попадем, а?

– Ну какие зимние, ты о чём? – возмутилась девочка. – Они ведь старые. От них даже пахнет чем-то протухшим, как от воды в мёртвом ручье.

– В каком ручье? – удивился Вовка.

– В таком, – отмахнулась девочка, – где книга? Хватит меня за уши водить.

– Нет книги, – вздохнул парень и мысленно скрестил пальцы, – бабушка спит и просила её не беспокоить. Завтра, хорошо?

– Ладно, – кивнула девочка, – только не забудь, пожалуйста. Она мне про неё лет пять назад много рассказывала, да я не поняла тогда ничего. Чувствую, что сейчас мне позарез нужна эта информация.

– Не забуду. Пойдём на улицу?

Люська, услышав заветное слово тут же оживилась, всколыхнулась, и ловко спрыгнула с дивана на лету подхватив поводок с ручки шифоньера.

– Циркачка, не иначе, – присвистнул Вовка, – ты её научила?

– Нет, конечно, – улыбнулась девочка, – она и сама многое может. Идём. Может успеем закат сфотать!

? ?

Наташка сидела на подоконнике подперев голову кулачком, прокручивая в голове события последнего месяца. В тот тёплый июньский вечер они с Вовкой долго гуляли и много разговаривали. Набрели на необычную полянку в лесу, где росли красивые жёлтые цветы. Наблюдали за хитрой вороной, которая неторопливо прохаживалась по массивному пеньку, держа в клюве маленький кусочек спелой дыни. Фотографировали мягкие лучи заката. И ветки пушистых сосен в розовых бликах. И Наташку среди цветов. И Вовку рядом со старым пнём. И Люську в кустах чертополоха. И смеялись, и вспоминали прошлогоднюю малину и прыжки в ледяном ручье. Купаться там было невозможно из-за холода, окунаться тоже. Вот ребята и придумали прыгать у берега. Как будто закалялись. Потом девочка снова вспомнила про свои сны, огонь, крысу и собаку. Но связать в одну ниточку все эти обрывки так и не смогла. Надеялась, что вот завтра парень принесёт ей книгу и многое встанет на свои места. Но всё рухнуло и разбилось вдребезги.

Вовкина бабушка больше не проснулась. Седой врач, сморщенный, как печёное яблоко, тихо сказал: «Сердце». Вовка не верил. Как такое возможно? Ещё полдня назад всё было прекрасно, и вдруг – сердце. Что сердце? У всех сердце. Почему она? Почему сейчас? Он столько хотел спросить у неё. Поговорить. Рассказать. Посоветоваться насчёт Наташки, в конце концов. А пирожки с морковкой теперь кто будет стряпать? А пшёную кашу с луком варить? Варенье из кабачков делать? Вовка в тот миг вдруг почувствовал себя таким маленьким, как будто ему снова пять и отец молча уносит его, кричащего, из квартиры. От любимой мамочки, которая перестала моргать и отвечать мальчику на слёзное: «Я лублу тебя, лублу, сышишь? Вставай! Давай! Апа, стой. Велни. Мама!»

Тогда никто не встал, не утешил и не ответил на вопросы зарёванного ребёнка, кроме бабушки. Она прижала к себе дрожащего малыша и тихо напевала: «Тшш, тише, тише. Петухи сидят на крыше. Ты будь подальше от воды. Себя от горя сбереги».

Отца с тех пор парень больше не видел. Рос с бабушкой и дедом. И прекрасно рос, надо сказать. Пока однажды в августе не случилась нелепая автокатастрофа. Дед погиб на месте, а ба осталась сидеть в инвалидном кресле. Она тогда сказала странную фразу, что навсегда врезалась в память мальчика: «Огненное наказание ждало своего времени. Металл настиг меня раньше, чем я думала».

Что это значит парень не знал. Как собрать себя в кучу – тоже. Но он пытался быть сильным. Всё-таки единственный мужчина в семье. За бабушкой уход. Деда похоронить. Народу почти не было. Пара соседей и Наташкина семья. Вот и всё. Потом Вовка немного пришёл в себя, увлёкся барабанами и походами в лес с девочкой. Про отца ба не вспоминала, но говорила, что раз в год он переводит хорошую сумму денег на счёт. Плюс пособие и пенсия. Хорошо получалось. Не голодали и даже на отдых копили. Бабушка в горы хотела. Парень тихонько журил её за авантюрный дух и предлагал погреться на солнышке у моря. На что бабушка категорично отказывалась и стояла на своём. Поездку планировали в июле. Вовка хотел в августе и ещё просил взять Наташку с собой. Но ба отрезала – нельзя. И даже не спрашивай почему. Вовка знал этот взгляд и твёрдый тон, поэтому не спрашивал. В июле, так в июле. Не съездили. И что теперь? До восемнадцати ещё три года…

??

Наташка лихо припарковала машину и, схватив несколько огромных пакетов, быстро залетела в подъезд.

– Мам, мам. Помоги скорей, опаздываю, – закричала девушка, скидывая на ходу кроссовки и бросая на пол вещи. – Люська, это не тебе. Нельзя. Фу, – сказала она любопытной собачке, которая уже засунула свой маленький нос во все сумки.

Фу. Что это ещё за фу?