Небесные верблюжата

Нет! но того из мальчиков земли, с кем это сбудется, – я люблю, как сына.

* * *

Жил-был еще один мальчик, нежный, застенчивый, чистоплотный, аккуратный…

Но он посмел жалеть и любить, и от жалости он становился смелым – и за это его взяли, как преступника, и увели от матери…

В первый раз он очутился без нее.

Его страданья, неженки, брошенного в каземат, – были ужасны, и он мучился тем еще, что был одинок в своем страданье, его лишения были больнее лишений неряшливых, грубых преступников, почти не замечавших грязного режима тюрьмы. Никто этого не понимал, и никому до этого не было дела.

Он не умел спать на жесткой наре. Как утром его повели к доктору – он был совсем болен от бессонницы и дрожал…

– Трусишка! Однако, как ты дрожишь!..

– Нет, я не боюсь, как вы смеете так говорить. – Я дрожу потому, что я больной… Я третью ночь не сплю, г-н офицер!.. И потом, там кажется… кажется, на койке паразиты!.. Над ним смеялись. Его допрос доставлял даровую комедию. Он не мог есть пищу тюрьмы и болел. От паразитов и грязи у него сделались раны.

Над ним смеялись и товарищи по заключенью. Они чурались «дворянчика», – они прекрасно здесь ели, спали и уживались…

Нет! но дерзкого неженку, барчонка, умеющего говорить правду, я люблю больше героев…

Я хотела бы погладить его сбившиеся на грязных нарах в бессонные ночи волосы.

* * *

День сквозь облако – дюна.
Сосны тихо так стоят кругом
Спи, пора…
Видит сон при море сойма —
Гляди, – ей снится,
Видится лес легкотуманный….
Засни, – засни.

СОЛНЕЧНАЯ ВАННА

Ну, теперь на тело поэта, лей лучи!

Горячей! – На прозрачные пальцы, где просвечивают благородные кости г-на Маркиза облаков.

Жарь горячей! – Верни им розовый цвет!

Посмотри, как неохотно слабые жилы привязали длинную шею к плечам.

Будь к нему щедрым, – он растерял много, сумасбродный разиня! – И вот кости светлыми узлами просвечивают под его терпеливой кожей – и на высоких висках голубое небо.

Шпарь его хорошенько! – Так ему и надо!

Он смеется? – Что?!.. Возвращается жизнь к тебе, мот, расточитель, смешной верблюжонок?!..

Радуешься небось!..

На дюне лошади пофыркивают тревожно, протянув морду и распустив хвост, – когда духи в светлых одеяниях проходят близко мимо и истаивают. Они проходят, и сейчас же растаивают белым паром.

Жарко!

– Но нет, я все-таки не могу без мечты: я в себе ношу золотистое голубое тело юной вещи, и когда я впиваю жизнь, пьет и она: – таковы поэты. Что делать?

– Быть экономными.

– Я так и делаю.

ИЮНЬ

Глубока, глубока синева.
Лес полон тепла.
И хвоя повисла упоенная
И чуть звенит
от сна.
Глубока глубока хвоя.
Полна тепла,
И счастья,
И упоения,
И восторга.

* * *

Пески, досочки.
Мостки, – пески, – купальни.
Июнь, – Июнь,
Пески, птички, – верески.
И день, и день,
И июнь, и июнь
И дни, и дни, денечки звенят
Пригретые солнцем,
Стой! – Шалопай летний,
Стой, Юн Июньский,
Нет, не встану, – пусть за меня
лес золотой стоит, —
Лес золотой,
Я июньский поденщик,
У меня плечи – сила,
За плечами широкий мир,
Вкруг день да ветер —
Впереди уверенность.
У меня июнь, июнь и день.

СТРЕКОЗА

Но, ведь, ты голубей неба, стрекоза. – Я царевна! – Небо синее. Слышен густой пчелиный звон, он пахнет медом и смолой. Небо синее. Как поет земля и дышит лес! С золотых стволов шелестят чешуйки. Точно от солнца откололись. И от жара все кругом хочет радостно расколоться, как вот эта щепка с танцующим звуком.