Месторождение №3. Колыбельная

– Он-то нас обоих живьем съест и на начальство зуб наточит. Сожрать не сожрет, но подсидит, – усмехнулся Лют, повеселевший так, будто услышал все то, о чем я предпочла умолчать. – А знаешь ли ты, что давать людям ложную надежду – не очень-то красиво?

Я мысленно прокрутила в голове свой монолог со всеми его невольными паузами и поморщилась. Звучало действительно как-то…

Как будто я боялась потерять еще и Люта.

– Ты обещал мне переговорник уже завтра, – напомнила я ему, и особист заулыбался так, будто я как минимум накачала его магией по методу Найдена. – Где, кстати, шпилька?

Лют охотно потянул вверх майку, но остановился сразу после моего поспешного: «Не надо, я поняла!» – и от души посмеялся. И больше ни словом, ни жестом не возвращался к неожиданно всплывшей теме своего отношения ко мне, словно чувствовал, что я совершенно не готова это обсуждать – как бы ни хотелось ему привнести ясность. Я покорно поддерживала градус веселья, без слов обещая: я подумаю. Когда смогу.

Оставалось только надеяться, что это все-таки не магическая эмоциональная связь, а моя мимика послужила причиной такого взаимопонимания. Еще одного чертова эмпата я бы точно не пережила.

На следующий день мы установили своего рода антирекорд по производительности труда; работавший над крысами татуировщик, и без того выбитый из колеи поставленной перед ним задачей, то и дело косо поглядывал в нашу сторону.

На меня. Лют, надо отметить, даже носом клевать умудрялся достаточно грозно, чтобы ему никаких претензий предъявлять не рисковали. Дарина – и та мучилась от любопытства на безопасном расстоянии, а смелости Алевтины Станиславовны хватило ровно на один вопрос:

– Шпилька пригодилась?

Лют встрепенулся и повторил ночной номер, продемонстрировав деревянное облачко, заткнутое за пояс.

– Еще крови попить хотите?

– Хочу, – невозмутимо подтвердила профессор, и разговор свернул на куда более приемлемые темы – распитие особистской кровушки, вопросы о расходных материалах для анализов и шпионские приемы, дабы обо всей этой эпопее не прознали ни на складе, ни в тату-мастерской в далекой мирной Мальве.

А анализы, к вящему разочарованию Дарины, оказались совершенно нормальными, безо всяких ледяных игл. Но о возвращении шпильки никто не заикнулся, а Лют вовремя сделал вид, что зацепился языками с татуировщиком. К вечеру они зевали почти синхронно, заразив сонным настроением не только сотрудников лаборатории, но и приходящую уборщицу, забежавшего на огонек Радима и, кажется, даже крыс – потому на появление Беляны мы отреагировали только вялым удивлением.

– Ты рано, – заметила я.

Особистка бросила насмешливый взгляд на мгновенно взбодрившегося Люта, но от комментариев воздержалась и вручила мне маленький пакет.

– Твой переговорник. Тебе звонили из Мальвы, с номера Владимира Сотникова. Имя ни о чем не говорит?

Я неуверенно покачала головой. Лют наконец-то отцепился от татуировщика и подошел ближе, выслушивая новости с неослабевающим интересом.

– Неудивительно, – хмыкнула Беляна. – Сам он сказал, что у него какой-то прохожий попросил позвонить. Толкового описания не добились, с чего господину Сотникову взбрело в голову дать неизвестно кому свой переговорник – тоже, поэтому у тебя новый номер. Просто на всякий случай.

– Мама с папой в курсе? – спросила я, включив аппарат.

– Весь твой список контактов извещен, – равнодушно отозвалась Беляна. – Не бледней, с кафелем сольешься. Никто им причины смены номера не оглашал, это внутреннее дело Особого отдела.

Я благодарно кивнула и открыла список контактов. Если я правильно помнила, в Горнице сейчас было около девяти вечера, так что тянуть со звонком не стоило.

– Я сейчас, – виновато улыбнулась я и ушла на кухню. Лют с Беляной обменялись взглядами и, похоже, ухитрились без слов установить очередность, потому что следом за мной направился засыпающий на ходу особист, а не его отдохнувшая коллега.

Фотография на вызове была уже другая. Хотен как будто стал еще основательнее, квадратнее и суровее, – новые погоны, удачно попавшие в кадр, картину дополняли как нельзя более удачно; моему звонку ревизор предсказуемо не обрадовался, справедливо полагая, что для приятной вечерней беседы ни о чем я бы нашла другую компанию – и уж точно не стала бы вести разговор в режиме голограммы.

Не те отношения. Не тот человек.

– Привет, – с преувеличенной жизнерадостностью сказала я возникшей над столом голограмме ревизора в домашней футболке. Обстановку вокруг переговорник не проецировал: должно быть, визави счел, что это не мое дело.

Опять-таки, справедливо.

– Привет, – с точно выверенной дозой дружелюбия в голосе отозвался Хотен и перевел взгляд на застывшего за моим плечом Люта: я, напротив, постаралась, чтобы в обзор голограммы влезло как можно больше.

– Тебе же уже сообщили, что я сменила номер? Как дела в Горнице?

Ревизор не дал сбить себя с толку: на вопросы он дисциплинированно отвечал по порядку, не сообщая ничего слишком важного и личного. Ждал, когда ритуал вежливости специально для заинтересованных лиц из МагКонтроля будет завершен и я, наконец, перейду к делу. Я не стала затягивать и сообщила:

– Знаешь, я тут нашла на полке, где лежали твои вещи, какую-то записную книжку. Черная обложка, на форзаце – твое имя, так что дальше смотреть не стала. Ты не сможешь заехать на днях? Я бы заодно передала домой маринованные грибы…

Взгляд Хотена предсказуемо отдрейфовал к Люту – и тут же вернулся ко мне.

– Через три дня у меня выходной, я постараюсь вырваться, – коротко сказал он, более ничем не выдавая свою тревогу.

Я кивнула и распрощалась – наверное, слишком поспешно, но общение с ревизором определенно требовало больше душевных сил, чем у меня было.

– Записная книжка? – удивленно хмыкнул Лют, стоически молчавший в течение всего разговора, несмотря на распиравшие его вопросы. – Серьезно?

Я пожала плечами.

– За папку с делом его бы прибили на работе, а за обычной тетрадью он бы никуда не поехал. В черной обложке выпускают записные книжки для ревизоров от четвертого чина и выше, но с тем же успехом это может быть и простой личный блокнот. А главное, Хотен весьма педантично проверил, все ли вещи забрал, и точно уверен, что ничего не забыл. Плюс, опять-таки, твое присутствие… основную мысль он уловил, можешь не сомневаться.

Лют чуть подался назад, с какой-то нехорошей задумчивостью рассматривая меня, и хитро сощурился, отчего его глаза приобрели темно-кофейный оттенок.

Ну, или просто кофе у него плескался уже на уровне глаз, потому что следующее, что особист сказал, было:

– А ты никогда не думала над тем, чтобы работать на МагКонтроль?

За последний месяц я много думала о том, на кого бы работать. Но список потенциальных работодателей варьировался от проектного бюро Древограда до научно-исследовательского института Горницы – а МагКонтроль значился в другом списке, под кодовым названием: «Куда бы от них деться».

Но теперь, когда под вопросом оказалась не только моя судьба, но еще и будущее всех, кто так или иначе со мной контактировал… что-то мне с трудом верилось, что целый исследовательский центр до сих пор не соотнес время моей первой «зарядки» и число любовников после нее. Вероятно, до теории о Хотене еще просто не добрались – или не рисковали ее озвучивать, не обзаведшись соответствующим тылом, чтобы при случае активное сопротивление ревизора второго чина не закончилось для рьяного исследователя самым плачевным образом.

Да и в МагКонтроле все-таки не дураки сидят. Раз сообразил отец Беляны – значит, скоро додумаются и остальные. А кто сидит повыше – и озвучить рискнет, и организовать транспортировку ценного объекта, невзирая на его, объекта, мнение, куда менее ценное.

– Думала, – вздохнув, призналась я. – Только что. Отдел по тыловой поддержке внедренцев? А то уборщицей, честно говоря, было бы логичнее. Для этого мне квалификации хватит.

Лют фыркнул и полез к кофе-машине – вероятно, чтобы залиться уже по самую макушку.

– Самокритичность – чудесное качество для женщины, – сообщил он мне. – Вообще-то, главное – твой интерес. А куда тебя лучше распределить, в отделе кадров разберутся.

– У меня срочный контракт с исследовательским центром, – на всякий случай напомнила я, запоздало струхнув. Здесь-то я, по крайней мере, всегда знала, до чего дошла мысль доблестных исследователей, и в случае чего могла хоть как-то на нее повлиять. А обстоят дела с доступностью информации в МагКонтроле, можно было оценить по той щедрости, с которой Лют ею делился. – С пунктом о выплате неустойки при досрочном расторжении.

Особист обернулся, отхлебывая из кружки, и обреченно поморщился – не то из-за моей нерешительности, не то из-за того, что с кофе он сегодня уже действительно переборщил.

– Для бюрократических извращений у нас есть юридический отдел, а я предпочитаю что-нибудь более традиционное, смилуйся, – попросил он и с отвращением отставил кружку. – Сколько еще до конца смены?

– Минус семь минут, – честно ответила я. – Беляна, должно быть, скурила до фильтра пару пачек. Но ты так мило просишь пощады весь день…

Нашла, кого подкалывать. Лют, может быть, и чувствовал себя неловко в какой-то степени, – оттого в его речи сегодня то и дело мелькало что-нибудь вроде «сжалься», «смилуйся» и «пощади», – но это вовсе не означало, что он просто так отступится.