– Ну, вдруг восприимчивость зависит от количества объединившегося народа? – предположил он. – Мы же все равно точно не знаем. Я бы попробовал присоединиться, если и без Тайки все пройдет успешно, поэтому и интересуюсь, насколько хреново мне после этого будет?
– А мы все равно точно не знаем, – мрачно передразнил его Хотен и протянул мне руку. – Давай. Перед смертью не надышишься.
Я выдохнула и вложила пальцы в его ладонь. И только потом подумала, что сначала нужно было обговорить, с каким посылом мы попытаемся достучаться до драконессы. Но, как и любая светлая мысль, эта тоже запоздала.
…А Третья досадовала, будто у нее над ухом звенел назойливый комариный писк. Мерзкий, тонкий, бессвязный звук – даже окажись это безобидный самец, который и в страшном сне не помышлял о крови, желание он вызывал весьма однозначное.
Прихлопнуть и заткнуть.
Обезопасить своих мужчин от писклявой мелочи, способной принести им смерть – своим невежеством, своей массой, своей самовлюбленностью и недальновидностью. Люди убили Первую во сне, беззащитную, но теперь драконы не спали и могли обороняться и мстить.
Третью останавливало одно: попробуй она сейчас подняться, ослабшая после долгой спячки и смены пола, и жара ее погубит…
Хотен отнял руку первым и, позабыв обо всяких манерах, выхлебал полную чашку ромашкового настоя – даром что тот даже остыть не успел. Лют переводил любопытный взгляд с ревизора на меня, ожидая комментариев, но начал все равно первым:
– Ну, дело, похоже, конкретно в вас двоих. Я вас обоих за запястья сгреб, но ничего не услышал, а вы, похоже, даже не заметили. Третья вас услышала?
– Услышала, – невесело отозвался Хотен и налил себе еще настоя. – Мечтает нас раздавить, как букашек, но опасается свариться живьем, выбравшись из цисты. Учитывая ее подход к вопросу, разумнее начать немедленную откачку магии из всех цист на территории Союза.
Я едва не потеряла дар речи, но печальный опыт общения на съездах и научных конференциях помог сформулировать главный вопрос до того, как начался традиционный подсчет издержек и организационные моменты.
– Первую мы убивали всем Союзом на протяжении двухсот лет. Ты точно уверен, что сможешь провернуть аналогичный номер с четырьмя драконами до того, как они раскачаются и решат, что умирать без боя – недостойно?
Хотен наградил меня усталым взглядом руководителя, чье дело – поставить задачи, а остальное – проблемы подчиненных. Я насупилась и подобралась – как подчиненная, регулярно сталкивающаяся с подобным стилем руководства.
Конец нашему безмолвному спору положил Лют, флегматично заметивший:
– МагКонтроль рассматривал вариант с ликвидацией драконов и счел, что геноцидом должны заниматься коварные враги, а никак не слуги народа. Ну, и времени у нас, если на то пошло, только до зимы, пока не станет достаточно холодно. А пустить в эксплуатацию откачивающую станцию – даже по типовому проекту – порядка полугода работы, плюс, опять-таки, до четырех месторождений у нас уровень потребления не дошел, и для излишков магии нужны места складирования. Мы просто не успеем убить драконов.
– Не успеем, – подумав, признал Хотен. – Если будем строить станции подключения, склады и Временные городки – точно не успеем. Но Ратиша, помнится, рассказывала, что Найден сумел забрать у нее магию простым прикосновением. Думаешь, с драконом номер не пройдет?
– Нет, – отозвалась я, потихоньку зверея от традиционного повторения всех вопросов, так или иначе всплывающих на конференциях. – Даже если опустить тот момент, что я могу принять только ограниченное количество магии, то для передачи мне нужно прикосновение кожа к коже. А как ты докопаешься до дракона, если температура цисты…
Лекцию я могла продолжать долго. Хрупкость металлов при сверхнизких температурах драконьих цист – давнишняя проблема, так и не решенная; многие магологи, строя теории и яростно доказывая пользу своих изобретений, забывали о практической стороне вопроса, и эта повторяющаяся недоработка раздражала хуже комариного писка.
К счастью, среди нас еще оставался один здравомыслящий человек, попросту зажавший мне рот ладонью. Я немедленно потеряла мысль и нахмурилась: рука оказалась ледяной, со светло-фиолетовыми от застоявшейся крови ногтями. Как еще не отнималась только?
– Тиша хочет сказать, – невозмутимо изрек Лют, не отнимая ладони, – что вариант с переговорами на данный момент представляется наиболее приемлемым.
Хотен хмуро посмотрел на его руку, но сдержался. Особист убрал ладонь сам, убедившись, что я не собираюсь бросаться на каждого, кто рискнет задать глупый вопрос.
Ладно. Не такой уж глупый. Но наболевший.
– Третья не понимает, с какой целью мы пытаемся достучаться, – сформулировал, наконец, проблему ревизор. – Считает нас слишком незначительными, чтобы прислушиваться. Я доложу начальству и подам прошение, чтобы меня временно причислили к исследовательскому центру.
– Ты уверен? – уточнила я. – Пока о тебе не знают наверху…
Ревизор усмехнулся и скрестил руки на груди. Выглядело, как всегда, внушительно.
– До зимы меньше пяти месяцев. Я бы, может быть, и сделал вид, что не имею никакого отношения к этой истории с магией, но, если исследовательский центр не покажет результаты в ближайшее время, плохо будет всем. Проводить ревизии ледяной пустыни – удовольствие ниже среднего. Да и отдел по особым поручениям, насколько я понимаю, уже начал рыть носом в моем направлении, так что в моих интересах прийти тогда, когда я еще могу ставить условия.
Я обескураженно кивнула, признавая его правоту. Ревизор допил ромашковый настой, сердито тряхнул головой и поднялся на ноги.
– Мне нужно ехать обратно. Заявление о переводе полагается подавать лично.
Оставив Люта подбрасывать дрова в буржуйку, я проводила Хотена до дверцы купола, где и попыталась неловко извиниться за произошедшее. Но слушать меня никто не стал; ревизор, может быть, и злился, но понимал, что ни о каком заражении магией я на тот момент и помыслить не могла. Как и он сам.
Мне оставалось только вернуться в домик и, наконец, задать вопрос, занимавший меня с самого начала вечера:
– Что ты с собой сделал?
Лют сидел совсем близко к буржуйке, где вовсю полыхало; воздух над печкой разогрелся до такой степени, что колыхал развешенные над ней полотенца. От моего вопроса особист на мгновение замер – а когда повернулся ко мне, то на его лице отражалось только искреннее удивление.
Я не стала дожидаться продолжения концерта.
– Ты пропал на несколько дней, сидишь в натопленном доме, не снимая парку, и у тебя ледяные руки. Надеюсь, ты не оставил где-нибудь шпильку?
Вместо ответа Лют задрал свитер, продемонстрировав торчащее из-за ремня деревянное облачко, и подначивающе улыбнулся.
– А просто замерзнуть я не мог, по-твоему? На улице минус сорок три, между прочим!
Я смерила выразительным взглядом расстояние от его коленей до раскаленной буржуйки. Не то чтобы я могла похвастаться идеальным глазомером, но больше полуметра там точно не было.
– Что ты с собой сделал? – повторила я.
Особист устало вздохнул и, вытащив из рукава парки правую руку, оттянул вниз горловину форменного свитера.
Сначала я даже не поняла, в чем дело. Показалось, будто черные нити форменной одежды зацепились за что-то, вызвав неслабое раздражение на коже. Потом, когда Лют оттянул свитер сильнее, я наконец рассмотрела оскаленную морду и когтистые лапы, аккуратно прикрытые прозрачной заживляющей пленкой.
На плечо особиста карабкался чернильный дракон – похожий на тех, что изображали на иллюстрациях к эльфийским легендам.
– Надо же, у тебя все-таки есть зубы! – удивленно сообщила мне Беляна.
От нее сильно пахло табаком и слабо – морозом, от Тайки – наоборот, и я, сморщив нос, вытряхнула собаку из комбинезона, никак не комментируя заявление особистки.
Положим, о том, что без разговоров выставила Люта вон, я уже жалела: по-хорошему, следовало сначала дождаться возвращения Беляны, а уж потом выгонять и без того замерзшего человека на мороз. Но мысль о милосердии пришла только с четверть часа спустя, когда особистка возвращалась с прогулки, а ее сменщик докуривал вторую сигарету, и звать его обратно не позволяла гордость.
Да он и не настаивал.
– Ты же понимаешь, что утром он все равно вернется? – поинтересовалась Беляна, снимая форменную парку.
– Понимаю, – вздохнула я. – Но к утру я как раз остыну и буду готова его выслушать.
Тайка издала какой-то странный тонкий звук и лизнула меня в нос, с виноватым видом вильнув хвостом. Я фыркнула, привычно вытерла облизанное о плечо и принялась снимать с нее кроссовки.
Беляна понаблюдала за этой идиллией – а потом все-таки открыла рот.
– «Готова выслушать»? Ты считаешь, что взрослый, самостоятельный мужик, на минутку, агент отдела МагКонтроля по особым поручениям, должен оправдываться перед тобой за то, что сделал себе татуировку? Ты ему кто?