Не все птицы вьют гнезда

– Эй, Надька! – неожиданно окрикнул ее женский голос.

Вздрогнув, Надя остановилась и обернулась. Недалеко стояла Райка в затянутом халате и тапках, крепко держала на поводке пятнистую маленькую собаку, которая начала лаять и рваться с поводка. Собака тянула то к одному рядом стоящему дереву, то к другому.

– Ау? – ответила Надя.

– Привет.

Райка махнула рукой.

– Здрасьте, тетя Рая.

– Чо вы сегодня за беготню устроили? Туда-сюда бегают. Бабка Настя с ними. Только хлоп дверью. Я к окну. Чо случилось-то?

– Все нормально, теть Рай, – ответила Надя. – В баньке моемся. Сейчас Сашку парят, потом я зайду.

– Оу, у бабки Насти банька? Может, и мы сходим? Жарко топила-то?

– Да, нет, жару на пару человек.

Надя забеспокоилась. Мимо проезжающая машина отвлекла внимание Райки. Она улыбнулась водителю, тот мотнул ей.

– Ладно, теть Рай, побегу.

Она стремительно зашагала, срезая дорожку. Райка дернула поводок и подтащила собаку на траву.

– Ты слышала, Надь, как стекла ночью на первом этаже кто-то выбил Машке?

Надя, вздохнув, снова остановилась. Поерзала стопой, обнаружила, что в тапке что-то мешается. Опершись на дерево, и сняв тапок, она потрясла им.

– Нет, а кто?

– Не знаю. Треск стоял и крик. Думаю, кто-то своего у Машки обнаружил. Пьяные, что ли, были? Мат стоял. Я глядела в окно, не поняла, кто орет. Но бегала под окнами точно баба в юбке такой короткой, каблуки стучали.

Райка провела выше колена. Надя, улыбнувшись, пожала плечами, снова пошла вперед.

– Да, чего ты тянешь все? Чо тебе не имеется, а? Моська блин.

Райка подтянула к себе собачку, та зарычала. Вернувшись в баню, Надя прислонилась к дверям и прислушалась. Оттуда раздавался шум хлестания веником и дыхание бабки, которая вскоре высунула голову из дверей.

– Надь, – крикнула она. – Принести пояс, что в дому у меня. Он там брошен на спинку кресла. Вот голова два уха. Совсем старая стала, памяти никакой.

Надя, отдав пакет с бельем, побежала за поясом. После бани все зашли в дом бабки Насти. Она из старой бутылки налила Саше полный стакан красного вина.

– Пей, девка, – попросила бабка, – поможет силы восстановить. Пей, свое оно, без дрожжей.

Саша взяла стакан с вином и, отхлебнув глоток, поставила его на стол. Она все время сидела, прислонившись к стене. Ее черные распущенные волосы висели сосульками и придавали ей еще большую трагичность.

– Ты, девка, завтре перевяжись-ко, – вдруг строже сказала бабка. – Я тебе вона положила полотенце на тумбу. Оно чистое, шептанное.

Она показала указательным пальцем на расшитое петухами полотенце и пошлепала себя по груди морщинистой рукой.

– Бери его, – продолжила бабка. – И опоясывай титьки-то, словно поясом вяжешь. А то к утру может и молоко придет, а оно тебе ни к чему.

Саша повернула голову в сторону, потом кивнула.

– Да, – ответила Саша. – Спасибо вам большое, завяжусь. Спасибо вам, баб Насть. Устала я, пойду домой, да лягу.

Надя проводила подругу. Уходя от нее, выключила свет и закрыла дверь на ключ.

Ночь, казалось, тянулась целую вечность, Саше не спалось. Она прокручивала свою жизнь за последний год, в голове вертелась картина родов, иногда за окном ей слышался плач ребенка. Спустя время, Саша все же провалилась в сон, ей приснилось, что она стоит на болоте и ее затягивает трясина. Рядом сидит большая жаба. По болоту разбросаны куклы, и одна из них беспрестанно зовет маму. Сашу засасывает трясина по самые плечи, грудь сильно ноет, становится трудно дышать. Молодая женщина отчаянно пытается освободиться, но все попытки только тянут ее вниз. Саша ухватила ветку, которая больно хлестала ее по лицу. «Мамочка!» – простонала она и заплакала. Ей снова послышалось, что где-то плачет ребенок. Она резко подняла голову и увидела лишь утренний свет, который пробивался в комнату сквозь закрытые шторы. Грудь болела и тянула камнем. Саша встала с кровати, по животу потекло молоко. Она потянулась за полотенцем, нашептанным бабкой Настей.

Через пару месяцев после случившегося Саша переехала в небольшой город. Там она по добору поступила в медицинский институт на лечебный факультет, затем продолжила учиться в ординатуре по специальности «Психотерапия», и в поселок больше не возвращалась. С подружкой Надей как-то сама собой связь оборвалась. Саша тщательно избегала всех разговоров с новыми друзьями о своем прошлом. Через какое-то время ей и самой казалось, что она ничего не помнит.

Глава 6

Восемнадцать лет спустя.

Месяц назад Саше исполнилось тридцать шесть лет. Она жила в городе Ветров и работала в одном из психологических центров. Часто они с коллегами размышляли о том, что современный человек желает изменить свое существование и пытается найти истинные причины проблем, хоть как-то изменить, облегчить свою жизнь, в отличие от далекого времени ее юности.

Близких людей у Саши почти не осталось. Ее родители умерли один за другим от менингококковой инфекции. Когда похоронили мать, Саша приехать не смогла, а вот на похороны отца выбраться получилось. Приехав в город «вечной мерзлоты», сразу пришлось направиться на кладбище, где уже проходило отпевание. Высокий священник с ровными пальцами, как у пианиста, приложил на лоб умершего венчик, трижды перекрестился и начал читать молитву. Кто-то из пришедших тихонько всхлипывал. Народу пришло немного, только друзья и несколько человек с работы отца. Он долго работал на пилораме. Поставив венок с надписью на ленте: «С любовью от друзей Матвеевых», женщина с припухшим лицом, в черном платке, раскрыла сумку и достала пироги. Присутствующие произносили про отца и родителей теплые слова. После поминок, со всеми попрощавшись, Саша осталась стоять возле могил одна. Потом обняла деревянные кресты и повернула к выходу.

С кладбища она шла торопливым шагом, под каблуками ритмично хрустел снег. Неожиданно раздался колокольный звон, женщина вздрогнула и замерла. Она увидела людей, медленно выходивших из недалеко стоящей церкви. В башне, под самым небом, пара звонарей, со знанием дела, били в колокола. Саша вспомнила, как они с матерью мчались на воскресную службу, а отец, оставаясь дома на постели, ворчал и скрывался с головой под одеялом. Мать часто повторяла, что опаздывать не хорошо, и что к Богу надо приходить вовремя. Саша не понимала, о чем говорят эти слова, да и сомневалась, что их понимала мать. Раньше она бежала заодно со всеми туда, где ничего кроме свечей и икон ей не было изведано.

На выходе с кладбища Саша сдернула с головы черный ажурный платок. Уткнувшись в него, она еле слышно застонала. Холодный, северный ветер трепал ее волосы и обжигал уши. Плечи вздрагивали, а руки все сильнее и сильнее сжимали траурную ткань. Никогда при жизни родителей, Саша не скучала по ним так, как сейчас.

К вечеру после похорон женщина, несмотря на уговоры друзей родителей остаться погостить, все же уехала. Она приехала на вокзал и одиноко стояла, выглядывая уже загудевший поезд. Острые снежинки колко летели ей в лицо, Саша куталась в широкий, клетчатый шарф и, стоя на высоких каблуках, переминалась с ноги на ногу от холода.

Войдя в поезд, она разложила свои вещи, развернулась к окну и погрузилась в раздумья. Желания с кем-то познакомиться до конца поездки не появилось. Хотя на соседних полках люди постоянно переговаривались и иногда громко смеялись. Саша смотрела в след уходящей чужой природе и вспоминала детство, проведенное в деревне. Это был один из редких случаев ее воспоминаний о прошлом.

Наконец, поездка близилась к завершению. Очнувшись от размышлений, Саша посмотрела по сторонам. У бокового окна сидела молодая женщина двадцати пяти лет, с высокой лакированной прической и ярко накрашенными губами. «По всей видимости, это от нее пахло сладкими духами», – подумала Саша. Молодая женщина часто прикасалась к бижутерии на шее, в виде широкой цепочки. На соседней полке от Саши копошился старик и долго не мог открыть армейский рюкзак. Рядом стоял мужчина средних лет, крепко держа длинную ручку чемодана, всматривался в окно.

На столике в телефонном блестящем футляре резко зазвучало: «Пошлю его на небо за звездочкой». Молодая женщина безучастно посмотрела на экран и зевнула. Телефон продолжал петь: «И захочется, жить захочется». Спустя еще десять секунд, она ответила.

– Але. Привет, зая, – почти детским голосом произнесла она. – Еду, еду. Такой жаркий вагон. И именно мне, как обычно, посчастливилось в нем ехать. Это сущий ад!

Наклонившись, она поправила ботинок, каблук которого был покрыт серебряными блестками.

– Днем в вагоне были все сорок градусов жары. Топят и топят, представляешь, как мы сейчас едем?! Это сплошной ужас! Как я спаслась? Поливала себя водой несколько раз за ночь. Ох, тяжело жить.

Она скривила рот и сдвинула брови к переносице. Старик пристально посмотрел на нее.

– Спаслась? – решил вмешаться старик. – Рано еще об этом говорить. Спасение нам только снилось. Что же ты будешь делать, девка, когда изнутри от болезни гнить будешь?

Молодая женщина ему не ответила, только быстро замахала искусственными ресницами, промычав что-то в трубку, отключилась и отвернулась к окну. Саша достала из сумочки зеркало и блеск для губ. Она повернула крышку и прикоснулась мягкой щеточкой к пухлым губам. Затем она посмотрела в свои глаза в зеркале и, хлопнув крышкой, убрала его обратно.

Наконец, поезд остановился. Саша, завернувшись в шубку и взяв небольшой чемодан, вышла вслед за уходящими соседями, размышляя о словах старика. «И вправду, – думала она, – что мы будем делать, если будем гнить изнутри?» На лестнице, что вела в вокзал, уже собралась очередь. Саша встала у стеклянных дверей. Рядом, с борсеткой в руках, остановился коренастый мужчина.

– Так, – строго произнес он. – Приветствую. Так она в камере сейчас?