«Я человек такой, могу горы свернуть даже за иллюзию взаимности, из пепла восстать, ад сокрушить. Но пренебрегать мной…».
«Это унизительно постоянно ожидать, что твой собеседник покажет тебе твою принадлежность в его иерархии сексуальной привлекательности, где ты займешь надлежащее место по шкале его предпочтений…».
«Унизительно, когда каждое твое движение обусловлено заискивающей напряженностью мысли о том, какое надо произвести впечатление, чтобы тебя приняли, оценили, выделили и хотя бы не отвергли…».
«И ради этого ты остервенело чистишь зубы и язык щеткой, полощешь глотку, бреешь подмышки и остальные интимные места, чтобы твое тело не выделило в момент оценки миазмы?..»
«Унизительно! Но я не перестану бороться. У меня своя папка из эмоций, ощущений, воспоминаний и желаний. А главное желание – это он. Ради обладания им я пойду на все».
8
– «Гляжусь в тебя, как в зеркало…», – вопил под окном Серега Турок.
Его качнуло и, чтоб не упасть, он схватился рукой за тонкий ствол дерева. Алка Калашникова залилась глупым смехом, Витька Суркан протяжно свистнул, а Танька Коломеец заскрежетала кривыми зубами.
– А ну пошли отсюда! – Веткина мать, высунувшись в окно, погрозила собравшимся скалкой.
– «До головокружения…», – дотянул фразу Серега и плюхнулся на бетонный выступ подвала.
– Вы что, не поняли? Я сейчас милицию вызову!
– А что мы такого… – язык заплетался, мешая говорить. Оказывается, петь после водки и пива легко, а говорить – не очень.
– Что вы тут опять собрались? Убирайтесь!
– Пусть Вета выйдет, – на этот раз отчетливо выкрикнул Турок.
– Чего? – женщина задохнулась от негодования. – Если я тебя еще хоть раз рядом с дочерью увижу…
– Пойдемте отсюда, – Танька встала и потянула Серегу за рукав.
– Отстань, – Серега брезгливо стряхнул ее руку. – Не мешай мне с тещей разговаривать.
Наверху, бряцнув стеклами, захлопнулась форточка.
– Не больно она с тобой разговаривать хочет, – усмехнулась Алка.
– А придется, – Сережка икнул.
– Ты чо, на Ветку глаз положил? – Витька округлил рот, выпуская дымовое кольцо.
– Ик, – утвердительно кивнул Серега.
– Она Водолаза из армии ждет. – Танька снова села рядом, обиженно поджав губы.
– Прям ждет не дождется, – процедил сквозь зубы Турок.
– Зря надеешься. – Второе кольцо, извиваясь, образовало восьмерку, и повисло над Витькиной головой. – Я их видел. Вместе. Не просто же так они с подстилочкой в лесополосу ходили.
– Да, да, я тоже знаю… – поторопилась заверить Коломеец.
– Чего ты знаешь?.. – Серега посмотрел на Таньку с неприкрытым презрением. В темноте ее лицо было похоже на мордочку нутрии. Он отшатнулся, пружинисто вскочил и схватился за дерево. – «И вижу в нем любовь свою…», – пропел полушепотом, шмыгнул носом, повернул голову, заглядывая в Веткино окно, – «и думаю о ней».
9
«Даже сейчас, несмотря ни на что, а может даже еще больше… Нравится. Еще как нравится. Отчаянно нравится. Хоть и бесит. Бесит меня! Доиграется. Я, а не она. Я! Любой ценой! Не отступлюсь. Будет моим. Все!».
10
«Трынди-брынди доруле» – заливается радио. Вета дощипала брови, отодвинулась от зеркала. Хорошо получилось, волосок к волоску ложились в тонкую ниточку. От матери достанется… Наверное. Ну и пусть. Привыкнет. А она потом волосы еще перекисью вытравит. Вета вывернула ручку приемника на всю громкость и подошла к окну. У железной будки овощного магазина кучковалась молодежь.
В центре толпящихся куражился подвыпивший Турок. Он что-то рассказывал сгрудившейся вокруг него компашке, периодически, как боксер, выбрасывая вперед кулаки. Слов его было не разобрать, зато отчетливо слышался смех Таньки Коломеец, которая сопровождала каждый его жест громким похахакиванием.
В очередной раз отбоксировав невидимого противника, Турок посмотрел в Веткину сторону и, заметив ее в окне, согнулся в приветственном реверансе. Все тут же повернули головы. Что-то неуловимо острое царапнуло сознание, но что именно, Вета разобрать не успела, так как Алка Калашникова призывно замахала руками и заорала во все горло:
– Вета! Выходи!
– Выходи! – заорал Турок.
– Выходи! – подхватили остальные. Все, кроме Таньки Коломеец.
Вета натянула куртку и выбежала на улицу.
– Хелоу, краса! – подмигнул Серега. – Цукерки будешь?
Не дождавшись ответа, шмыгнул к ларьку.
– Полкило самых вкусных. И печений вон тех.
– Ну все, Серега в разнос пошел, – улыбнулась Инка.
– Да он, как выпьет, так у него сразу понос щедрости, – скривился Витька Суркан.
– А он трезвый и не бывает, – зихихикала Аллочка, подрагивая кнопочкой носика.
– Угощайся! – Турок протянул кулек с конфетами.
– Спасибо, я не хочу, – отказалась Вета, скрепя сердце. С утра жутко болел зуб, и слегка припухла десна. Унять боль удалось только анальгином. Но, несмотря на страстную любовь к сладкому, провоцировать воспаление не рискнула.
– А мы будем! – Танька выхватила кулек и выгребла оттуда конфеты. – «Школьные»? Из школьников у нас только Вета, – ломко заржала.
– А я тоже «Школьные» люблю, – Алка вырвала у Таньки кулек.
– Вы еще подеритесь, – Инка Стеренко, заметив обиженное лицо Веты, отвела ее в сторону. – Ты чего?
– Не люблю, когда мне тычут, что я малолетка.
– Ой, Господи, ты что, Таньку не знаешь? Это она переживает, что Турок не ей первой конфеты предложил. Не обращай внимания.