Мой герцог, я – не подарок!

За пустыми разговорами мы подошли к парадному крыльцу. Двери открылись точно по волшебству – ни прислуги, ни видимых механизмов. Если и были тут камеры и пульты, то хорошо замаскированные.

Увлекаемая стальной хваткой вперед, я вошла в замок. В самый настоящий. И тут окончательно поняла, что спектакль затянулся. А билет возврату не подлежит…

На меня дыхнуло сыростью, смолой и стылым камнем. Свечным воском, ладаном, букетами сухоцветов… Лавандой и чабрецом. Выделанной кожей, старым скрипучим деревом, ржавыми замками. Дымом и золой, потухшими углями. Мокрыми шкурами животных. Маслами, благовониями, телесным потом, плесенью книжных переплетов…

Вряд ли в магазине можно приобрести ароматизатор «Воздух средневековья»! Да такой натуралистичный и плотный, что ноздри мигом свело.

Нос щекотало смесью приятного и неприятного. Этакий микс из сырой плесени и вековой пыли, замешанный на эфирных цветочных маслах и церковных благовониях.

По отдельности каждый запах был мне хорошо знаком. Все знают, как пахнет старый коврик из овечьей шерсти, забытый на влажном чердаке. Помнят, какие ароматы витают в бабушкином сундуке. И в пустом храме, и в замшелой крепости, открытой для экскурсий…

Протопленные участки замка выглядели посвежее. В воздухе было меньше сырости и больше ладана пополам с лавандой. Из некоторых закутков долетал аромат забродившей настойки, из других – дымок от подпаленного сухостоя. Старая ткань гардин, поеденная жучками и пропитавшаяся пылью, тоже вносила характерный нюанс.

Таких «декораций» и за пару лет не выстроишь. Камень стен дикий, покрытый белесым налетом и паутиной. И освещение странное, какое еще придумать надо. В одних коридорах чадили дымом фонари, в других в стену были врезаны розовые и желтые кристаллы. Сияние от вторых шло более мягкое, уютное, колдовское.

Слишком реалистично. Слишком похоже на правду. Слишком по-настоящему. И эти пальцы…

Герцог тащил меня за собой из одного сумрачного, бледно освещенного коридора в другой, все ускоряясь. Будто мечтал оторваться от парадного сопровождения. Или от судьбы. Или от меня…

Но для этого следовало отпустить ладонь. А он по какой-то причине прикипел к ней, примагнитился. Влип в лужицу суперклея и боялся оторваться вместе с кожей.

Перебирая ногами по холодному полу, я решала, каким мыслям дать ход в первую очередь. О внезапной шизофрении? О белой горячке и лихорадочном бреде? О галлюцинациях от ядовитых кошачьих когтей? Может ли так проявляться аллергия на ценную породу? Или виной всему фиолетовые звездочки, что пахли так дивно и тяжеловесно?

Нет, не срасталось. Мысли были на удивление прозрачными. Себя я знала, мне бы такое не приснилось и не привиделось. Так что ходила я сейчас или по чужому сну, или по чужому миру.

Если бы не любимая сказка об Алисе, ухнувшейся в кроличью нору, я бы еще потрепыхалась в сомнениях, но… С самой пробежки по склону, вдруг изменившемуся в высоте и растительности, меня не покидало ощущение, что происходит нечто странное. Необъяснимое. Об этом кричала интуиция. Об этом шептала паника.

Я тоже упала в кроличью нору. В темную, странную, диковинную. До чего удачный денек для Лизаветы Кутейкиной!

Наверное, на холме случился какой-то сбой в программе мироздания. Склон заглючило, и я провалилась сквозь текстуры… У мироздания бывают сбои? И куда смотрит главный программист?

Чем стремительнее герцог разрезал корпусом средневековый воздух, тем сильнее я укреплялась в версии. Это не сон. Это чужой мир. Не мой…

А где тогда мой? Остался с той стороны холма? Чертово Утесово!

Из-за угла навстречу нам бросилась девушка в простом сером платье с белым передником. В пышном чепце и с перекошенным от ужаса лицом.

– Мой герцог… Все так внезапно, мы не успели… Мы не знали… – зашептала она. – До нас только сейчас долетело счастливое известие о…

Вандал (по части моих хрупких пальцев) шагу не сбавил, и девушке пришлось догонять.

– Если вы изволите, мы подготовим отдельные покои для вашей… для… для… – сбивчиво бормотала прислужница.

Мужик резко затормозил, и я вмазалась носом в каменную лопатку. Не мой день. Не мой.

– Для кого? – прохрипел «ее герцог», испепеляя огненно-зеленым взглядом местную горничную.

Удивились, пожалуй, все. И отважная служанка, отправленная трусливыми коллегами на убой. И мучитель моих пальцев, изумившийся столь картинно, словно претендовал на «Золотую маску». И монарх с веночком, наконец-то догнавший быстроходного брата.

– Для новой герцогини Грейнской, мой тэр, – учтиво известила девушка и бросила на меня торопливый, исполненный любопытства взгляд. – Для вашей супруги, дарованной богами Сатара.

Зеленоглазый «тэр» медленно обернулся, посмотрел на меня. И не меньше прислужницы исполнился любопытства и удивления.

Будто не ожидал, что я все еще тут. Намертво прицепленная к своей ладошке, в свою очередь намертво прицепленной к пальцам, собственно, «тэра». Или он забыл о новенькой «супруге» и тащил машинально, изумляясь необычной тяжести ходьбы?

Так вот она я. Лизавета. Может, отпустим меня уже, а?

– В своем ли ты уме, Эльяна? – прокаркало Величество, устало стягивая с головы венец и расстегивая пуговку на рубашке. – Где это видано, чтобы в первую брачную ночь дева располагалась в отдельных от супруга покоях? Разумеется, герцогиня будет отдыхать в спальне законного мужа.

А вот это «ой»… Нет, «ой-ей-ей-ей-ей» даже!

Громкое такое, надрывное. Чтобы стекла потрескались и перепонки полопались.

Если вы спросите деву, то она с превеликим удовольствием расположилась бы в отдельном от «супруга» мире. Благодарю за внимание.

– Поняла, мой владыка. Я подготовлю… герцогские покои, – неуверенно пробормотала горничная, потупив взор.

Точно знала некую тайну, мешавшую пребыванию «тэра»-варвара в одной спальне с собственной супругой.

Супругой?!

Издевательство какое-то. И ладошка снова начала чесаться…

Моя стрессоустойчивость уехала вместе с прохудившейся «крышей». «Погружающий эффект» от спектакля был настолько глубоким и неизгладимым, что хотелось визжать, истерично топать и размахивать руками. В надежде вырваться на поверхность из этого сюра. Из затянувшегося кошмара. Проснуться, наконец!

– Отныне это супружеские покои. Убедись, что там хорошо натоплено и… пусто… и смени-ка, пожалуй, белье, – велел монарх, тоже что-то дурное подозревающий.

Прислужница быстро кивнула, присела в торопливом книксене и, просканировав меня в районе грязных колен, спросила у каменного пола:

– Подготовить вам теплую ванну с магически активными маслами и чистую одежду, моя герцогиня?

Маловероятно, что она обращалась ко мне. Но и ванну, и масла активные, и одежду очень хотелось, поэтому я робко кивнула. Если у нее все это есть, то пускай дает. Все равно сумасшествию конца не видно… Гулять так гулять.

Подхватив серые юбки, Эльяна вприпрыжку удалилась. Подальше от мрачных зеленоглазых тэров.

Раз уж мы встали посреди коридора, я позволила себе оглядеться. Ни монарх, ни прочие участники процессии не спешили разбредаться по своим делам. Закралась неприятная мысль, что они, съедаемые нездоровым любопытством, и в «супружеские покои» пойдут.

Это сильно мешало созревать в голове идеям стремительного побега. Что, если и Величество, и Лилианна, и жрец, и стражи – все набьются в герцогскую спаленку? А то и в ванную с активными маслами? На это шоу билетов точно не продается!

– Владыка Сатара, опекун садов Судьбоносной, планирует почетно провожать меня до самой кровати? – нахмурился герцог, тоже раздраженный навязчивостью «зрителей».

– Опасаюсь, что мой бравый полководец что-нибудь учудит, – монарх растекся в издевательски благостной ухмылке. – Или про долг священный забудет, или молодую супругу случайно задушит подушкой…

Герцог раздраженно повел плечами в тугом темно-зеленом мундире: его хитроумный план по удушению «подарка» был разгадан еще на подлете.

А я чувствовала, чувствовала, что наша «любовь до гроба» таковой и будет! Потому и запоминала дорогу, которой меня тащат стальные пальцы. После красно-зеленого гобелена – поворот налево, потом прямо, прямо, до самой серой статуи. А у ярко-желтого настенного фонаря нырок в правый, плохо освещенный коридор…

Там, у холма, я почти не разглядывала «жениха». Мне это было не к спеху, да и голову занимала импровизация. Внимание привлекли лишь жесткие пальцы и бледно-зеленые глаза, и пару раз – грубо очерченные губы, скривившиеся в неприязни.