Пока вода делала свое дело, Эльяна тараторила, как не в себя. В красках описывала неких керрактских тварей, что упорно пробивают себе дорогу через «богами любимый Сатар». А что им тут надобно – никто не знает.
Покончив с демонами, горничная принялась ворчать на юную Галлею – упертую, точно «бешеная самка кворга, из вредности закусившая собственный хвост». Выяснилось, что принцесса решила поступать в академию именно сейчас. В самое небезопасное для сатарцев время, когда даже с поддержкой мудрой Верганы никто не станет на будущее загадывать…
Мне верилось. Во все верилось – и в камешки заряженные, и в рогатых вторженцев, и в военные нужды. И в ленивую бытовичку Ильку, которую никак не заменят. И в академии магии, в которых студенты на уроках заряжают портальные кристаллы.
Опасаясь забыть приметы замковых коридоров, которыми тащил меня бессердечный герцог, я повторяла про себя:
«Статуя голой тетки с мечом… красно-зеленый гобелен с кричащей птицей… Вот там прямо… до яркого светильника… И поворот… Сочная травка, прореха в изгороди. И на холм, на холм, обратно в Утесово!».
Потому что чем больше верилось, тем лучше понималось: легкие лекарства стрессоустойчивой Лизавете Кутейкиной уже не помогут.
Сложносочиненный аромат – травянисто-цветочный, плотный, почти осязаемый – нес с собой гармонию. С каждым вдохом по разморенному телу растекалось блаженство. С умиротворенной миной я бултыхалась в глубокой купели, позабыв про все горести этого дня.
Эльяна уходила, но быстро вернулась – с халатом и тапочками. Правда, даже с бортика было видно, что местная одежда «домашняя» лишь по названию. У темно-зеленого «халата» имелась многослойная складчатая юбка, пришитая к высокому поясу. А «тапочки» напоминали бархатные лодочки без каблуков.
– Вы сможете одеться сами, моя тэйра? – робко уточнила девушка, опуская одежду на низкую скамью. – Мне нужно сотворить молитву, подготовиться к избирательному сезону и собрать подношение. Ох, завтра на Священной горе будет не протолкнуться…
Горничная задумчиво помяла в пальцах простенький кулон и, дождавшись моего кивка, загасила яркий световой кристалл на стене. Купальня погрузилась в уютный полумрак – только лестница осталась подсвечена, и со дна струилось мягкое зеленое сияние.
– Постой! – окрикнула я Эльяну, когда фигурку скрыло пеленой пара.
– Да, моя герцогиня?
– На той самой горе? Завтра?
– В первый день голосования всегда столпотворение, – девушка обернулась, пожала плечами. Ее силуэт плыл туманом, размазываясь серым пятном с рыжими клубками волос. – Некоторые вельможи с вечера занимают очередь, чтобы первыми принести дары выбранной богине и не мешаться с простым людом. Поднимутся сразу, как тропу в храм откроют…
В груди заполошно забилось сердце: какое, к черту, столпотворение? Какая очередь? Может, туда еще и вход по билетам? Мне нужно на эту вершину!
И точно – когда мы с Величествами ушли со «сцены», у холма осталась разодетая публика. Я-то думала, зрители дожидаются продолжения спектакля… Выходит, они там всю ночь торчать планируют?
– Так на горе закрыто? – прохрипела я, ощущая, как упадническое настроение отвоевывает себе местечко в груди.
– До рассвета, моя тэйра. Сегодня Священная ночь судьбоносных решений, – горничная улыбнулась и благоговейно закатила глаза к влажному потолку, на котором прозрачными шариками скапливалась вода. – Но вам не нужно торопиться: подношение можно оставить хоть в последний день.
Я растерянно шлепнула ладонью по поверхности, подняв волну. Все куда хуже, чем я рассчитывала!
– Чему вы так расстроились, тэйра? – искренне удивилась девушка. – Я думала, вы уже успели проститься с Верганой. Для того и ходили в храм накануне, до выставления избирательных чаш…
Купание перестало приносить удовольствие. Зеленые воды забурлили, вздыбились пенно, уловив мое раздражение. Я выбралась из ванны на лесенку, добежала до скамьи и натянула изумрудный «халат» прямо на мокрое тело. Скрутила волосы в толстый светлый жгут и выжала на пол.
– В смысле проститься? – протараторила я, задыхаясь. – Она куда-то уходит?
Имя Верганы стойко ассоциировалось у меня со скоропостижным «замужеством» и прочими неприятностями.
– Ну нельзя же править в главном храме два сезона кряду? – добродушно рассмеялась Эльяна и замахала на меня рукой. Точно я удачно пошутила, прикинувшись полной идиоткой.
Я фыркнула сочувственно: нельзя? Как мало она знает о демократии…
– И часто тут проходят выборы? – зачем-то уточнила я.
– Каждые пять полных лун. Избрание сезона и верховной богини – такая ответственность! – Эльяна приблизилась ко мне и с восторгом прикусила губу. – Вы что же, моя герцогиня, в своих землях ни разу не голосовали?
Я хмуро помотала головой. За богов? Точно ни разу! Вообще не думала, что это выборная должность.
– Значит, туда откроют вход на рассвете? – уточнила я и указала на далекую черную гору с золотым отблеском на макушке. Она едва просматривалась в маленьком запотевшем окошке. – И сейчас вообще никак не пройти? Даже тайком?
– Пока туда только монаршей династии вход дозволен, – горничная покачала головой. – Думаю, наш герцог в ночь совершит визит, чтобы проститься с богиней и просить ее милостей на грядущее. Но вас взять тэр не сможет: только грейнская кровь идет без тропы.
– И часто герцог с Верганой… «общаются»? – я снова зыркнула на окно.
Может, и мне нужно заглянуть к их богине в «день открытых дверей»? Намекнуть, что будет здорово, если она объяснит герцогу, что я никакой не подарок! А просто случайно с ее священного утеса свалилась.
– Приходится. Всякий знает, как Вергана вспыльчива, ранима и злопамятна… Внимание любит, особенно от тех, кого истово опекает, – вздохнула Эльяна, сочувствуя, судя по всему, зеленоглазому тэру. – Беда тому, на кого она затаит обиду до следующего сезона. Так вы справитесь, моя герцогиня?
– Угум-м, – промычала я, расправляя на бедрах неудобную складчатую юбку.
Девушка торопливо покинула герцогские покои, и я позволила себе нормально, качественно, истерично всхлипнуть. Да что же это делается, мм?
Чужая суеверность – потемки. Но чутье, концентрирующееся под пышной юбкой, кричало, что мне тоже пора убираться из спальни зеленоглазого.
Я вытерла припухшее от пара лицо. Промакнула волосы, потемневшие от влаги и рассыпавшиеся жесткой, слипшейся соломой по ткани халата. Нашла запотевшее зеркало, оглядела себя пристально.
Ни синяков, ни царапин, ни грязи… Закатала рукава, осмотрела локти. Как так-то? Куда делись багровые дорожки запекшейся крови и черные пятна ушибов?
Раны затянулись, не оставив ни шрамов, ни розовых следов! Из всех «приветов», что передал мне склон в Утесово, на теле красовалась лишь алая загогулина, так понравившаяся жрецу. И вызвавшая у герцога стойкое отвращение.
Окончательно сползший макияж выявил мою бесцветную простоту. Несмотря на чистоту, распаренное лицо трудно было назвать канонически красивым. Зато Регина говорила, что у меня запоминающиеся черты – из-за нижней полной губы и высоких скул. А еще – по-детски открытый взгляд, благодаря которому меня до сих пор принимают за студентку. Даже паспорт на кассе спрашивают.
Из зеркала недоверчиво глядело мокрое, лохматое, распухшее нечто с пунцовыми щеками и диким блеском в голубых глазах. Запоминающееся, да. Не повезло тэру с «подарком»…
А ведь для ужина с родителями Артемия я расстаралась! И волосы, с утра стоявшие пучком выцветшей соломы, завила так, чтобы они скатывались на лопатки ровными локонами. И глаза выделила тушью, и носик напудрила, скрывая россыпь июньских веснушек…
Обычно я пользовалась косметикой по минимуму, так что на фоне Теминых «кисунь» смотрелась безликой и бесцветной. Этаким холстом, на котором можно нарисовать что угодно. И выдавать за шедевр.
Но этим вечером я мечтала выглядеть женственно и изысканно. Платье купила новое, с элегантной юбкой до щиколоток. Вон они, измазанные в глине огрызки, в ведре валяются.
Поглядев еще немножко на шелковые останки былой роскоши, я перевела взгляд на черную гору… Как близка она, как далека. А ведет ли в нормальный мир? Большой вопрос, который страшно себе задавать. Раз есть вход, должен быть и выход, верно?
Глаза снова и снова упирались в красный завиток на ладони. В отличие от грязи, он не стерся. Боги… ни царапин, ни кровоподтеков, а этот рисунок – на месте, будто вытатуирован на коже намертво. Навсегда.
В то время как безымянный палец ощущался пустым, но словно свободным. Я так легко позабыла колечко в ванной Ворошиловых!
Еще вчера я, закусив нижнюю губу, нависала над каталогом флориста. С трепетом невесты рассматривала композиции для банкета. Выбрала бело-розовую гамму: пионы и розы, эустому, веточки рускуса и эвкалипта… Внесла предоплату, счастливо распрощалась с Натальей, получив от нее заверения, что все будет готово в срок. А теперь что? Куда?
«Не смывай те арабские духи…»
Я зажмурилась до искристых звездочек и потуже затянула поясок на нелепом халате с пышной юбкой (с которой еще в дверь попробуй пролезь). Все, Лизавета. Не осталось в тебе стрессоустойчивости. Можно вычеркивать из резюме.