Йега

Иван оторопел от увиденного.

Непослушный каштановый локон выбился из небрежной прически слегка касается нежной шеи, лукавый огонёк в прищуренных глазах весенней зелени, едва заметная улыбка, спрятавшаяся в уголках губ – образ, который вот уже сутки не выходит из головы. Но как?!

Задать вопрос вслух уже не успел. Остатки транса развеялись, размывая наваждение.

На сотника смотрела, без сомнения, весьма красивая девица. Ярко синие глаза, опушенные темными густыми ресницами, подчеркнуты темными бровями. Густые волосы цвета спелой пшеницы собраны в замысловатую прическу, украшенную жемчугом и серебром. Маленький, чуть вздёрнутый носик и алые пухлые губы.

Похоже дочери от отца достались только гордая посадка головы, сталь и надменность во взгляде и плотно сжатые губы.

Замешательство Ивана Рада приняла на свой счет и теперь покровительственно улыбалась ему. Девица привыкла к повышенному вниманию мужчин.

Борислав так же расценил поведение сотника и довольно хмыкнул себе в усы. Мол если этого покорила, то Святобору точно голову вскружит. А влюбленным мужчиной легко управлять.

Жрец тем временем размотал рушник, связывающий руки и благословил союз.

Вся процессия направилась к Перуну. Его огромная статуя стояла в самом центре капища, огромные медные ноги были начищены до блеска, у подножия лежали многочисленные дары.

Жрец Перуна был самым почитаемым и богатым в Черноречье. Его богатые одеяния и украшения выдавали статус верховного жреца.

Величественным движением руки жрец указал участникам процессии кому куда встать. Иван и Рада опять встали напротив идола лицом друг к другу, но руки на сей раз им обматывать никто не стал и головы соединять тоже.

Борислав встал рядом с ним лицом к идолу и жрецу, дочь по левую руку, Иван по правую. В итоге получился ромб – щит Перуна.

Когда все заняли свои места, верховный жрец громоподобным голосом воззвал к своему божеству.

– О Перун, громовержец скрепи союз Белого города и Черноречья, дабы процветали и крепли они во веки вечные.

Жрец развернулся к идолу, поклонился в пояс и достал откуда-то из изножья перстень, что в полдень Иван передал князю, и серебряный оберег на цепочке – видимо до прихода процессии он подготавливал эти предметы к ритуалу.

– В знак своей доброй воли и во имя будущего мира, князь Святобор скрепляет своё слово этим перстнем, – с этими словами жрец надел на большой палец правой руки Рады перстень Святобора.

– В знак своей доброй воли и во имя будущего мира, князь Борислав скрепляет свое слово этим щитом Перуна, – и жрец протянул Ивану цепь с оберегом.

Надевать не стал – оберег предназначался Святобору. Поэтому, сотник оставил его в руке. Потом положит тот же кисет, в котором недавно был перстень.

– Союз закреплен и благословлен! Живите с миром! – заключил верховный жрец и отвернулся от участников, давая понять, что все закончено.

В город возвращались двумя процессиями: мужчины, как и прежде прямой дорогой в детинец, женщины же завершали процессию вокруг города.

Уже в детинце князь повторно спросил, задержится ли Иван на пир в честь свадьбы, уж больно пригнулся ему сотник. Но Иван был непреклонен.

– Князь ждет не дождется молодую жену. Поди извелся, всё ли хорошо. Так что завтра с утра в путь. А сейчас немного поспать надо бы.

Веха 40. Дома

Возвращались по давешней тропинке. Кастея можно было не опасаться – он сейчас без сил.

А если Иван сделал всё как надо, то и не будет запланированной бойни. Белый город и Черноречье породнятся, и даже мелких стычек станет меньше. Так что ещё не скоро повелитель гор сможет восстановиться. Ну и пусть сидит себе в горах.

Змея тоже не стало. Хотя он и до этого не докучал Йеге, соблюдая негласный нейтралитет. Горынят тоже почти не осталось, да и те сбежали с Кастеем.

Особо не торопились. Крутые и не удобные места на ступе преодолевали. Отдыхать на уступе, где Ивана горынята полонили не стали и к вечеру были уже в лачуге по ту сторону гор. Но и там ночевать не стали.

Йега приготовила бодрящего зелья, погрузились в ступу и полетели дальше.

По дороге заглянули в гай к Зеленицам, поклонились идолу Древобога. Принесли ему в дар букет золотарника, редкого для этих мест, и капнули к подножию несколько капель живой воды. Теперь гай будет процветать ещё больше.

До дому же добрались уже к полудню следующего дня. Родная изба встретила теплом и уютом. Разожгли очаг, заварили травяной чай, достали сухарей и устроились в любимом кресле.

Всё закончилось…

Сойка с соседнего леса принесла новость, что обряд прошёл удачно и Рада со свитой в сопровождении гонца кружным путем направились в Белый город.

На душе неприятно скрябнуло от того, что Иван обряд с Радой справил и теперь вместе будут в пути неделю. Почему-то вспомнились слова Веды, про то что ни один мужчина не сможет устоять перед красотой юной княжны.

Добавила в чай пустырнику и выпила еще кружку. Что ж… Живём дальше.

Чуть позже проверила Воднея и Алесия. Те были в порядке и готовились к зимовке. Один обещал рыбкой обеспечить, второй – дровами. Куда бы делись!

А завтра в баню, наконец то… Смыть с себя все тревоги и усталость пути.

*****

Проходили день за днём. Солнце уже не грело. Осень сдула с деревьев их красочные наряды и расквасила в лесу все тропинки.

Лужи по утрам стали покрываться тонкой корочкой льда. Ночи становились всё длиннее и холоднее и лес, потерявший былое разноцветие стал мрачным и угрюмым в ожидании белоснежного покрывала зимы.

Скупость и серость природы казалось расширяли зародившуюся внутри пустоту. Ни одно любимое дело не могло её закрыть. А переделано было немало – на то и подготовка к зиме: грибы, ягоды, яблоки и рыба насушены; капуста, свекла, яблоки и огурца наквашены; дрова заготовлены; валенки новые сваляны; пледы и носки навязаны.

Но делала Йега всё механически, не потому что так хотела, а так надо было. И даже любимая баня не приносила прежнего удовольствия, а только согревала тело.

Лес стал непроходимым, и деревенские уже давно в него старались не ходить. Да и незачем уже было – все дары леса уже были собраны, а дрова в дождь не заготавливают. Теперь до снегов спокойно будет.

Йега даже перестала дежурить вечерами у котла. Сидела у очага и навязывала очередную обнову. И только кот нет-нет, да поглядывал на бурлящую жидкость.

Веха 41. И снова обманная поляна

В сапогах неприятно хлюпало. А желанное тепло было так близко и так недосягаемо.

Путеводный клубок докатился по сырому, промозглому лесу до знакомой поляны, а вот избы на окуренных ногах на ней не оказалось. Сколько Иван не просил клубок вести дальше, тот только крутился у ног, как бестолковый котенок.

Прошло не больше двух лун со времени обряда, но сотнику казалось, что уже полжизни промелькнуло.

Красавица Рада оказалась той ещё кикиморой… К прехорошенькому лицу и ладной фигуре в довесок прилагался прескверный характер: капризная, своевольная, гневливая – одним словом, дочь своего отца. Благо, хоть тот не согласился покидать Черноречье на полмесяца и остался пировать за счастье молодых у себя в детинце.

За десять дней пути молодая княгиня умудрилась извести даже свою, привыкшую ко всему, свиту. А уж Иван к концу пути точно понимал, что ничуть бы не расстроился, если бы Рада досталась Горынычу. Причем не жалел бы ни её, ни покойного Горыныча – они друг друга стоят.

Отдав красавицу – жену пока еще счастливому новобрачному князю, сотник отпросился в длительный отпуск за заслуги. Святобор на радостях отпустил без расспросов, да еще и месячное жалованье наперёд выдал.