Слишком много нас. Нас поотсыпь-ка в мышиный ларь,
принакрой кладбищенским крепом, в растопку брось!
Или так: толпам плачущих бездну рыбы нажарь,
разломи пять хлебов – и накорми на авось.
Но идут, и бегут, и орут, и блажат, и плывут,
лик под пули суют, а то и спину, и грудь…
Вижу, Господи, раньше времени Страшный Суд
Ты затеял, Отец; да выживем мы как-нибудь.
Не тебе доводится грызть соленый песок?
Не тебе режут горло, башку пихают в петлю?!
А какая разница?.. – твой ледяной висок.
Твоя глотка, хрипящая страшное это «люблю».
Только жизнь у тебя на губах. И пахнет грозой,
и кедровой смолой, и печеной рыбой, и тьмой.
…покури у подъезда, поддатый, кривой-косой,
ведь сейчас позовет тебя Вечная Мать домой.
ОБРИТАЯ САЛОМЕЯ
…да, ты моя сестра,
сестра сеченная.
Лицо – колодца дыра,
яблоко печеное.
Плюнь в грязное блюдо судного дня.
Конвоем битая,
как в зеркало, глядишь в меня,
Саломея обритая.
Ты, златовласая сестра,
наотмашь битая конвоем.
Лицо – колодец и дыра,
лишь хрипом заткнутая, воем.
Кого убила? На пирог
кровь пролилась – на сахар снега.
Мы все убийцы. Видит Бог
все швы изнанки человека.
Пустое логово суда
отгрохотало погремушкой.
Присяжных сытый смех. Сюда
лицо повороти, подружка.
Щербинка заячья зубов.
Яйцо обритого затылка.
Халат – на голую любовь.
В кармане голый кус обмылка.
Сверкают золотом виски.
В улыбке скулы выпирают.
И золотятся кулаки,
пока надежда умирает.
Ты в зеркало – в меня – глядишь!
И ты – мне зеркало: до гроба.
Слой серебра. Ты, вошь и мышь,
на лике зри всю ночь утробы.
Измятей черного белья.
Сугробней волчьего предместья.
Смольней смолы. Да, это я —
меня, как зеркало, повесьте
в копченом пиршестве. На дне
чертога в масле и вине.
На досках, в полоумной тьме
Левиафанова барака.
И в нем свое лицо в огне
и пламени – узришь, собака.
Увидишь, волк. Узнаешь, лис.
Покроешься проказой дрожи.
…Меня ты засудил? Молись.
Лепи губами: святый, Боже.
РИМ
Голый свет бьет в глаза. Заголяется мрак.
Обнажается тьма.
Бьет железо в железо, и крошится камень,
и птицы горят
На лету. Вой сирены врачебной режет лоб,
режет край ума —
Не тебя в лазарет везут, под кожу прыскают яд.
Луч летит копьем. И летит навстречу ему копье —
Вот и звездные войны, пока ели-пили,
пошли на взлет.
Человека убили, а на веревке его белье
Все мотается,
и на лешем морозе колом встает.
Я не знаю, как люди живут
в других слепых городах,
В старых сотах,
высохших на горячем свистящем ветру.
Может, так же воют от горя, таблеткою страх
Запивают; целуются так, как олени гложут кору
По зиме.