Сестра милосердия

Сестрички мои, всё в руках горит,
бегу от солдата к солдату,
Перевязок конвейер, кручусь как челнок,
одна рана, другая рана,
А доктор все шьёт-зашивает, великий портной,
от смертей уже пьяный,
Доктор, дай помогу, я с иглой управляться умею,
Пока кетгут сквозь кожу тяну, и сама поседею,
Обезболить! Укол! Есть, товарищ хирург!
Попаду в вену с ходу,
Шприц оружье моё,
свеча над молитвой святого народа,
Лазарет это храм, в нем молюсь по утрам,
по ночам всё читаю молитвы,
Лазарет моя вера, надежда,
моя последняя битва,
Лазарет то любовь моя, ночь без сна,
с бедными криками боли,
Всей молитвою стонет война,
всей атакой солдатской отчаянной доли,
Лазарет это бой мой,
я каждый день, каждую ночь в нём воюю,
Нет медикаментов сегодня, а есть любовь,
ею ненависть перебинтую,
Операция, нет анальгина, щепку в рот, и грызи,
чтобы боль не выпустить в крике,
Операция, во имя Отца и Сына,
и Дух Святой малюет во тьме золотые лики,
То солдаты мои, я умру от любви,
к каждой душе живой, что страждет на койке,
Это наш военный Гомер, Илиада кровавых сфер,
запах зимней полынной настойки,
Шприц моё копьё, и моё забытьё,
и прозрачный патрон,
вы лишь ранены, вы не убиты,
Вы не прокляты, нет,
вы не преданы, не разлюблены, не позабыты,
Вы на койках, на панцирных сетках, а мы сёстры ваши,
Мани, Веры, Ирины, Нади, Насти, Лары, Любы и Глаши,
Это страшно и больно, молитва и мужество,
жить под огнём и под пулей,
Надо жить, милосердие, надо любить,
мы сегодня на грош не уснули,
Все родные бойцы, всем медсёстры родня,
всем судьбу обезболить напропалую,
И безногим, безруким, безглазым, дай я тебя поцелую,
И опять наклоняюсь, и выживу нынче едва ли,
Целовали меня мои раненые, умирающие целовали,
Яко в церкви: в щёки, в лоб, со слезами,
как в Пасхальные светы,
То предсмертная Пасха,
Твой поцелуй, Господи, без ответа,
Вы глаза бойцам закрывали…
вам глаза бойцы закрывали…
Родимые сёстры мои! Лучезарные птички!
Бомбили… стреляли… жгли… пытали…
казнили… взрывали…
Война. Ночи без сна. Сёстры мои! Сестрички!

Молитва

Сегодня в лазарет наш с далёкой ли дали
Совсем цыплёнка юного, мальчонку привезли.

Из кузова сгрузили и на руках внесли
В огромную палату: в крови, снегу, пыли.

Обмыть мальчонку надо! Всё чистым быть должно.
А нянечка-старуха так молится в окно.

На Солнце, как на Спаса… икона – небеса…
Зовите вы хирурга! Жить парню полчаса!

Хирург бежит, вздыхает, всю видит боль-беду.
Реку переплывает, идёт-бредёт по льду.

Реку войны и скорби, и простынь, и пелён,
Реку судьбы и смерти, реку иных времён.

А мать моя, сестричка, рукой зажала рот:
Такой солдат молоденький, а нынче вдруг умрёт!

Не умирай, шептала, держись, не умирай,
Во что бы то ни стало держись и побеждай!

Зажимы подавала… Стояла у стола…
А нянечка-старуха молилась и ждала.

А нянечка святые все путала слова,
Молилась как умела, молилась от себя…

Хирург над страшной раной творил последний шов.
Шагнул назад, как пьяный, без сил, в поту, без слов.

Солдат, мальчонка бледный, последний дух и дых.
Он снизу вверх застыло смотрел на нас, живых.

И мать моя, сестричка, отбросила зажим,
И тихо так и горько заплакала над ним.