Тысяча падёт – тьмы тем мощное пламя
За вашими спинами – вашу войну окончит.
Глядите, герои, очами родными!
Богом прощены смертельные раны.
Богом повторено каждое имя —
Груз двести уйдёт в больные бураны.
Богом отпущены, раскрошены ситным —
Военным голубям – все грехи ваши:
Все грёзы о жизни пред Адской битвой,
Весь хлебный запах апрельских пашен.
Парни! Вы же так мало жили!
Прожили на свете лишь света кусочек.
В атаку бежали, в поту, в соли-мыле,
Сапогом давя морзянку тире и точек…
Сапогами прожигая землю чужую,
Сапогами сбивая кандалы и оковы…
Уповаю на вас! К вам прихожу я,
Как на исповедь к батюшке в ризе парчовой!
Не придёт к вам зло. Не разрежет рана
На куски – тело, на ломти – сердце.
Вы, ребята, вы сгибли слишком рано,
И от вашей смерти нам некуда деться!
Бог на вас невесомых Ангелов спустит.
На руки они вас, убитых, подхватят.
И вас снова мамаши найдут в капусте,
И принесёт в клюве аист
к родильной кровати.
И ни аспид, ни василиск не страшен.
И ни лев, ни змей…
не солгу… не отрину…
Вы стоите крепче кремлёвских башен,
Хоть лежите в тесных глухих домовинах.
И ваш сон зорче любого дозора.
И ваш стон слышат по всей земле человеки.
И Господь,
во избежанье тоски и позора,
Вас в улыбку Свою ясную
обращает
навеки.
«Затягивает в бездну, и отступать нельзя…»
Затягивает в бездну, и отступать нельзя.
Жизнь длится бестелесно, по радуге скользя.
Я знаю неизбежность. Я знаю правды страх.
Я – санитарка беглая с ребенком на руках.
Куда бегу от войн я? От деток и отцов?
Безумна и спокойна… улыбка вместо слов…
Юродивая песня: о, кто вас защитит?..
Рыдая, кто воскреснет, кто все грехи простит?..
Глаза детей огромны. Ребёночек, не плачь!
Мiръ – царские хоромы, пожар, в ночи горяч.
Война идёт, бесстрастна. Горят крыльцо, порог.
Прошу, полейте маслом на лбу дитя ожог!
Товарищ врач, мне часто святые снятся сны:
Торжественное счастье придёт после войны!
Обнявшись, все танцуют… на площадях, в ночи…
И музыка милует… ах, песня, не молчи…
Ни у кого не выйдет героев, нас, убить.
Ни у кого не выйдет нас, доктор, погубить.
Палата стонет, дышит… несётся время вскачь…
Заснул мальчонка… тише, товарищ военврач…
Война, она такая. Смерть рядом. Прилетит.
Я плачу, прижимая к груди младенца. Спит.
Не мать я. Санитарка. Отломок голытьбы.
Такого я подарка не ждамши от судьбы.
Вчера его родные сгорели все, дотла.
Они теперь святые. Их обнимает мгла.
И вот я среди боли, с ребёнком на руках.
Война, а ты доколе? Рассыпься ты во прах.
Иду между боями, по радуге скользя.
И наступает пламя. И отступать нельзя.
«Сестра, родная, моя летняя, вот ты, ты, да…»
Сестра, родная, моя летняя, вот ты, ты, да.
Помнишь меня, последнего? Раны сочти, года.
Ты подползла ко мне. Разрывы гремят вокруг.
Я лежу навзничь в грязи, огне, не чую ни ног, ни рук.
Рука перебита. Дошло.
А у тебя из сумки ножницы выпали, нож
Потерялся. Снаряды рвутся. Вместо крика лишь дрожь.
Ни ножа. Ни ножниц. Лицо приближаешь.
Улыбка. Зубы. Мне
Грызла зверицей мышцы и кожу,
я думал: это во сне.
Мягкие ткани. Ужас и дым.
На землю плевала кровь.
Слезами залейся. Горем упейся.
И снова: волчицей, без слов.
Резать жизнь зубов остриями! Это надо суметь.
И перегрызла. Вот боли пламя. Бинта белая плеть.
Ах ты!.. что?.. бинта не хватило.
Стащила с плеча едва
Гимнастерку. С неженской силой
оторвала рукава.
Я помню, что шептал тебе я,
солдат, безрукий, в бреду:
Сестра, ты вся моя семья… в огонь за тебя пойду…
Бинтуй скорей… мне снова в бой…