В руках Ирбиса

– Я не за него переживаю, а за Кусю. Когда ей захочется котика, за ней нужно будет внимательно следить.

Снова она лжёт. Со Шмелём ей действительно было легче. Ему даже не пришлось завоёвывать её доверие. Может в нём она признала родственную душу, а может её подкупила его простота. Вспомнила о своей няньке и сразу загрустила, и никакие таблетки здесь не помогут. Шмель бы сдох, но не позволил Ирбису войти в дом Давлатовых, пока внутри находилась Ника. Другого такого мне не найти. Нужно срочно ускорить процесс его выздоровления, который как назло затягивается, а ещё повторить с ним, чтобы от новых зубов отлетало, что можно говорить, а что нельзя. Признание Шмеля станет для Ники апокалипсисом. Мне большого труда стоило отговорить его от необдуманных слов и действий. Ради неё он готов на всё, и если Ника запутается, апокалипсис наступит уже для меня. Я понимаю, что только со Шмелём она будет в безопасности. Его нахождение рядом с собой Ника не воспринимает как конвой, ей даже нравится. Нравилось. Она не воспринимала его как навязчивое давление с моей стороны. Её без присмотра оставлять нельзя. Мне показалось, что получил инфаркт, когда узнал, что Ирбис так близко к ней подобрался. А её поведение в этой ситуации шокировало. Она была права, когда говорила, что не жертва насилия. Она персональная жертва Ирбиса, со своим непонятным чувством вины. Уверенность, что Ника даже сопротивления ему не окажет в худшем исходе, моментально леденит кровь. А ведь так и будет.

Теперь она ещё и на таблетки подсела. Я ожидал чего-то подобного, особенно от неё. Давно привык к её нетипичному поведению, желанию всеми силами сдержать в себе правду, которая её душит. Ника обещала со временем рассказать мне всё, но она лгала, в первую очередь самой себе. Она никогда не сможет рассказать, если после всего произошедшего не открылась. Самое паршивое, что я начинаю сомневаться в собственных выводах о ней. Ещё в день нашего знакомства, когда я спросил, убивала ли Ника когда-нибудь, отметил для себя её нежелание отвечать, потому что лгать она не хотела, но и сказать правду не смогла. В таких случаях, если человек хочет уйти от ответа он лжёт, Ника даже этого делать не стала, и я сделал вывод, что есть на ней такой грех. Только не отпускала одна единственная мысль: если её обидчик жив, что она не отрицала, тогда кого могла убить нежная Ника? И все следующие мои выводы и предположения тоже оказались ошибочными. Я решил, что обидчик был не один, слишком сильный отпечаток наложился на Нику. Хотя разве я ошибся? Оба моих сына прошлись по Нике, каждый в своей манере. Василий не отказывал себе в демонстрации силы. Я нашёл на ноутбуке в скрытой папке записи парочки их разговоров, свидетелями которых неизменно были тёмно-бордовые лилии. Ника не сдавалась, не понимая, что с ней всего лишь играют, прежде чем сломать. Глупая. Совсем в мужиках разбираться не умела. В принципе это так и не изменилось. Нужно внимательно следить за её окружением, особенно сейчас, когда Ирбис снова включился в охоту. В его взгляде на Нику ничего не изменилось, все те же ненависть и ярость. И я не понимаю спокойствия Ники, которое ещё больше выводит Ирбиса из себя.

– Зачем мы сюда приехали? – Устало пробормотала Ника, отвернувшись к окну.

– Тебя прокапают.

– Это не обязательно. Таблетки совсем слабые были. Обещаю, больше не буду их принимать.

– Верно. Считай это своеобразным наказанием. – На самом деле мне просто нужен был повод и я наконец его получил.

– Я не сделала ничего плохого, чтобы меня наказывать.

– Почему же. Ты не сообразила, что садиться на таблетки не лучшая идея. Заодно может и мозги у тебя прочистятся.

– А если я не пойду? – Наивно запротестовала, выпустив подобие фурии. Один взгляд чего стоит. Именно он и привлёк обоих моих сыновей. Не все женщины умеют так смотреть. Это природное, изобразить подобное невозможно, такой взгляд подпитывается изнутри. Ника даже Настю сейчас превзошла. Не знаю насчёт Василия, но Кирилл, который когда-то был влюблён в Анастасию, не мог не заметить сходства.

– Я тебя заставлю. И поверь, здесь вопящей девице в моих руках никто не удивится. Напомню – тебе ещё здесь работать.

– Похоже садизм у вас семейная черта. – Бросила в меня этими словами и вылетела из машины в сторону больницы.

Похоже, в том, что Ника спокойна, я очень ошибся.

– Мне нужно, чтобы ты провела осмотр.

Настя устало покачалась в кресле. Её смена только закончилась и она хотела выспаться. Устала. Скорее всего потеряла пациента. Я всегда чувствую её скрытую скорбь по каждому, даже самому безнадёжному, в этом они с Никой очень похожи. В такие моменты жалею, что не Настя мать Ирбиса.

– Какого рода? – Спросила из-под полуоткрытых глаз.

– Гинекологический.

Сначала Настя конечно ухмыльнулась. За что я люблю эту женщину – она знает меня лучше всех, даже меня самого, и в этом виноват только я: сам научил читать меня, а всего-то когда-то хотел сделать из неё идеальную любовницу, послушную, безропотно выполняющую всё, что попрошу. Сделал. Сам не понял, как сросся с ней сначала телом, а потом душой.

– Если она узнает, больше никогда не заговорит с тобой. Для неё эта процедура очень травматична, точнее, Ника не хочет чтобы знакомые ей люди знали о последствиях пережитого.

– Ирбис сказал, что у неё никогда не будет детей.

– Он не врач, чтобы ставить диагнозы.

– Клинский сделал соответствующую запись в медкарте Ники.

– Раз сам Клинский поставил диагноз, то мне точно соваться не стоит. Его диагнозы неоспоримы. – Произнесла с непонятной иронией, улыбаясь, продолжая покачиваться в кресле, напомнив мне, как давно я не ночевал у неё, в нашей уютной квартире, где нет места происходящему в моей жизни дерьму. Хорошо, что Настя не согласилась переехать ко мне, когда я предложил, и женой отказалась стать, сохранив для меня семейный уют в стенах, находясь в которых чувствую себя простым мужиком, забывая на время обо всём.

– Я хочу, чтобы ты провела осмотр.

– Я не гинеколог, а ты не должен принимать решений за Нику. Ты, конечно, сейчас скажешь, что вместо меня это может сделать кто-то другой, зная, что я в итоге сдамся, но оставь ей хотя бы это. И ещё… представь, что будет, если слова Кирилла подтвердятся. Ты станешь по-другому смотреть на Нику, больше не сможешь смотреть без жалости.

– Разве на тебя я смотрю с жалостью? Хоть раз она проскользнула в моих глазах, словах, действиях?

– В моём неблагополучном детстве нет твоей вины, как и в том, что случилось с Никой, но за произошедшее с ней ты чувствуешь себя ответственным.

– Ты не видела её рядом с ребёнком. В моих глазах, она прирождённая мать, как и ты.

– Я больше не буду проходить лечение. Давай закроем эту тему навсегда. – Закрывали уже, и не раз, зная, что замок на ней сломан. Последний врач, к которому мы обратились, сказал, чтобы мы больше не тратили время на препараты, обследования, ненужное лечение. Им как раз был Клинский. Диагност хренов. – Что касается Ники, Витя, ей безусловно нужна помощь, но будучи навязанной она её тяготит, запутывает и мешает прийти в норму. Она просто не знает, что делать со всем, что на неё навалилось, и что-то мне подсказывает, с твоей заботой в первую очередь. Верни Нике её свободу, контроль, вернётся и желание жить.

– А его у неё нет?

– Пока у неё есть только желание спасать жизни других людей. Только на этом и держится. Вспомни, пока не появился ты, она жила одна, самостоятельно, пыталась стать нормальной, нашла работу, начала общаться с людьми, сама принимала решения, боролась со своими проблемами.

– Нет. Не боролась. Она адаптировала их к своей жизни, сдавшись.

– По-твоему Ника похожа на человека, который сдался? Вспомни её экзамен. Хотя нет, слабоват пример. Она выстояла перед твоим напором, а это достойно уважения. – Настя редко кого-то хвалила, меня, например, никогда. – Она не прогнулась под твои устои и правила. И будь ты помоложе, влюбился бы в неё. – Настя откровенно смаковала мою реакцию. Ей доставляло удовольствие выводить меня из себя. Давно у неё не было повода, чтобы поизводить меня ревностью. Нашла время.

– Дай ей снотворное и осмотри, возьми все необходимые анализы. – Напомнил, с кем она играет, но Настя лишь улыбнулась, уже откровенно играя.

– Настойчивостью сыновья в тебя пошли.

Они обе сговорились? Что за вечер упрёков в плохой наследственности. Самое паршивое, что ни первой, ни второй мозги не вправишь: Настя уже выработала иммунитет ко всем моим методам воспитания и перевоспитания, а Ника вот-вот слетит с катушек, у меня большие сомнения в здравости её рассудка, иначе зачем осталась на ужин с Ирбисом. Пока я всеми силами стараюсь уберечь Нику, она вопреки всем законам и здравому смыслу идёт навстречу опасности, поражая бесстрашием. С этим разберусь потом, сначала то, зачем я её сюда притащил.

– Если не хочешь принимать в этом участие, пусть твоя Анна Андреевна осмотрит Нику.

– Знаешь, пять минут назад я тебя безумно хотела, – сухо произнесла Настя, оперевшись на стол, сцепив руки в замок, похоже мне хана, – а теперь даже видеть не хочу. По-хорошему ты не понимаешь, что ж, поговорим прямо. Ты и так чуть ли не всю жизнь Ники вывернул наизнанку, залез к ней в душу, раскурочив в ней остатки порядка. Я понимала твой интерес, когда ты не знал кто она и хотел помочь, но теперь, когда ты знаешь во всех подробностях из первых уст, что с ней сделал Ирбис, слышал его признание о том, как медленно он её убивал, обколов наркотой, чтобы дольше мучилась, я не понимаю твоего откровенного садизма. Ты хочешь услышать от неё, как ей было больно и страшно? Или окончательно убедиться, что твой сын безжалостное чудовище, чтобы возненавидеть с новой силой?

– Я хочу знать правду. Всю, какой бы она не была. Если придётся заставить Нику пройти через всё ещё раз, чтобы она заговорила, я это сделаю. У меня не получается вывести её из себя, довести до состояния, когда она не сможет себя контролировать, держать всё в себе и сдастся, рассказав всю правду. Что я только не перепробовал, какими только вопросами не изводил, пропуская и себя через эту мясорубку. Рано или поздно все люди срываются, но пробить её броню у меня не получается.

– Она же сама призналась, что ты знаешь не всё. – Настя посмотрела на меня с жалостью, как на побитого пса.

– И с этого момента я окончательно потерял покой. – Произнёс то, в чём не хотел признаваться никому, в первую очередь самому себе.

– Если продолжишь в том же духе – потеряешь Нику. – Моментально отрезвила меня Настя.

Глава 20

*Кирилл*.

Картинка не стала мутнее со временем, цвета не стали бледнее. Операционная, яркий свет, на полу валяется одежда, напитавшаяся цветом крови, белые халаты врачей, которые почти светятся. Единственное бледное пятно – тело чуть живой Моники Абрамовой. Меня впустили в операционную когда потребовалось переливание. Даже ничего не понимая в медицине, увидев показатели на мониторе, понял что её тело еле держится. Это было по-настоящему, в тот момент я верил, что ошибся, что есть шанс всё исправить. Я искренне хотел, чтобы она жила, забыв её вину в смерти Васьки, её предательство, всё что видел собственными глазами, даже неудавшееся бегство к новоиспечённому жениху. Смотрел на неё полупрозрачную, когда моя кровь плавно перетекала в неё, а перед глазами её последний взгляд, измученный, блёклый, уже безжизненный. Моника впервые произнесла моё имя, прощаясь, но я оказался не готов её отпустить, не воплотив выбранное для неё наказание.

– Доктор, если проведём операцию сейчас, то ещё есть шанс сохранить возможность иметь детей. – Слышу обрывки разговора в состоянии полусна голос помощницы Клинского, слишком нервной, для врача, девушки.

– Хочешь её угробить? – Отмахнулся от неё, продолжая что-то делать с Моникой. Я давно его знал, но впервые видел таким встревоженным, сосредоточенным, без его ухмылочек и пошлого юмора ниже пояса, без которого он не может жить.

– Но…

– Никаких «но». Если она умрёт шансов стать матерью у неё точно не останется. Бесплодие не помеха реализовать материнский инстинкт. Что там с давлением и пульсом?

– Нормализовались.