В руках Ирбиса

– Будешь следить за её состоянием ночью. Если снова откроется кровотечение, даже незначительное, немедленно вызывай меня.

– Это он её так? – Вижу из полуоткрытых глаз, как ассистентка кивает в мою сторону.

– Ты о ком? Разве здесь кроме нас кто-то есть? – Напомнил Клинский особенность этого места, где ты будешь невидимкой, если пожелаешь.

– Но…

– Никаких «но».

– Это твой любимый момент?

Явилась. Картинка на стене застыла. Сегодня раньше, чем обычно. Моника появилась из темноты комнаты. Как всегда сначала я рассмотрел её белое платье, похожее то ли на пиджак, то ли на халат, и только потом лицо и фигуру. Её шаги по полу, усыпанному пеплом, не оставляют следов и не поднимают его в воздух. Моника внимательно смотрит на застывшую картинку с кадром из прошлого, которое не может помнить, зато я воспроизвёл в малейших деталях. На её лице растягивается улыбка и она как ни в чём не бывало садится рядом со мной на пол, забирая из рук бутылку, делая большой глоток из горла.

– Ты так и не ответил, почему вспоминаешь именно этот момент.

Снова она пришла меня мучить своими вопросами. Даже в своих снах я не могу избавиться от неё. Все два года, каждую ночь, я провёл с ней.

– На том операционном столе умерла моя мечта.

– Пф-ф-ф. Ты о том, что хотел заделать мне ребёнка. Тоже мне трагедия. Хотя, есть вероятность, что у тебя это получилось… ненадолго.

Ударил со всей силы в область её груди, врезавшись кулаком, прошедшим сквозь неё, в стену, которая пошла трещинами, вызвав лишь хохот тени прошлого. Пепел от моего движения моментально взлетел, наполнив собой воздух, оседая на всём вокруг кроме неё. Теперь и во сне она мутировала, став копией самой себя в настоящем: длинные волосы, макияж, бледность. И я захлёбываюсь злостью, потому что такой она стала рядом с моим отцом, возможно даже для него.

– Снова забыл, что не можешь прикоснуться ко мне? – Спрашивает надменно улыбаясь, глядя не моргая.

Не могу. Даже в собственном сне не могу избавиться от неё.

– Зря ты так переживаешь. Найдёшь себе другую девственницу… или не девственницу.

Моника многозначительно посмотрела в сторону кровати, на которой спала Кристина, моя очередная личная шлюха. Я давно перестал копаться и разбираться с кем сплю, количество критериев убавилось до двух: здоровье и умение выполнять приказы.

– И что я в тебе нашёл? – Снова задаю вопрос самому себе, рассматривая Абрамову. Нет в ней ничего особенного. Не уродина, но ничего выдающегося в ней нет, ни форм, ни яркой внешности. Посредственность в чистом виде, никто со своими тупыми принципами. Мать шлюха, отец непойми кто, сестра тупая овца. Единственное достоинство – девственность, и та похоже была фальшивкой.

– Только то, что тебе сразу не обломилось.

– А остальным? Всем кто был до меня, ты давала сразу?

Моника растянула губы в улыбке, сверкнув зубами, и пересела на меня, оседлав, оперевшись руками о стену по обе стороны от моей головы.

– Так вот чем ты себя утешаешь. Похоже мысли, что меня трахал кто-то другой до нашей встречи, тебя заводят. Ты это представляешь, когда сношаешь свою очередную силиконовую куклу? – Моника приблизила ко мне лицо, облизнувшись, надменно ухмыляясь. – Не-е-е-т. Ты раз за разом представляешь меня на их месте. Только никогда ты не узнаешь, какой я могу быть с мужчиной, не почувствуешь тепла моего тела, не услышишь моих стонов, не пробудишь во мне желание. Потому что секс с тобой для меня будет пыткой… всегда. Поэтому лучше добей. – Эти слова звучат как вызов, соблазнительный до закипания крови, которая бурлит в венах, несясь по ним с бешеной скоростью, требуя выполнить то, на что она напрашивается. Но я помню, что эта Моника – плод моего воображения, который почему-то ведёт себя не так, как велю я, не валяется у меня в ногах, вымаливая прощение. Я и забыл, что когда-то ждал этого момента, цепляясь за него, чтобы не сорваться. Призрак Моники демонстрирует свою неуязвимость, требуя расправы, как хочу я. Как же много теперь я хочу, когда знаю, что Абрамова жива и здорова, хотя по сути всего лишь ходячий труп, в котором когда-то умерла моя мечта – малыш с её глазами, упрямством и улыбкой.

– Даже не мечтай.

Моника отстранилась, не скрывая недовольства, и мой взгляд уловил блеск на её груди. Никогда раньше не видел это украшение у неё на шее. Камень, похожий на большую каплю крови в форме слезы на тонкой еле заметной цепочке. Поднёс руку, чтобы потрогать, но Моника схватила меня, не позволив. Почему я не могу к ней так же прикоснуться и удавить, чтобы хотя бы во сне добиться покоя?

– Не тронь. Это не твоё и никогда твоим не будет. Даже. Не. Мечтай.

Резко открыл глаза, уже зная, что всё, очередной сеанс закончился, сном это не назовёшь. Скинул с себя руку спящей Кристины. Ведь просил её сразу уйти. Пора искать ей замену, она стала слишком навязчивой, питая бесплодные иллюзии.

Поднялся с кровати, ощутив привычную усталость, осмотрел комнату, убедившись что я в ней один, Кристина не в счёт, человеком я её не считаю, потому что она терпит всё, что я с ней делаю, на что-то надеясь. За всю жизнь отпор мне дала только Абрамова, похоже мать успела обучить дочь своим навыкам, чтобы та превзошла её. Скольких мужиков она ублажила и раскрутила до встречи со мной?

Открыл окно, чтобы в комнате появился хоть какой-то шум кроме сопения Кристины. Знает же, что я ненавижу спать рядом с кем-то, не выношу чужого запаха и шевеления. Интересно, Моника сейчас спит? В одежде или без неё? Одна или с кем-то? Какую комнату в доме отца она выбрала? Наверху всего три спальни: отца, Васькина и моя. Хоть мы почти не жили в этом доме, но отец обещал, что они навсегда наши. Отец много всего обещал, когда перестал скрывать наше родство, и держал слово, но Ника всё испоганила.

– Снова не спишь. – Кристина обвила мой торс руками, прижавшись к спине своим голым телом, а когда я никак не отреагировал, спустила руку ниже, принявшись поглаживать член. – Мне понравилось каким ты был сегодня, как долго терзал меня, как трахал одновременно членом и глазами. – Шепчет мне в спину, но на сегодня я сыт, запах Моники развеялся и наваждение вместе с ним.

Отпихнул Кристину, принявшись одеваться, всё равно пытаться снова заснуть бессмысленно.

– Одевайся. Тебе пора. – Напомнил ей её место, даже не посмотрев в её сторону.

– Можно я останусь до утра. Могу в другой комнате.

– Нет. Быстро оделась и ушла.

– Можно хотя бы привести себя в порядок? – Надула губы, как будто я не предупреждал, что за капризы надаю ей по ним. Не выдержал, схватил за шею, намеренно больно, до синяков, чтобы в её памяти наконец отложилось что бывает, если сразу меня не послушаться.

– Нечего было размалёвываться, знала к кому идёшь и зачем. Запомни, мне на твоё лицо похуй. Всё, что мне от тебя нужно, чтобы ты приняла нужную позу, молчала пока я тебя ебу, а затем так же молча ушла. Ещё раз нарушишь эти правила, найду тебе замену. Поняла?

Кристина лишь кивнула, а когда я её отпустил быстро оделась и ушла, глотая сопли обиды.

Дом был пуст. Ни отца, ни Моники в комнатах не было. Я снова вернулся в стены, в которых собирался воспитывать своего ребёнка, чтобы обязательно был под присмотром своего деда, который знает, что нужно сделать, чтобы ребёнок дожил до возраста, когда сможет сам за себя постоять. Прошёлся по комнатам сразу найдя ту, в которой обосновалась Абрамова. Интересно, она специально забрала себе мою спальню, или это абрамовское везение? В этих четырёх стенах ничего не изменилось со дня, когда я в последний раз здесь ночевал, кроме воздуха, который был отравлен ей, а постель пропитана этим ядовитым ароматом въедающимся во всё и разъедающим обманчивой лёгкостью и мягкостью.

Похоже Абрамова так и не вышла из роли девочки-заучки. Стол заставлен учебниками и книгами с непроизносимыми названиями. Впрочем, здесь Монику не упрекнёшь во лжи, в медицине и хирургии она действительно разбирается, а теперь похоже ещё и в моде – гардеробная забита одеждой и обувью известных марок. Странно, но эти платья не пахнут ей, в отличии от пары кофт, небрежно брошенных на кровати. Как легко она поддалась. Когда мы встречались, я терпеливо выжидал момент, когда Моника не сможет отказаться надеть купленную мной брендовую вещь, хотел плавно приучать её к новой жизни, новым вещам, новым правилам, в особенности сексу до брака. Поддавшись её манипуляциям, непревзойдённой игре, я для себя решил, что другого мужика у неё не будет, только я, со штампом в паспорте или без она должна была быть только моей, что делало её принцип бессмысленным. Я верил, что мне повезло, что я нашёл девушку непохожую на мою мать, от которой пахнет только собой, для которой секс не является средством достижения целей. Никогда я так сильно не ошибался.

Засмотрелся на постель. Вот мы и разделили одну кровать на двоих. Интересно, как Монике на ней спится? Кошмары не мучают? Впрочем, скоро я их ей обеспечу, причём не только во сне, но и наяву. Мои мечты нарушил шум снизу. Посмотрел на часы – четыре часа. Значит отец с Абрамовой не остались в гостях у Давлатовых, но тогда где провели эту ночь? Шаги приближались, а вместе с ними другие звуки: шуршание одежды, рваное дыхание и подобие женских стонов.

– Наконец-то, – послышался хриплый голос отца, – моя спальня дождалась тебя. Сколько ночей провела в соседней комнате, мучая меня ожиданием.

Я замер взглядом на двери, но в неё никто не вошёл, вместо этого раздался хлопок соседней двери, ведущей в спальню отца. Похоже Абрамова перестала притворяться перед отцом и ломаться, принцип «секс только с мужем» успешно забыт. Преодолев себя поспешил убраться из дома, чувствуя, что вот-вот потеряю контроль, отец не должен видеть меня таким. Чудовище, которое создала Абрамова, только для неё, терпеливо ждёт своего часа, чтобы закончить начатое два года назад.

– Как часто ты её зашивал? – После бессонной ночи, бесцельного катания по городу и желания въебаться в какой-нибудь столб, оказался здесь, выловив Клинского на больничной парковке. Внутрь этой больницы я не заходил со дня, когда мне отдали урну с прахом. Кстати о прахе, нужно узнать, кого или что туда внутрь насыпали, но всё по очереди.

Клинский даже не напрягся рассмотрев меня. Грёбаный психопат. Наверно правду о нём говорят, что даже если начать резать его на части, он будет улыбаться. Видно кто-то реально это проверял – у Клинского на мизинце с недавнего времени не хватает фаланги.

– Это врачебная тайна.

– Хочешь перестать быть врачом? Я это быстро организую. Если ты ещё не понял – мне похуй кто за тобой стоит.

– Нежнее, Кирилл Викторович, ещё нежнее. А то я и обидеться могу, даже расстроиться, а это обязательно скажется на качестве моей работы, могу какую-нибудь болячку не рассмотреть, когда ко мне придёт ваша очередная… барышня.

– Сука!

Не выдержал, схватил этого юмориста и прижал к его же машине. Не было ни желания, ни времени с ним церемониться. Мне очень хотелось выместить на ком-нибудь злость, а его вообще не жалко, если бы не проблемы Стеллы, уже удавил бы наверно.

– Моника Абрамова. Я привёз её к тебе два года назад. Ирма Абрамова долгие годы была твоей пациенткой, не отпирайся, что ты был знаком с ними обеими. Запасных фаланг у тебя не так много.

– Пошёл на-хуй. – Протянул мне в лицо, самодовольный психопат, а потом сделал то, что я не ожидал от него, применил на мне боевой захват, так что я не мог пошевелиться, не испытывая боли. Усталость и бессонная ночь сказались, потерял бдительность, попавшись как сопляк, ни один рефлекс не сработал. – Я эту девочку первый на руках держал, как только она появилась на свет. Все думали, что она родилась мёртвой как и её брат, а Ника просто молча рассматривала меня своими огромными глазами. Она была самым чистым человеком, к которому я когда-либо прикасался, а ты осквернил её своей злобой и ненавистью. Если бы не уважение к твоему отцу, я бы давно подослал к тебе какую-нибудь заразную шлюху.

Клинский оттолкнул меня, договорив, принявшись отряхаться и руки дезинфицировать из флакончика, который достал из кармана. Значит, я был у неё первым, и трахал не жалея настоящую девственницу?