Апостолы Революции. Книга первая. Лицедеи

– Я не стану голосовать за арест Дантона и Демулена, если Робеспьер будет против, – первым нарушил молчание художник.

– В таком случае, тебе придется пойти против председателя твоего Комитета, – напомнил Барер. – Вадье только и думает о том, как бы свалить Народного трибуна. Камилл последует за ним, это неизбежно. Лес рубят – щепки летят.

– Гнев Вадье меня не пугает, – пожал плечами Давид. – Кто, если не я, будет заниматься организацией революционных торжеств! Да и в Комитете общей безопасности я состою не потому, что это надо Вадье, а потому, что это надо Робеспьеру.

Барер согласно кивнул. Ничего удивительного, что Давид чувствовал себя неуязвимым: он таковым и являлся.

Разговор начинал тяготить их обоих. На этот раз сам Давид решил покончить с ним.

– Что ж, – сказал он, поднимаясь, – мне, действительно, пора в Комитет. Я дам тебе знать, как только получу сведения о гражданке Плесси.

Барер снова поблагодарил за завтрак и с облегчением покинул особняк на берегу Сены. Ему стоило только перейти реку, чтобы оказаться у Тюильри. Но он не торопился. Слишком много пищи для размышлений он получил вместе с поздним завтраком. Что за таинственный праздник готовит Робеспьер? Насколько серьезны отношения Элеоноры с братом Неподкупного, и осведомлен ли Огюстен Робеспьер о ее связи с ним, Бертраном Барером? Направляясь к Давиду, Барер надеялся решить одну проблему, а вместо этого получил две другие. «Интересно, кто еще знает о празднике?» – думал он.

Барер стоял, облокотившись о каменный парапет Национального моста, соединяющего левый берег Сены с правым и построенного предком последнего короля Франции, казненного с другой стороны парка Тюильри, на бывшей площади Людовика XV, называющейся теперь площадью Революции. Справа от него находился павильон Флоры, переименованный в павильон Равенства, а за ним – Малая галерея с разместившимся в ней Комитетом общественного спасения. Какие тайны скрывают эти нарядные фасады? И как он, всеведущий Барер, бывший в центре революционных событий четыре с половиной года – с того самого дня, когда собравшиеся в огромном версальском зале для игры в мяч депутаты поклялись не расходиться, пока не сделают милой Франции лучший подарок, о котором только можно мечтать – справедливую конституцию, – как он мог остаться непосвященным в закулисные игры одного из своих коллег? Как он, виртуоз дипломатии, король переговоров, царь интриг, мог покинуть дом Давида, ничего не выведав у далекого от политических интриг художника о готовящемся торжестве, которое Робеспьер – явно не без причины! – держит в секрете?

Холодный влажный ветер, обдувавший лицо и пробиравший до самых костей, вывел Барера из тревожного раздумья. Через пять минут он уже поднимался по широкой мраморной лестнице, ведущей в Зеленую комнату.

6 вантоза II года республики (24 февраля 1794 г.)

Утром 24 февраля Огюстен Лежен, служащий Министерства иностранных дел Французской республики, вскочил с постели в шесть утра. Добровольно он ни за что не совершил бы подобного подвига, но когда тебе приносят записку от члена Комитета общественного спасения с приглашением в гости, отказаться невозможно. Тем более что приглашение это очень напоминало приказ.

– Они там вообще спят? – недовольно ворчал клерк, натягивая панталоны и сапоги из коровьей кожи, привычку носить которые он приобрел в армии и сохранил на гражданской службе, где состоял уже полгода.

Выйдя из дома в начале седьмого утра, когда зимний Париж был погружен во тьму и тишину, Лежен глотнул морозный воздух, который, вслед за умыванием ледяной водой (подогреть ее не было времени), согнал с него сонливость. Благо, путь был недолгий. Но и он мог грозить опасностью прилично одетому одинокому прохожему в накрытом темнотой городе. Впрочем, в этот час даже грабители были погружены в сладостный сон, заключил молодой человек, ускоряя, на всякий случай, шаг, насколько позволяла ему хромота, следствие боевого ранения. Чтобы как-то отвлечься от мыслей о теплой постели, он развлекал себя тем, что придумывал приветственную фразу, которая отразила бы все его негодование и злость.

– Мы не виделись два месяца, и вдруг я ему понадобился в шесть утра! – все больше распалялся он. – Если у него бессонница, притащился бы ко мне сам. Хоть бы извинился, а то: «Ты мне нужен, приходи немедленно»! Слабо напоминает дружеское приглашение!

Спустя четверть часа он остановился у отеля «Соединенные Штаты» и хотел постучать в ворота, когда увидел, что они чуть приоткрыты: его ждали. Поднявшись на второй этаж, Огюстен Лежен толкнул дверь, ведущую в апартаменты пригласившего его. Она подалась.

Он оказался в темной прихожей, в которую из гостиной пробивался лишь слабый свет полыхавшего в камине пламени.

– Входи, входи! – послышался голос хозяина из дальней комнаты. – И закрой дверь на ключ, пожалуйста.

Гость пересек гостиную и оказался в уютном кабинете, служившим также спальней и библиотекой. За столом, на котором возвышались два канделябра, сидел Сен-Жюст и что-то быстро писал.

Он приветливо кивнул Лежену и проговорил, не прерывая своего занятия:

– Подожди пару минут, я почти закончил.

Огюстен взглянул на опрятно застеленную кровать. «Похоже, он, правда, не ложился», – промелькнуло у него в голове. Сняв пальто и шляпу, он опустился в кресло в углу, рядом с двумя шкафами, заполненными книгами, и закрыл глаза. В теплой квартире на него снова накатила дремота.

– Рад тебя видеть, Огюстен! – разбудил его звучный голос.

Лежен встрепенулся и открыл глаза. Сен-Жюст стоял напротив него и, улыбаясь, смотрел на спящего гостя.

– Сожалею, что пришлось поднять тебя ни свет ни заря, – весело проговорил он, но сожаления в его тоне Огюстен не услышал.

– Надеюсь, у тебя была на то важная причина, – проворчал он, стараясь придать своему голосу как можно больше суровости, чем крайне развеселил Сен-Жюста.

– И еще какая! – смеясь, ответил он и заключил поднявшегося с кресла друга в объятия. – Я действительно рад тебя видеть!

Огюстен был тронут таким приемом и вмиг позабыл свой гнев.

– Ты вообще не спал этой ночью? – спросил он, вглядываясь в бледное лицо Сен-Жюста и ища там признаки усталости.

– И не только этой! – ответил тот. – Ты даже себе представить не можешь, сколько работы свалилось на Комитет за последний месяц. Вам в Министерстве и не снилось!

– Это точно, – ухмыльнулся Лежен, – не могу сказать, чтобы я был перегружен работой.

– Слушай, – Сен-Жюст перешел на серьезный тон, – мне, действительно, жаль, что пришлось побеспокоить тебя в такую рань, но дело важное, и я просто не знаю, когда еще у нас будет время спокойно поговорить.

– Ладно, ерунда, – отмахнулся Огюстен. – Рассказывай, что за дело.

Они перешли в гостиную, куда Сен-Жюст перенес канделябры, пододвинули кресла к камину и сели друг напротив друга.

Отблески пламени бросали неровный свет на их мальчишеские лица, и стороннему наблюдателю могло показаться, что это два студента устроились повторить урок или посплетничать о подружках.

Их дружба началась два с половиной года назад, когда никому не известный автор только что опубликованного политического трактата Луи Антуан Сен-Жюст на одном из провинциальных вечеров в Суассоне познакомился с молодым многообещающим юристом Огюстеном Леженом. Первому было двадцать три года, второму едва исполнилось двадцать. Они проговорили до утра и решили повторить встречу. Дискуссии о политике и литературе переросли в крепкую дружбу. Но через год их пути разошлись: Сен-Жюст был избран депутатом Конвента и уехал в Париж, Лежен поступил на военную службу сержантом и отправился в армию. Войдя в состав всесильного Комитета общественного спасения, Сен-Жюст вспомнил о друге и предложил ему место в Министерстве иностранных дел, пообещав быстрое продвижение, если государственная служба придется тому по душе. Огюстен, получивший к тому времени ранение, закрывшее перед ним военное поприще, переехал в Париж и старался как можно добросовестнее служить Французской республике, хотя и считал свою работу бумагомарательством. Министерства потеряли реальную власть, перешедшую к Комитету общественного спасения, и служили лишь исполнителями исходивших оттуда директив. За те полгода, что молодой юрист жил в Париже, с Сен-Жюстом он встречался от силы раза три-четыре. Это были короткие случайные встречи в коридорах Тюильри или в Комитете общественного спасения, куда Лежен заходил по служебным делам. Долгие дружеские беседы и страстные дискуссии о наилучшем государственном устройстве остались в прошлом, и Огюстен уже не надеялся когда-нибудь снова посидеть с другом у горящего камина.

– Я давно хотел повидать тебя, – начал Сен-Жюст, – но каждый раз возникали неотложные дела. А разговаривать при посторонних в Тюильри мне не хотелось.

Лежен понимающе кивнул.

– У меня к тебе две просьбы, очень серьезные просьбы, – продолжал Сен-Жюст, переходя сразу к делу. – И я рассчитываю не только на твою помощь, но и на твое молчание.

Лежен снова кивнул, приготовившись слушать.

– Не буду вдаваться в ненужные объяснения ситуации в правительстве. Она тебе хорошо известна. Сконцентрировав власть в Комитете общественного спасения, мы добились, наконец-то, эффективного управления делами республики. Конечно, такая организация не является ни конечной, ни идеальной, но на данный момент только она способна успешно функционировать.

Лежен снова кивнул. Это верно, до идеала революционному правительству далеко. Но верно и то, что эта система работает, и довольно эффективно.

– Наверное, любое молодое государство должно пройти через период становления, через войны, бури, через террор, в конце концов, – продолжал Сен-Жюст. У его друга возникло впечатление, что эта преамбула не столько была обращена к нему, сколько служила своего рода моральным оправданием для самого члена правительственного Комитета. – Но скоро этому придет конец. Все мои мысли обращены к тому государству, что мы построим на руинах монархии, как только покончим со всем, что может помешать этому строительству. И покончим мы с ним довольно скоро.

Лежен опустил глаза. Несколько месяцев, проведенных на государственной службе, не позволяли ему разделить уверенность Сен-Жюста.

– Через какой-нибудь месяц не будет больше раздирающих Конвент фракций. Через полгода, а то и раньше мы победоносно закончим войну, и тогда сможем перейти от чрезвычайного управления к нормальному.

«Через полгода?! Ну и оптимизм!» – подумал Лежен, но предпочел промолчать.

– Впрочем, нам придется еще немало потрудиться. Мы должны подготовить Францию к этому переходу, для чего необходимо избавить революционное правительство от внутренних препятствий, мешающих его эффективной и четкой работе. Улавливаешь, о чем я?

Лежен вынужден был признать, что не совсем.

– Комитет общественного спасения контролирует все основные сферы управления, кроме одной, – пояснил Сен-Жюст и сделал паузу, предоставив другу самому догадаться, что он имеет в виду.

Ах, вот он о чем! Лежен не мог сдержать легкой улыбки. Разумеется! Комитет общей безопасности.

Сен-Жюст заметил его улыбку и кивнул: