– Кроме полиции. Вот это-то и не дает мне покоя.
– По-моему, Комитет безопасности вполне справляется с возложенной на него задачей, – робко заметил Лежен.
– Я говорю не о том, что он работает плохо, – отмахнулся Сен-Жюст, – а о том, что контроль за полицией – единственное, чего не хватает Комитету спасения для полной концентрации власти в своих руках. Это ослабляет правительство. Борьба с политическими преступлениями набирает обороты, что порождает произвол в провинции. Комиссары, посланные в департаменты, творят самосуд. В период, когда во Франции царил полный хаос, они сослужили отличную службу республике, но сейчас настало время централизовать систему правосудия. Она должна перейти к Комитету общественного спасения.
– Ты понимаешь, кому перебежишь дорогу? – настороженно, даже испуганно спросил Лежен.
Сен-Жюст лукаво улыбнулся.
– Вот уж не думал, что и ты относишься к числу тех, на кого Вадье наводит такой страх!
Лежен покраснел. Он никогда лично не встречался с главой Комитета общей безопасности, но слышал о нем достаточно, чтобы всем сердцем желать и дальше пребывать в столь счастливом отдалении от него. В конце концов, прозвище Великийинквизитор, данное Вадье, вряд ли было случайным.
– Послушай, – проговорил Лежен, немного справившись с волнением, – ты вправе делать все, что тебе вздумается. Но я, на твоем месте, тысячу раз подумал бы, прежде чем упразднять Комитет общей безопасности.
– А кто говорит о его упразднении?! – казалось, Сен-Жюст сам удивился выводу, который друг сделал из его слов. – Я пока еще не лишился рассудка, Огюстен! Разве существование Военного комитета помешало созданию Военного бюро в Комитете общественного спасения? Для того, чтобы контролировать политическую полицию, вовсе необязательно распускать Комитет общей безопасности.
Лежен вынужден был согласиться с другом. Впрочем, это его не очень успокоило. Всем известно, что Военный комитет послушно выполняет распоряжения Комитета общественного спасения, чего нельзя сказать о Комитете общей безопасности, пользующемся полной автономией. Подчинить Комитет Вадье Комитету общественного спасения было равносильно пощечине, нанесенной лично Великому инквизитору. Неужели Сен-Жюст осмелится?!
– Так вот, – продолжал член правительства, поднимаясь со своего места и прохаживаясь по комнате, скрестив руки на груди, – я подумал, что создать полицейское бюро внутри Комитета общественного спасения было бы не такой уж плохой идеей. Мы разгрузим Комитет безопасности, оставив ему руководство делами Революционного трибунала, а сами займемся рассмотрением дел арестованных до того, как они поступят в распоряжение ведомства Вадье. Причем дела эти будут поступать в Бюро полиции со всей Франции, что положит конец произволу на местах. Все приказы об освобождении или отправке в Трибунал будут исходить исключительно от Комитета общественного спасения. Так постепенно правосудие войдет в нормальное русло, и комиссары в департаментах перестанут распоряжаться жизнью и смертью граждан.
Его голос зазвучал громче, в глазах появился задорный блеск, он все больше воодушевлялся своей идеей, казавшейся решением стольких проблем. Лежен не сводил глаз с расхаживавшего по комнате друга, с трудом веря своим ушам.
– Конечно, это дело не завтрашнего дня, – признал Сен-Жюст, понижая голос, перешедший было на крик. – Сначала надо покончить с фракциями. Но вот через месяц, самое большее, через два, такое бюро будет просто необходимо.
– Комитет общей безопасности никогда не согласится с созданием твоего бюро, – ответил Огюстен, покачав головой.
– А кто будет спрашивать у него согласия? – Сен-Жюст остановился и взглянул на молодого человека сверху вниз. – Предложение выйдет из Комитета спасения и будет представлено Конвенту. Если Конвент вотирует декрет, в чем я нисколько не сомневаюсь, Комитету безопасности придется подчиниться.
«Еще бы! – подумал Лежен. – Только какого черта тебе понадобилось тринадцать лишних врагов в лице его членов?»
Он сидел в кресле, опустив голову на руку, и молчал. Не желая мешать его раздумьям, Сен-Жюст отошел к окну и взглянул на начинавшую пробуждаться улицу, освещенную бледным утренним светом.
– Ты с кем-то делился этим проектом? – спросил Лежен через пару минут, прервав размышления и подняв глаза на друга.
– Еще нет. Ты – первый, – эти слова были произнесены таким тоном, словно Лежен должен был почувствовать себя польщенным. – Я поговорю об этом с Робеспьером, когда придет время. Ему сейчас не до этого.
И тут Лежен понял, что не случайно Сен-Жюст поднял его в шесть утра. «Что ему от меня-то понадобилось?» – мелькнуло в голове министерского служащего. Слабая догадка начала проникать в его окончательно пробудившийся мозг, и эта догадка ему очень не понравилась. Решив покончить с сомнениями, он подошел к другу и спросил:
– Могу я узнать, чем заслужил честь быть посвященным в твои намерения в семь часов утра?
Вопрос прозвучал резче, чем он рассчитывал. Сен-Жюст с недоумением посмотрел на него, обескураженный подобным тоном, и мягко проговорил:
– Мне нужна твоя помощь, Огюстен.
– Тебе… нужна… моя… помощь? – переспросил Лежен, делая паузу после каждого слова.
– Именно, – кивнул Сен-Жюст. – У меня мало друзей, заслуживающих доверия, и ты один из них.
Это признание вызвало у Огюстена широкую улыбку, но она немедленно слетела с его губ, когда он услышал последовавшие за ним слова:
– Поэтому я и решил предложить тебе возглавить новое Бюро полиции.
Ответа не последовало. Лежен был потрясен и напуган одновременно. Он не знал, что делать: благодарить за честь или молить о пощаде? Впрочем, в одном он был совершенно уверен: его ответом будет решительное нет. Сен-Жюст не спускал с него испытующего взгляда, терпеливо ожидая согласия, которое – в этом он нисколько не сомневался – не замедлит последовать. Сделав глубокий вдох, Лежен произнес еле слышно:
– Нет, Антуан.
– Что – нет? – не понял тот.
– Мой ответ – нет, – повторил молодой человек. Его губы дрожали от волнения, он опустил глаза, стараясь не встречаться взглядом с Сен-Жюстом, но даже в тихом голосе Огюстена звучала упрямая твердость.
Сен-Жюст, не отрываясь, смотрел на друга. Столь решительный и прямой отказ поверг его в оцепенение: он не сразу нашелся, что сказать. Избегая взгляда собеседника, Лежен отвернулся к окну, поджал губы и про себя решил не нарушать молчания первым. В конце концов, добавить ему было нечего.
– Я могу узнать причину твоего отказа? – резкий, враждебный голос нарушил давящую тишину. Этот голос был совершенно незнаком Огюстену, никогда Сен-Жюст не говорил с ним таким тоном.
– Послушай, Антуан, – почти умоляюще заговорил Лежен, – ты же знаешь, что такая работа не для меня.
– Это почему же?
Лежен молчал. Как объяснить члену революционного правительства, что разбивать судьбы одним росчерком пера, посылать десятки людей в Трибунал и ежедневно подписывать смертные приговоры дано не каждому? Как объяснить это тому, для кого подобная работа превратилась в рутину?!
– Тебе нечего ответить, – с горечью проговорил Сен-Жюст, – потому что причиной твоего отказа является трусость. Ты разочаровал меня, Огюстен. Ты оказался одним из тех болтунов, что часами разглагольствуют о счастье народа, о справедливом правлении, о благодетельной свободе, а когда им предоставляется возможность самим поработать на это самое счастье, поучаствовать в этом самом правлении и побороться за эту самую свободу, заявляют, что такая работа не по ним! Такие люди могут вызвать лишь одно чувство – презрение.
Эти слова были произнесены без всякого выражения. Сен-Жюст все так же стоял у окна, скрестив руки на груди и не спуская с друга острого взгляда. Это спокойствие задело Лежена куда больше, чем самая бурная ярость. Он приготовился уже ответить страстной тирадой, но вовремя удержался. «Он только этого и ждет, – скомандовал себе Огюстен. – Как только я начну обороняться, моя партия проиграна». За тот небольшой срок, что он находился в Париже, молодой человек прекрасно усвоил тактику ораторского искусства, которым Сен-Жюст владел в совершенстве. Лучшее, что мог сделать Лежен, чтобы сохранить достоинство и не потерять друга, это ответить ему тем же равнодушным спокойствием.
– Прости, Антуан, если не оправдал твоих надежд, – заговорил он и сам удивился тому, насколько ровно звучал его голос. – Только ты напрасно теряешь время, оскорбляя меня. Мое решение останется неизменным: никогда моя рука не обречет на смерть.
– Хорошее же у тебя представление о работе Комитетов! – насмешливо проговорил Сен-Жюст, но обиды в его голосе не было. – Впрочем, хочу тебя успокоить. Ты неправильно меня понял, Огюстен, а я, видно, плохо объяснил. Речь идет не о том, чтобы усилить террор, а о том, чтобы его упорядочить. Я прошу тебя не арестовывать невинных, а освобождать невинно арестованных! Я хочу положить конец произволу, а не порождать новый. И только ты можешь мне в этом помочь. Когда ты сказал, что эта работа не для тебя, ты сказал именно то, что я и надеялся услышать.
«Правда? – усмехнулся про себя Лежен. – Мне так не показалось».
– Именно потому, что она не для тебя, только ты и можешь ее выполнять! Поручить ее тому, кто получает от этого удовольствие, означало бы запустить волка в курятник. Беспристрастность, уважение к законам и любовь к республике – вот качества, которые необходимы шефу Бюро полиции. В тебе я нахожу самое совершенное их сочетание. Только тебе я могу доверить столь важную миссию. Я ошибся, говоря, что нуждаюсь в твоей помощи. Не я, а республика нуждается в тебе.
Запрещенный прием. Лежен мог отказать в помощи другу, но отказать в ней республике… Так вот к чему это лицедейство! Положительно, будь Сен-Жюст на месте министра иностранных дел, французская дипломатия только выиграла бы!
– Я уже дал тебе мой ответ, он окончателен, – Лежен решил стоять на своем до конца. Эти сказки о человеколюбии и желании покончить с произволом его не убедили: для этого не надо создавать новую полицию, достаточно лишь упразднить старую.
– Ну и упрямец! – вскричал Сен-Жюст, теряя терпение. – Что еще я должен сделать, чтобы ты изменил решение?! Несколько десятков человек в твоем подчинении, жалованье министра, я буду единственным твоим начальником! Что еще, Огюстен? Что еще тебе надо? Разве не за этим ты поступил на службу республике?! Не собираешься же ты до конца своих дней перекладывать бумажки в своем сонном Министерстве, где ничего не происходит?! Назови свои условия!
– Ты в самом деле думаешь, что мой отказ вызван желанием получить для себя какие-то привилегии? – эти слова были пронизаны таким презрением, что Сен-Жюсту пришлось признать несправедливость своих слов.
– Ты прав, Огюстен, – примирительно проговорил он, – я погорячился. Ты прекрасно знаешь, как высоко я ценю твои качества. Мне тяжело принять твой отказ. Ты бросаешь меня в ту самую минуту, когда я больше всего нуждаюсь в тебе, и я абсолютно беспомощен перед твоей упрямой решимостью.
– Оставь эту идею, – Лежен рассудил, что настал подходящий момент урезонить друга. – Зачем тебе ссориться с Вадье?
– При чем тут Вадье?! – вскричал Сен-Жюст. – Он волнует меня в последнюю очередь!
– А зря, – настаивал Огюстен.