Синдром звездочета

Я не была уверена, что девушке настолько плохо, – хотелось надеяться на лучшее, – но в подобных ситуациях лучше переоценить опасность, чем недооценить.

То, что девушка учится в университете, я никак не могла знать наверняка, – свой студенческий билет она мне не показывала. Но из того факта, что дымила она за углом нашего КПП, можно было сделать определенный вывод. На территории университета курение не приветствуется, строгое начальство даже на преподавателей с табачной зависимостью смотрит косо.

Но студент в платном вузе – что священная корова в Индии. Уменьшение поголовья никого не обрадует, особенно в самом конце учебного года, когда на освободившееся место уже не найти платежеспособного претендента… Сознавая резоны, охранник выскочил из будки и ринулся за мной.

Хотя, может, он просто очень встревожился состоянием студентки. Я еще не успела с ним познакомиться и узнать, что он за человек. Может, сама доброта и отзывчивость.

Я привела охранника к девушке, которая выглядела пугающе: бледная, хрипящая, с синеющими губами. Глаза ее были закрыты, на раздражители в виде обращенных к ней вопросов и легких шлепков по щекам она не реагировала.

– Василий, что там? – Из будки выглянула симпатичная дама, которая обычно сидит за прорезанным в стене окошком и записывает посетителей, не имеющих пропусков, в специальный журнал.

– Звоните в «Скорую»! – велел ей Василий, повторив распоряжение, пару минут назад полученное им самим.

Послушался бы сразу умного человека (это меня, если вы не поняли) – неотложка уже ехала бы по вызову!

Я глянула на часы. До рокового мига, с которого моя зарплата, которую я еще даже не начала зарабатывать, сделается трагически уязвима для вычета, осталось меньше минуты.

Я посмотрела на девушку – Василий присел рядом с ней и вроде не собирался уходить – и влилась в поток спешащих к турникетам.

– Меня чрезвычайно раздражает, что широчайшее распространение приобрело уклончивое выражение «то, что сейчас происходит», – досадливо сказала моя новая коллега Маргарита. Это тоже литературный редактор, аристократического вида сухощавая дама, похожая на бывшую прима-балерину.

Меня посадили в тот же кабинет, где помещалась она, наши рабочие столы стояли напротив, мы занимались одним и тем же изматывающим и безрадостным делом – редактировали представленные на научные чтения доклады. Это определенно способствовало сближению и единению.

Уже через час после начала работы я честно призналась, что иметь дело с графоманами, чьи бессмертные произведения мне регулярно присылает на правку один популярный литературный маркетплейс, куда приятнее, чем с уважаемыми представителями академических кругов.

– Академических кругов ада, – с видом мученицы уточнила коллега и пальчиками помассировала виски.

Я хмыкнула, оценив каламбур.

– А почему графоманы лучше? – спросила сидящая с нами третьей верстальщица Элла.

– Они забавные, – охотно объяснила я. – Всегда дадут повод отвлечься и посмеяться. Некоторые особенно колоритные рукописи – просто неиссякаемый источник веселья. Хотите, зачитаю что-нибудь?

– Да. Пора. – Маргарита посмотрела на тонкое запястье, украшенное изящными часиками, откинулась на спинку кресла и прикрыла веки. – После каждых сорока пяти минут за компьютером рекомендуется делать перерыв на четверть часа, чтобы глаза отдохнули.

– Если после каждых сорока пяти минут делать перерыв на четверть часа, рабочий день будет составлять не восемь часов, а только шесть, и кадры предъявят претензии! – напророчил кудрявый дизайнер, имя которого я еще не успела запомнить. Он не сидел в нашем кабинете, но периодически заглядывал в него – то за ответом на какой-нибудь рабочий вопрос, то за кофе, то за сахаром к нему.

– Мы не скажем об этом кадрам и выполним свою норму, так что претензий не будет. Читайте, Елена, – разрешила Маргарита.

– Наслаждайтесь. – Я открыла файл с текстом присланной мне на редактуру рукописи и зачитала с листа. – «Внезапно по покоям разнеслась мелодия, больно отдаваясь в хрящиках головы. Стиснув как можно сильнее глаза, Эммануил-Мефодий Пятый напрягся, вспомнил ту, что напевно пела ему эту песню, и его душа расцвела в улыбке практически до ушей…»

– Стоп, стоп, пожалуйста, не так быстро! – взмолилась Маргарита. – Позвольте как следует расцвести в улыбке!

– Говорите, хрящики головы? – задумался кудрявый дизайнер. – А Эммануил у нас, простите, кто? Я почему интересуюсь – когда рыбу ешь, у нее как раз в голове хрящики…

– Поосторожнее, вы оскорбляете корону, уважаемый. – Я погрозила ему пальцем. – Эммануил-Мефодий – король!

– Пятый, – умиленно сказала Элла и подперла подбородок кулачком. – Какая прелесть, а? В одной семье так много Мефодиев… А я уговариваю дочь назвать ее будущего ребенка всего лишь Петром, как прадеда и деда, так она ни в какую – старомодное имя, говорит, над парнем будут смеяться. Илоном, говорит, назовем, как Маска…

– А вот я вам сейчас сцену боя, – пообещала я и пропустила несколько страниц. – «Черный маг гнусаво ухмылился, и сразу стало ясно: тип это скользкий и мерзявый. Не рискуя вступать в поединок, он приподразбежался и пересиганул на другую крышу.

– Думаешь, я не достану тебя? – Чародейка расправила руки во всю длинь. На ее ухоженных пальцах красиво блеснули лакированные миндалины.

Негодяй хохотокнул:

– Куда тебе, северянишка!

Его кривоклювый нос выдавал задиру-южанина…»

– Какая прелесть, – восхитилась Маргарита. – Не скажете название произведения и имя автора? Я бы купила эту книгу и держала под рукой, чтобы в минуты сомнений и тягостных раздумий…

– В книге этого уже не будет, – вздохнула я. – Никто не хохотокнет, не ухмылится, не расправит руки во всю длинь… Честное слово, даже жалко пропалывать такой текст, после редактуры он не будет производить столь сильное впечатление.

– Погодите, а чем закончилось-то? – забеспокоился дизайнер. – Тот маг, который принаддал и перезапрыгнул, так и ушел от чародейки с гландами на руках?

– Во-первых, не принаддал и перезапрыгнул, а приподразбежался и пересиганул, почувствуйте разницу, – поправила я. – А во-вторых, ушел он не просто так. Вот, слушайте: «Черный маг без всякой мощи облокотился головой на дуб. На затылке у него краснело небольшое внешнечерепное кровотечение…»

– А мощи чьи? – встрепенулась Элла. – Простите, я немного отвлеклась.

Маргарита посмотрела на нее укоризненно:

– Не мощи, а мощь. Я так понимаю, в значении «сила». Видимо, чародейка все-таки приподдотянулась до мага и понадразбила ему череп.

– Точно, – поддакнула я, заглянув в конец романа. – В итоге негодяя приподзаточили в темнице замка славного Эммануила-Мефодия, и – цитирую – «все мысли о побеге вдрызги разбились о стальной ошейник на его левой ноге».

– Да-а-а, – протянул дизайнер и ушел, задумчиво покачивая головой.

– Время, – сказала Маргарита, села ровно и устремила взгляд в монитор.

Я тоже вернулась к работе.

Ровно через сорок пять минут коллега сказала так, будто мы и не прерывали разговор:

– Так вот, меня сильно приподбешивает: все вокруг определяют положение самых разных дел словами «то, что сейчас происходит». Можно же прямо сказать, о чем речь! Но нет! И люди, и поводы для высказываний – самые разные, а выражение одно и то же! «Вы же понимаете, то, что сейчас происходит…» – И многозначительная пауза, выразительный взгляд…

– Это вы о чем – из того, что сейчас происходит? – простодушно спросила верстальщица Элла.

Я поспешила нарушить образовавшуюся многозначительную паузу, которая вполне могла закончиться взрывом багровеющей Маргариты, посоветовав:

– А вы мысленно заменяйте это неопределенное выражение каким-нибудь выразительным емким словом. Да хотя бы и неприличным.

– О? – Маргарита приподняла красивые брови.

– Попробуйте, смелее, – подбодрила ее я. – Ахматова же говорила: для нас, филологов, нет запретных слов.

В коридоре вновь материализовался кудрявый дизайнер. Заинтересованно прислушиваясь к нашему разговору, он застенчиво подсказал подходящее слово.

Маргарита вернула на место брови и проартикулировала – сначала осторожно, потом более уверенно – и с приятным удивлением признала: