– Что это за работа с головоломками? – заинтересовался Архипов. – Шифровальщицей в агентурной разведке?
– Почти. Литературным редактором в университетском издательстве.
– Хороший хоть университет?
– Как университет может быть плохим? Это же не ПТУ. – Я увидела в глазах друга сомнение и попыталась его истребить. – Видел бы ты, какая там научная библиотека! Огромное, прекрасно оснащенное помещение с верхним светом, как в художественной мастерской!
– С антуражем все понятно, – перебила подруга. Она явно загодя настроилась против пресловутого университета и гнев на милость менять не желала. – А как коллектив?
– Дамы очень милые.
– Там только дамы, мужчин нет? – Ирка скривилась.
– Да какие мужчины. – Тут я тоже поморщилась. – Один промежуточный начальник – так называемый старший редактор…
– Небось, неказистый и плюгавенький? – правильно поняла мою гримаску подруга. – Ты с ним поосторожнее. Плюгавенькие обычно с амбициями и склонностью доминировать. Взять хотя бы Наполеона…
Я засмеялась:
– Да брось, тут не тот масштаб – микроскопический…
– Ладно, тогда будем звать этого плюгавенького «микробосс». – Подруга тоже хохотнула. – Но все равно поосторожнее с ним. Не проявишь уважения, а еще лучше подобострастия – будет тебе пакостить. А ты же не проявишь, я тебя знаю… Первый день прошел благополучно, надеюсь?
Я вздохнула, но не стала рассказывать, как отчаянно скучно и утомительно провела свой первый рабочий день, чтобы Ирка не насела на меня с требованием сей же час уволиться.
Тем не менее подруга все-таки открыла рот, явно намереваясь начать агитацию. Надо было срочно сменить тему, и я ляпнула первое, что пришло в голову, – вернее, то, что из нее никак не выходило:
– А утром у входа на территорию нашего вуза рухнула как подкошенная какая-то девушка. Буквально под ноги мне свалилась! Пришлось «Скорую» вызывать.
– Успела? – Обеспокоенная Ирка со стуком поставила на стол неправильную чашку.
– Кто, я? В смысле, на работу? Едва не опоздала…
– Нет! «Скорая» к ней успела? К той девушке? Что с ней было-то? – Подруга – большая любительница киношных драм – жаждала подробностей.
– А я знаю? – Я пожала плечами, но Ирка неотступно ела меня глазами, пришлось поскрести по сусекам памяти и хоть что-то уточнить: – Но последними ее словами были знаете какие?
Я посмотрела на подругу, на Архипова. Вадик невозмутимо ел пирожок, а Ирка забыла, как дышать:
– Какие?!
– Она сказала: «Звезда нас всех погубит!» – зловеще прошептала я и поиграла бровями. – А потом обессиленно смежила веки – и все.
– Что – все? Умерла? – Даже Архипова проняло: он перестал жевать.
– Нет, все, значит, больше она ничего не сказала. – Я взяла с большого блюда закрытый пирожок, надломила, понюхала.
С рыбой, что ли? Не рискну попробовать.
Я вернула на блюдо пирожок с сюрпризной начинкой и взяла открытую, понятную и простую, как пять копеек (по прайсу – сорок три рубля), плюшку с творогом.
– Какая звезда? – Архипов доел свой пирожок и взял забракованный мной. – О, с селедкой и капустой – экзотика!
– Звезда эстрады, – предположила Ирка. – Сейчас такие певцы пошли, каждый второй – гибрид глухонемого Герасима и скулящей Му-му. В три аккорда не попадают, гундосят, ноют, будто у них зубы болят.
– И как такая звезда нас всех погубит? – не поняла я.
– Мы застрелимся, чтобы только ее не слышать, – жизнерадостно предположил Архипов и вкусно чавкнул.
– Или ее ужасное творчество насмерть убьет наше чувство прекрасного, – кивнула я.
– Вот вы смеетесь, а это может быть очень серьезно, – холодно молвила Ирка. – Вдруг это было пророчество? Мы совершенно ничего не знаем об этой девушке. Может, она ясновидящая. И не просто так свалилась, а впала в транс!
– Как древнегреческая пифия, – легкомысленно подсказал Архипов. Он еще не понял, что Ирка настроена серьезно. – Та, как известно, прорицала, сидя на треножнике в клубах дурманящего пара, выходившего из небольшой расселины прямо под ее рабочим местом.
– Кстати, да, девчонка курила, – припомнила я.
– Что она курила? – тут же уточнила подруга.
– Какие-то сигареты, я в них не разбираюсь. Окурок подкатился прямо мне под ноги…
Тут я сообразила: не помню, что выбросила подобранный с земли окурок в урну. Как подняла его – помню, а как утилизировала – нет!
Да и не было на моем пути от КПП до центрального входа ни одной урны…
Так куда же я дела окурок?
Я посмотрела на соседний стул. Всего у нашего стола их было четыре: по одному заняли Ирка, Игорь и я сама, на оставшийся свободным я свалила свою ношу, которая только в пословице не тянет, а в реале руки отрывает. Портфель с макбуком и матерчатая сумка со сменкой…
Я потянулась, открыла сумку и всмотрелась в ее темные глубины.
Доживу ли я до того поистине светлого дня, когда какой-нибудь гений изобретет женскую сумку со встроенным освещением?
Пришлось сунуть руку внутрь и поворочать уютно лежащие туфли.
– Ну так и есть! – Я с досадливым возгласом извлекла из сумки чужой окурок. – В отсутствие урны я бросила его сюда. Швырнуть на асфальт не позволило воспитание…
– Как хорошо, что ты у нас такая культурная! – Обрадованная Ирка бесцеремонно забрала у меня окурок. – Так, посмотрим…
Она посмотрела, понюхала, только что на зуб не попробовала. И заключила:
– Пахнет странно.
– Может, там не табачок? – Архипов с намеком подмигнул.
– Надо выяснить. – Ирка достала из своей собственной сумки блокнот, с треском вырвала из него лист, завернула в него окурок и получившийся бумажный фунтик спрятала в маленькую сумочку на поясе.
– Зачем нам это выяснять? – озадачилась я.