Человек из дома напротив

– Какую березу? – промурлыкал Макар, вклинившись в крошечную паузу.

– Белую, – ответила Порошина, не задумываясь, и только несколько секунд спустя изумленно ахнула.

2

Странная дорога вела в поселок: ни одного деревца вокруг, только блеклые кусты по обочинам да разрытое поле, по которому бродили сутулые грачи. Позади остались и золотые клены, и трава, усыпанная листвой, и низкие яблоки в светлых садах, которые они проехали, когда свернули с шоссе. Позади остался и октябрь, а здесь царило тусклое безвременье.

Вдалеке показались дома, и Бабкин оценил мрачное чувство юмора застройщика: ближайшая белая береза росла в пяти километрах.

– Все это изрядно напоминает городскую страшилку-легенду, – говорил Илюшин, пока Сергей вел машину. – Один человек заселился в новый дом, спустился в подвал – а там фото его друга. А на следующий день этот друг умер! Спустился он снова в подвал – а там его собственная фотография! И этот человек тоже умер.

– А потом пришла полиция, – скучным голосом продолжил Бабкин. – Спустилась в подвал, надавала детям по задницам, чтобы не болтали ерунды, и отправила их к бабушке. Как ты собираешься попасть внутрь?

– Решим на месте. Может, достаточно позвонить, чтобы приветливый хозяин распахнул дверь и пригласил на чай с булочками!

Они въехали на территорию поселка и остановились напротив белого дома с башенкой на крыше.

– М-да, – сказал, помолчав, Бабкин. – Сдается мне, не распахнет и не пригласит.

Дверь коттеджа была приоткрыта. На перилах сидела ворона, в свете истории об исчезновении Сафонова выглядевшая мрачной вестницей беды.

– И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, – пробормотал Илюшин.

– Прилетели две тетери, поклевали, улетели, – согласился Сергей. – Я тоже могу цитировать Чуковского. Делать-то что будем?

Илюшин чему-то коротко засмеялся и вышел из машины.

Тропинка, поднимавшаяся к дому, была усыпана листьями.

– Непохоже, чтобы здесь кто-то ходил последние сутки, – сказал Бабкин, присев на корточки и изучая непримятую листву.

Ворона каркнула, снялась с перил, шумно хлопая крыльями, и полетела, унося в когтях дохлую мышь. Макар проводил ее взглядом.

– Был бы я суеверен, сказал бы, что это недобрый знак, – проворчал Сергей.

– Как можно оправдать наше вторжение? – задумчиво спросил Илюшин и сам же ответил: – Легко! Шли мимо. Услышали внутри стон. Решили зайти и помочь несчастному.

С этими словами он двинулся к крыльцу.

– Э, э! – Бабкин вскочил, но было поздно: Макар просочился в щель.

Сергей обернулся, чтобы посмотреть, нет ли свидетелей их преступления, но дорога была пуста. Ветер гонял пыль и сухие листья, да где-то на краю поселка лаяла собака. Вспомнив рассказ Порошиной, Бабкин пригляделся к дому напротив. Выглядел он безлюдным.

– Серега, присоединяйся! – послышалось изнутри. – Здесь, похоже, никого нет.

Они обследовали комнаты. Повсюду, кроме кухни, стоял нежилой дух, кресла с диванами были накрыты чехлами, на подоконниках лежала пыль. Следы человека нашлись только в ванных – почему-то всех трех, будто Сафонов не мог определиться, какая ему по душе, – и спальне, окнами выходящей в сад, где возле шкафа примяло ковровый ворс потертое офисное кресло. На кровати валялись вещи: пара мятых футболок, носки, кистевой эспандер, бритвенный станок. Кто бы ни уезжал отсюда, он собирался в большой спешке.

В кухне пованивало из мусорного ведра. Бабкин обнаружил в нем пустые корытца из-под лапши, чайные пакетики, заплесневевшие корки, огрызки яблок и стухший кружок колбасы.

– На чердаке никого, – тихо сказал Макар, возникший за его спиной.

Они переглянулись и, не сговариваясь, двинулись к лестнице, ведущей в подвал.

– Ни за что не хватайся, – предупредил Сергей и достал карманный фонарь.

На нижней ступеньке он прислушался.

Ни звука.

«Приготовься!» – глазами показал Бабкин, включил фонарь и рывком открыл дверь. Бледное пятно света заметалось по стенам.

– Пусто.

Он нащупал выключатель, и потолочная лампа осветила комнату, напоминавшую большой ящик.

Все оказалось в точности как описывала Порошина со слов брата. Раковина, тумба, банки с реактивами, фотоувеличитель. От красного фонаря тянулся к розетке длинный пыльный провод. Небольшой пустой стол, и к стене над ним прислонена пробковая доска с черно-белыми фотографиями. Сафонов единственный из всех смотрел в кадр, прищурившись, над губой у него темнели тонкие усики, придающие ему вид дерзкий и в то же время нелепый.

– Похоже на убежище серийного маньяка, – пробормотал Макар.

– Маньяки не убивают уже мертвых людей.

Сергей обыскал комнату, но не нашел ни пленки, ни фотоаппарата. Отпечатки были стерты или просто исчезли от времени.

– Здесь даже фотобумаги нет, – за его спиной негромко сказал Илюшин. – Минимум информации. Может быть, на снимках найдется подсказка.

Оба уставились на портреты.

Все пять были расположены в ряд. Парень на первом снимке широко улыбался, и трудно было вообразить человека, который не улыбнулся бы в ответ. «Из тех людей, глядя на которых остро чувствуешь, что молодость не просто ушла, а ушла к кому-то», – подумал Илюшин. Рослый и широкоплечий, а улыбка мальчишеская.

Второй – утонченно красивый, хрупкий, смуглый, с тонкой шеей, странным образом похожий одновременно на девушку и на старичка. Прекрасные выразительные глаза, опушенные густыми ресницами. Маленький рот подковкой, поджатые губы.

Третий, с бугристым, как картошка, лицом, смотрел исподлобья в сторону.

– Рабоче-крестьянское рыло, – пробормотал Сергей.

– М-да, пролетарий.

Необычнее всех выглядела девушка. Короткие черные волосы над очень высоким покатым лбом, впалые щеки, близко посаженные глаза, странно лишенные выражения. Одно из тех лиц, чье уродство полюбили использовать модельные дома. Бабкин раздумывал, что не так с девушкой, и вдруг понял: у нее нет бровей.

– Снимали не вблизи, – заметил Илюшин. – У фотографа была хорошая оптика. Интересно, они подписаны?..

Он потянулся за снимками, но Сергей остановил его:

– Подожди. Я ее знаю!

– Кого?

– Девицу! Сейчас, сейчас… – Он защелкал пальцами. – Сенцова, Любовь Сенцова! Проходила свидетельницей по одному не совсем обычному делу.