Опять ты про свою Грецию!

хотя тебе ничего не нужно.

Иного жаждет душа, об ином плачет:

о похвале народного собрания и софистов,

о редком, но бесценном добром слове,

о театре, агоре и городских стенах.

Нет, Артаксеркс тебе дать этого не может,

подобного ты в сатрапии не отыщешь,

а иначе и жить не стоит на свете.

Греки не сдаются. И могут быть счастливы вечно и каждый день. Из дома доносился шум праздника. А мы с Дафной молчали. Зачем слова? Я тоже не могу ответить на вопрос, счастлива ли я в Москве. Или этот вопрос тонет в суете очень важных и на фиг не нужных дел. Не знаю. Знаю только, что скоро мне возвращаться. Остаются последние дни, а мы еще хотим посетить великие Афины. Ну как же в Греции неофиту без этого? Мы же все со школьной скамьи (хотя у нас уже скамьи не было, только стулья) знаем в подробностях план Акрополя. С закрытыми глазами нарисуем, где Парфенон, где Эрехтейон, Пропилеи и Асклепион. В деталях. Но увидеть глазами в школьные годы было немыслимо, только если стать дипломатом или выйти замуж за шпиона. И вот завтра мы все это увидим. Но так не сбылось. Все сложилось совсем иначе.

Афины.

Утром Стелиос подарил мне еще один день на Крите.

– Что ты в Афинах будешь три дня делать? – строго спросил он. – Там двух дней предостаточно. Ну если ты, конечно, не собираешься покупать шубу, здесь вот как раз два дня и нужны.

– Я хочу, – открыла я путеводитель, – увидеть…

– Дня хватит или полтора, – оборвал меня он. (В путеводителе я прочла то же самое, но я не верила в слова зажравшихся французов), – Ты лучше подумай, где будешь жить, – Стелиос точно взялся меня воспитывать и опекать.

– Ну… Найду.

– Так. Ты будешь жить на улице Зенона, близ площади Омониа. Только вечером на Омониа не ходи. В гостинице будет Йоргос (Георгий по-русски), скажешь, что от меня и это встанет недорого.

Я вновь получила бумажку с рисунком, как найти отель на улице Зенона с Йоргосом внутри.

– И только, пожалуйста, не путай добрый день с добрым вечером. Лучше вообще не говори по-гречески. У тебя не получается.

– Я же стараюсь, – это была правда.

– Но все же не стоит нашему священнику утром говорить «ясос» (привет).

– Но он же мне тоже говорит «ясос».

– Просто он вежливый человек.

Священник церкви Экклисия Тессарон Мартирон (четырех мучеников) в Агиа Галини был не просто вежливым человеком, он был невероятным. После службы он перемещался в кафе напротив храма, где сидел до обеда с чашкой кофе или стаканом вина, а к нему подсаживались местные жители, о чем-то горячо говорили, он им отвечал. Наверное, это местный вариант психотерапии. Впрочем, экклисия, где он служил это не совсем церковь, это скорее собрание верующих.

На прощание Дафна притащила подарки. Хорошие. Те, что одобрил Стелиос, а не всякую туфту для наивных и доверчивых туристов. И нам было пора на паром. Само собой, я не верила заносчивому критянину, столь скромно оценившему великие Афины. Все-то на материке не так. Все-то не то. То ли дело у них на острове. И какая Греция, если ты не попал на Крит. Мы обнялись на прощание, как братья, как родня, которой они и стали для нас на две недели. Поверьте, если я их помню до сих пор. Такие они греки (или критяне).

Сейчас они нас забыли, это и понятно. А мы запомним этот бесконечно длинный отпуск навсегда. И Дафну, закрывшую глаза от солнца, когда мы стояли у автобуса, что должен нас везти к парому, и Антонину, севшую на горячий асфальт, и Стелиоса, что не стал подходить к нам с Дафной, чтобы дать сказать прощальные слова на русском, все равно он его не понимает. И Петрокакиса с его женой, отошедших от кафе к бас-стопу. Мы уезжали. И забирали их с собой. Как фотографию. Я успела ее сделать из окна автобуса.

Нас ждали Афины. И утром мы шагнули с борта парома на пирс Пирея.

Но все же без приключений не обошлось. Мы вновь заблудились в Ретимно. Мы видели порт, но с упорством попадали в крепость, я уже отчаялась, хотя старалась не подавать виду, чтобы не пугать дочь. Она что-то поняла и заныла на русском языке. Из кафе вышел официант, он оказался поляком, поэтому понимал русский. Сняв форменную куртку и что-то на бегу сказав хозяину, он подхватил наши рюкзаки и быстро побежал в порт, а мы за ним. Я отблагодарила его только объятиями – как славянин славянина. Странным образом, славяне на этой святой земле помогают друг другу. Мы успели к нашему парому. И утром были в Афинах.

В шесть утра почему-то метро оказалось бесплатным. Потом я узнала, что в час пик по будням метро бесплатно, так власти борются с пробками.

Главная площадь Афин Омония, близ которой была пешеходная улица Зенона, ждала нас неоткрывшимися кафе, пустыми такси, спящими на лавках молодыми людьми. Я вспомнила что-то про Зенона, его апории – про Ахиллеса и черепаху, про стрелу, и про то, что его истолкли в ступе (такая была казнь). Такие сведения мелькали у меня в голове, какие-то обрывки из Диогена Лаэртского. Но мою дочь больше заинтересовала современная Омония, где стояли люди в беретах Че Геварры и с красным флагом, где пели под гитару песенки группы Квин лохматые молодые люди, где сидели на брусчатке подростки и прочее из жизни, которая ей только грезилась, а до нее еще оставалось года два, пока она еще должна ходить чуть ли не за руку с бабушкой или мамой. Единственное место, откуда в шесть утра вкусно пахло было кафе на углу, у него постоянно останавливались такси. Я поняла, что это любимое место водителей, вроде как «Зеленый огонек» или чебуречная на Сухаревской в Москве. Мы робко заглянули туда. Веселые афинские таксисты запихивали в большие питы разные салаты, мясо, омлет. Нам понравился греческий фаст-фуд. И мы, оставив вещи в гостинице, отправились по вечному городу, благо, что мы стояли в самом центре города – на площади Омония. Тогда еще граффити не покрывали сплошной росписью здания, но группы протестующих левых и анархистов с красными флагами, портретами Ленина-Троцкого-Сталина-Мао- Че Геварры стояли с самого утра. Из соседних улочек доносился запах марихуаны. Ночные бабочки заканчивали трудовую ночь.

Нас ждали памятники и прочее. Но Акрополь в столь ранний час был закрыт. Как и Агора, впрочем нас пустили в римскую часть, даже с билетами не стали заморачиваться в столь ранний час. Греки равнодушно относятся к римскому наследию, как и к памятникам османов – мечети, оставленные турками, разрушаются и ветшают. В ранний час не было туристов и мы с котиками, постоянными жителями античных руин, гуляли по дорогам, по которым ходил апостол Павел. На вот той каменной скале – ареопаге – но пытался убедить заносчивых и развращенных эпикурейской философией афинян. У него не получилось, и он отправился в Коринф, который был намного роскошнее Афин. Дочь заползла на отшлифованный миллионами ног ареопаг. Я же ограничилась осмотром снизу. В 90-е греки еще не додумались оплести знаменитую скалу металлическим трапами, как сделали это позже. Дочь спасли только кроссовки на хорошем протекторе. И тут мы увидели туристов, идущих к Афинскому акрополю. Им, как и нам, предстоял подъем наверх по отшлифованным до блеска мраморным ступеням. Я попыталась вдохновить дочь и себя заодно историей греческого героя Манолиса Глеоса, который в 1941 году с товарищем поднялся по стене в акрополь и сорвал фашистский флаг, подняв на несколько часов греческий. Глезос был еще жив и по-прежнему боролся за идеи социализма. Ушел из жизни он в 2020, в возрасте 98 лет. Но еще больше вдохновила двенадцатилетнюю отроковицу группа русских туристов (тогда наши люди путешествовали по Афинам организованно с гидом) – девушки на шпильках бесстрашно шли на штурм акрополя, а он даже венецианцам в 17 веке и туркам в 15 дался непросто. Руссо туристо, точнее русских туристок, легко опознать по каблукам. Англосаксы шагали по античным руинам в тяжелых спортивных ботинках и толстых белых носках, вне зависимости от пола и возраста. В маленькой гавани Агиа Галини мы сидели в кафе, и тут к пирсу причалил катер, из которого выпорхнула дама в вечернем платье и туфлях на высоченной шпильке. За ней вывалился мужчина в белой рубашке. Все с удивлением повернулись к ним, время было не совсем вечернее. И тут мы услышали родную речь:

– Вова, где тут бич?

Это были наши! Зря Стелиос говорил, что мы первые русские в их древнем поселении. По-русски с нами любил поболтать молодой болгарин из пиццерии. У Стелиоса в апельсиновых рощах трудились белорусы. Все они были милыми хорошими людьми.

В Афинах русские, точнее бывшие русские, волею судеб оказавшиеся гражданами Греции, вели себя агрессивнее. Они высматривали русских у подножия акрополя и предлагали свои услуги гидов, отвязаться от них было непросто, они долго убеждали, что без них нам в Афинах никак не выжить и ничего не понять. От этих гидов еще можно отвязаться. На островах любители русской речи ведут себя еще агрессивнее.

Как-то раз я заблудилась в Ираклионе (большой город по греческим меркам). И зачем я сама себе сказала «Черт возьми!»? Тут же он и появился, он сразу предложил помочь мне и даже завести в хорошее кафе. Он прекрасно говорил по-русски, как вы понимаете, он был понтийским греком, то есть почти русским, и знал Ираклион как свои пять пальцев. И действительно, скоро мы оказались у венецианского фонтана, где я уже могла ориентироваться. Но мой случайный спутник не собирался меня отпускать. И потащил меня в кафе у фонтана. Там, по его словам, была лучшая кухня, какую вообще можно представить в Ираклионе в частности и на Крите вообще. Хозяин с грязноватыми руками и не очень чистыми скатертями принял меня радушно. Даже новую скатерть постелил. Сам себе удивился. И обменявшись взглядами с моим провожатым, подал мне меню на русском языке. Набор оказался из придорожной закусочной – пита-гирос, сувлаки вчерашнего дня (судя по виду), бургер, пиво. И лимонад. Ну что еще надо уставшему путнику?

– А стакан вина?

Хозяин захлопал глазами, показывая на холодильник с пивом.

– А рыба?

– Сегодня нет, – вывернулся он из положения, с подозрением поглядывая на моего сопровождающего. Кажется, его осенила мысль, что он совершенно зря постелил свежую скатерть в своем абсолютно пустом заведении. Я поблагодарила и оставила его в недоумении: ну чем мне фаст-фуд не понравился. Но моего спутника такой расклад не устроил. Он пошел со мной, объясняя, что я права и мы можем зайти в другое кафе, там мне точно понравится.

– Да не хочу я есть!

– Тогда с тебя двадцать евро, – дружелюбно сообщил он мне, – Я же на тебя время потратил, водил, гулял, а ты не захотела есть.

– Двадцать евро за что?!

– За мои услуги, – улыбнулся он золотым зубом.

– Отвяжись, – сказала я строго, хотя и с сомнением, ибо на улице не было никого, что делать – сиеста.

Мне было неуютно и даже страшно. Но при торге он легко согласился на два евро, с тем и оставил меня, вернувшись к крепости, чтобы разыскать там очередных простаков из русскоговорящих праздношатающихся туристов. Мне хочется верить, что эти добрые греки вовсе и не греки, а так – проходимцы. И все они появились Бог знает откуда, чтобы выдать себя за греков, тем более, что туристов хватит на каждого мошенника. Но надо сказать, что они промышляют своим мелким бизнесом только в городах, где и так много негодяев, сбежавших сюда из Албании или еще откуда. И потому в городе лучше держать ухо востро, благо, больших городов в Греции не так и много. А туристам, забредшим на осмотр крепости или акрополя, надо быть осмотрительным – и не заговаривать с незнакомцами, решившими им помочь. Русские в магазинах немного хитрят, впрочем, как и греки. Две ловкие тетки в магазинчике Спарты предложили нам на чистом русском купить настоящую фету экологической фермы и оливки «от дедушки мужа», а не те, что стоят на прилавке. Цена была чуть выше, мы махнули рукой и согласились. Но тут у них совершенно неожиданно сломалась касса. И рассчитаться можно было только наличными. Наверное, здесь какая-то хитрость, но фета оказалась недурна.

Не знаю, как я осталась жива, осмотрев все, что можно увидеть в Афинах. Зачем об этом писать, когда все это сто раз описано. Я не первый и не последний очарованный странник, прибывший сюда «Чтоб мрамор сахарный толочь, Влезает белкой на Акрополь»…

Но все осмысление было далеко впереди, а пока… Пока мне хотелось только упасть на кровать в отеле на пешеходной улице Зенона, где нам на эту ночь предоставили очень дешевый номер с окнами во двор, а не на веселую улицу.

Утром самолет из аэропорта Венизелоса увез меня в Москву. Где только что Ельцин вышел на второй тур в выборах. И все было хорошо. Только в Москве я никак не могла справиться с вкусовыми ощущениями – помидоры, персики и виноград были совершенной дрянью, которую и проглотить нельзя, невозможно, никак не получается.

Самое трудное по возвращении из прекрасной Эллады – привыкнуть к вкусу невкусной обычной еды, принять ее, забыть аромат и сладость той жизни. Этого не будет целый год или не будет никогда. Но я знала, что вернусь в Грецию. Потому что влюбилась. Навсегда.

Родос мамы Насти.

Прошло много-много лет, я рискнула поехать в Грецию вновь. Но не хотелось туда, где было так хорошо. Не хотелось рушить сладкие воспоминания. И тогда было решено, что это будет другое путешествие, все сотканное из средневековья, рыцарей, паладинов и их прекрасных дам. И это Родос, откуда были изгнаны госпитальеры, ставшие затем мальтийским орденом (чьим магистром один кроткий год был российский император). Словом, Родос.