Лёд и пламя

Сфокусировав свой взгляд на девушке, Ника поняла, что ею была одноклассница Лиза. На мгновение Вероника впала в ступор, разглядывая перед собой разгневанную девушку, и несколько секунд ей потребовалось на то, чтобы придумать ответ.

Вероника всегда считала, что Лиза была красивой, но сейчас она выглядела куда хуже обычного. Раскрасневшиеся от возмущения щеки отлично гармонировали с цветом её пиджака. Школьная форма на ней сидела очень даже хорошо, несмотря на небрежно выпущенную блузку. Создалось впечатление, что девушка специально не заправила её в юбку, оставляя эту деталь, как символ протеста. Может по той же причине, по которой Семён сегодня решил и вовсе не надевать школьную форму. Однако задержав взгляд на её лице, Вероника поняла, что всё далеко не так, как кажется на первый взгляд.

Её шикарные и всегда идеальные черные волосы сейчас больше походили на шторм во время грозы. Помимо того, что они выглядели растрёпанными и абсолютно не ухоженными, они казались поблёкшими и сухими. Одним словом потеряли свой прежний блеск и красоту. Её прежде округлые щеки стали впалыми и демонстрировали острые скулы, а взгляд потерял блеск. Хотя чем дольше девушки смотрели друг на друга, тем больше Лиза хмурила брови и морщила нос. Так словно сама мысль того, что им приходиться смотреть друг на друга вызывала у неё отвращение.

– Прости, я просто спешила, – наконец смогла произнести Вероника. И слова её были вполне искренними, но что-то заставило Лизу в этом усомниться.

Она тут же цокнула языком и обрушила на Нику полный презрения взгляд.

– Вздумала смеяться надо мной?!

– Нет, просто, – она запнулась, нарочно прикусив себя за язык. Вероника отчетливо понимала, что здесь и сейчас не время и не место устраивать перебранку, к тому же она вдруг вспомнила, что сильно спешила.

– Что просто? Давай, скажи! Скажи, что смеешься надо мной! Что считаешь себя в тысячу раз лучше, – она вроде кричала от злости, намеренно преграждая ей путь отступления, но её визг больше походил на истерику, и Веронике даже показалось, что ещё чуть-чуть и та расплачется, – Вероятно, ты действительно оказалась лучше, раз Семён предпочел выбрать тебя!

Она вроде бы равнодушно пожала плечами, а затем снова перешла на злостное шипение:

– А знаешь, я не ожидала! Не каждой под силу вот так подчинить себе Меньшикова, – произнесла она это достаточно тихо, но всё же Вероника услышала, даже не смотря на гул в холле,– Он действительно признал тебя своей девушкой, но знаешь, не советую тебе обольщаться! Этот человек не умеет любить! Он лишь играет на чужих чувствах, так что рано или поздно ему это надоест, тогда он и тебя бросит!

И почему все считают, что он меня бросит?!

А, наверное, потому что он меня бросит!

Веронике сначала хотелось саркастично улыбнуться и сказать: «Спасибо за совет»! Но потом ей стало, по-настоящему жаль эту девушку даже после всего того, что она тут наговорила. Её последняя фраза навела на мысль, что Лиза перестала следить за своей внешностью именно потому, что Семён отверг её чувства, а потом ещё и предпочел ей другую. Ей было больно. До сих пор больно. Вероника сейчас отчетливо видела это в её глазах.

Внезапно вспомнились все предыдущие годы их совместной жизни. Лиза всегда бегала следом за Семёном, всегда поддакивала ему, всегда соглашалась с любым его мнением пусть даже самым неразумным. Она покупала черные вещи, потому что он любил черное. Она слушала тяжелую музыку, потому что он слушал такую. Поэтому, и лишь только поэтому Ника просто прошла мимо, так и ничего не сказав.

В коридоре уже не было ни директора, ни мальчиков. Вероника огляделась и быстрым шагом направилась к кабинету директора, решив, что они направились именно туда. Она так спешила, что забыла постучать и буквально вломилась, причем с таким невозмутимым видом словно входила в состав директоров и сейчас явилась на очередное собрание с небольшим опозданием.

Возле стола в центре кабинета директриса о чем-то живо говорила с Семёном и Димой. Но как только Вероника появилась, все трое синхронно повернули головы в её сторону.

– Вероника Владимировна! И Вы здесь!

Стаса она заметила в последнюю очередь. Тот сидел на диване, непринужденно закинув ногу за ногу, и судя по его реакции, из всех присутствующих один он ожидал чего-то подобного от неё.

Его фраза, всецело привлекая к себе её внимание, однако его обращение прозвучало настолько высокомерно и насмешливо, что в следующее мгновение в голове девушки пронеслась мысль.

Если бы мы были героями фильма, он наверняка хотел бы сказать: « Поздравляю! Вы становитесь участником семьдесят четвертой годовщины голодных игр! Спасибо что пришли сами, и нам не пришлось Вас искать!»

Класс! Кажется, у меня назревает паранойя….

– И почему я не удивлён? – мужчина сощурил глаза, и Вероника поняла, что это был скорее риторический вопрос.

Новая директриса молча бросила пытливый взгляд на Стаса.

– Анастасия Ивановна, познакомитесь это одноклассница наших детей, – пожав плечами, пояснил он, – У неё упрямый нрав и несносный характер, так что не удивляйтесь. Она не только в кабинет директора, она и в английское посольство вот так бесцеремонно вломиться может…

Что?! Он смеётся надо мной?!

– Станислав Валентинович, а Вы я смотрю, достаточно бесцеремонны для того, чтобы позволить себе сидеть в присутствие директора…

Эта фраза вырвалась из её уст так легко, что она не успела сама себя остановить. Стас тут же недовольно поджал губы и нахмурился. Семёна издал приглушенный смех, а вот Дима только фыркнул.

– Вы Лаврова, верно? Я Вас помню, – произнесла директриса так, словно Веронику это должно было непременно порадовать.

– Да, это я!

Видимо женщина собиралась сказать ей ещё что-то, но тут голос Димы грубо прервал их диалог требовательным вопросом:

– Мама, почему ты не сказала, что снова собираешься выйти на работу?! И почему вдруг в нашу школу?

Мама?! Значит, я не ошиблась…

Анастасия Ивановна ласково улыбнулась сыну:

– А разве я была должна? – несмотря на провокационный вопрос, фраза прозвучала достаточно мягко.

Они ещё около минуты смотрели в глаза друг другу, и тогда Ника решилась нарушить тишину. Вот только Семён опередил её в этом:

– Мой друг просто хотел сказать, что переживает за Вас, ведь насколько мне помнится, Вы очень давно нигде не работали.

Ника удивилась тому, как спокойно и учтиво прозвучал его голос.

– У Анастасии Ивановны прекрасное педагогическое образование, и вы оба это знаете, – заявил Стас, обращаясь к мальчикам.

Семён смотрел на своего отца с каким-то подозрением, будто каждое его слово имело двусмысленное значение, и сейчас он пытался разгадать какое именно, как шкатулочку с сюрпризом.

Стас прищурился, осматривая сына с ног до головы:

– Где твоя форма, сын?!

Ответа как обычно не последовало.

– Я знаю, что форма является основой дисциплины в данном заведение, – вмешалась директриса. У Вероники создалось впечатление, что до этого здесь никто не замечал столь маленькой детали, как отсутствие школьной формы.

Скрестив руки на груди, девушка хмыкнула, тут же подмечая, что у Стаса с новой директрисой уже сложился прекрасный тандем. Во всяком случае, у них хорошо получалось подстраховывать друг друга.

– Дисциплина?! – фыркнул Семён, – До сегодняшнего дня в нашей школе и директора то не было. А наш предыдущий директор сам был не прочь нарушать правила, особенно это касалось тех, что имели отношение к правам человека. И это непосредственно имело значение не только в стенах нашей школы!

– Молчать! Теперь у нас есть директор! – перебил Стас, устремляя на сына многозначительный взгляд.

На несколько секунд в кабинете снова воцарилась тишина.

– Мне предложение Станислава показалось уж очень заманчивым, – наконец пояснила женщина, обернувшись к сыну, – я подумала, неплохо было бы снова начать работать, тем более так мы с тобой будем видеться чаще.

Она снова протянула к нему руку и легонько коснулась ладонью его щеки. Дима не был похож на тот редкий тип парней, которым нравилось проявления нежности со стороны матери, особенно на глазах у других, но сейчас он не стал ей препятствовать. Он просто закрыл глаза и выдохнул, немного расслабившись.

– Передавай привет мужу, – произнёс Стас, вальяжно приподнялся с дивана, направляясь к двери. Очевидно, он решил, что больше ему тут делать нечего, – Если будут вопросы, обращайтесь! Будем думать, как их решать.