Сказка о городе К. Часть 1

– Здравствуйте, друзья мои! Дивная погода, так захотелось рисовать. Вот собираюсь найти подходящее место, – Андрей Поздеев светло улыбался и был необычайно одухотворен. От нетерпения он даже постукивал рукой по портфелю.

– А можно с вами? – запросился тополь. – Пож-жалуйста!

Дом сурово на него посмотрел – вот несносный, надоедает человеку.

– Отчего же нет, пойдёмте со мной. Вот только не знаю, из чего сегодня рисовать.

– То есть из чего? – удивились друзья.

– Просто раньше я мог рисовать только красками, а теперь я могу творить чем угодно и из чего угодно. Ладно, я, кажется, решил. Пойдёмте на Караульную гору. Люблю это место.

Пахом и тополь очень обрадовались – они увидят, как возникает искусство. Это так здорово, и описать нельзя! А ещё дом был особенно рад, что художник выбрал Караульную гору, ведь там живёт Параскева…

Поздеев оставил свой зонт вместо себя, и компания двинулась за ним на гору. Ночь была очень красивая, тихая, по небу гуляли весёлые облачка. Художник шёл, сутулясь, и улыбался.

Параскева была на месте.

– Добрый вечер, дорогие мои, – заулыбалась часовенка.

– Здравствуй, Параскева-краса, – ответил ей художник. – Побудешь с нами?

– Если не помешаю, батюшка.

Дом весь зарделся от радости, друзья же делали вид, будто не замечают, что красная штукатурка Пахома стала свекольной.

– Пожалуй что начнём, – Поздеев усадил всех на склон горы, а сам встал впереди. И тут началось такое, чего дом, тополь и Параскева никак не могли вообразить.

Художник стал водить в воздухе руками, и вслед за его движениями на небе задвигались облака. Сначала облачка сбились в странную кучу, потом куча стала расти, бугриться и оживать. Облака становились разноцветными – жёлтыми, оранжевыми, зелёными, алыми, голубыми – небо засияло самыми светлыми красками.

– Сегодня будет солнце! Хотите солнца, полуночные горожане?! – закричал мастер.

От бурлящего котла красок отделилась жёлтая. Жёлтая краска стала золотой. Трепетными руками художник стал лепить из золота своё солнце. Он долго щупал, оглаживал эту жёлтую ткань, а потом набрал полную грудь воздуха и дунул прямо в небо. Мягкое, огромное сверкающее солнце ожило и засияло. Оно осветило весь город. Видна стала голубая река и зелёный лес, мосты, сады, скверы – всё-всё. Дома, деревья, бронзовые фигуры, все, кто не спал этой ночью, подняли головы вверх. Они никогда не видели города днём! Пахом, Корней и Параскева раскрыли рты и онемели. Но мастер хлопнул в ладони, и видение вмиг исчезло. Головы вновь опустились, все вернулись к делам.

– Но как же, – очнулся дом, – нужно это сохранить! Андрей Геннадьич, как же так? Это ведь самая красива картина из всех, которые я видел!

Поздеев сам, как солнце, светился изнутри.

– Ничего, ребята. Это такое счастье – каждый раз писать новую картину. Они все в моей памяти.

– И в нашей! И в нашей! – радовались друзья.

– Я немного устал, – сказал художник. – Доброй вам ночи! – и стал спускаться с горы, прижимая к себе портфель. Наверное, там тоже хранилось много чудес и хозяину портфеля не хотелось растерять их по дороге.

– И нам пора, Пахом, скоро настанет утро, – забеспокоился Корней.

– Да-да. Доброй ночи, милая Параскева! – выпалил Пахом и стал быстро и неуклюже сползать с горы, оставив Параскеву смущаться в одиночестве. Тополь раскланялся с часовенкой и вскоре нагнал друга.

Глава седьмая

Сёстры

О том, как домовой Иннокентий и человеческая девочка Полина

очутились в гостях у двух ведьм

Добравшись до Перьев, путники увидели, что между двумя камнями правда есть узкий ход. Леший объяснил, что нужно войти в этот ход и написать на камне название того места, куда тебе нужно попасть. А читать чужие надписи нельзя – занесёт ещё неизвестно куда.

– Я точно не пролезу, Корней тоже, – сказал Пахом. – Отправляйтесь вдвоём!

– Знал я, знал, что добром это не кончится! – заворчал Иннокентий. – Эти дети! Из-за неё я вынужден отправляться к чёрту на кулички! Да хоть бы и туда! Но к Синильге! В руки!.. К Синильге, у которой голос украли! Голос – один из величайших талантов! – домовой посмотрел на Полину, подобрал одеяло и закутал её как следует. – Чего уж!.. Пойдём, человеческая Полина! Глядишь, и повезёт!

Дом и Корней застыли в немом ожидании под прицелом тысячи глаз тайги. А Иннокентий и девочка исчезли в тёмной расщелине.

***

Чёрное небо в серых кусках снежных облаков нависало низко-низко. Сквозь снежную наволочь виднелись очертания ледяной юрты. Домовой с девочкой на руках стоял прямо напротив юрты, в которой и жила Синильга. Он подошёл вплотную к юрте.

– Не бойся, – сказал он девочке.

– Я постараюсь! – ответила Полина, заметно ослабевшая за ночь от усталости и холода.

Иннокентий начал громко стучать по ледяной двери юрты. Сначала им никто не ответил, а потом из-за двери послышался глухой голос:

– Кого это ночью нелёгкая принесла?

– Нам нужна помощь, Синильга! Нам нужна твоя сестра!

– Я не впускаю кого ни попадя! Убирайтесь! – ответил злой голос.

– У меня твой алмаз! – крикнул домовой как можно громче.

Дверь распахнулась и тут же закрылась. Гости оказались внутри. Перед ними стояла девушка необычайной красоты. Высокая, стройная, волосы как воронье крыло, стан тонкий, кожа бледная, как снег, а глаза чёрные и огромные. Вот только голос – он был старушечий, трескучий и страшный.

– Что это я вижу! Как вы смеете ко мне являться да ещё врать про мой алмаз! – глаза красавицы засверкали. – Хотя за человечинку спасибо, – она с хищной улыбкой уставилась на девочку, которая спряталась за спиной у домового. – Ну! Отвечайте! А не то я вас в котле сварю. Или сырыми съем… Ещё не решила, – кошачьей походкой Синильга подошла к огромному котлу, который стоял посреди юрты. – Правда, сестрица? Что они нам с тобой по-девичьи поколдовать не дают.

Из-за котла показалась скрюченная старушонка.

– И-и, родная! Да коли ко мне, ты уж их прости! Не серчай! Чего надо-то, горемычные? – у ног старухи вертелся кот. Ведьма нечаянно наступила ему на лапу: – Тьфу ты, проклятущий! Сгинь с глаз!

– Вот эта человеческая девочка, она болеет, – заговорил домовой, – у неё такой недуг, что от любого прикосновения к коже девочка испытывает сильную боль. Ничего не помогает! Ты добрая старуха, помоги ей!

Полина вдруг проговорила:

– Помоги, бабушка! А я тебя нарисую, портрет твой!

Лесная ведьма расхохоталась во весь беззубый рот. Синильга только усмехнулась.

– Я тебе не бабушка! А ты мне не внучка! Я – лесная ведьма. Ты видишь, что с меня портреты писать – дело неблагодарное. Вот Синильга – красавица, её рисуй! Только зеркал ей не давай, а то съест еще чего доброго, – старуха заходила вокруг котла. – Мазь тебе нужна, да вот не знаю, всё ли для мази у меня с собой… Сестра людей на дух не переносит, вряд ли станет свои снадобья драгоценные для девчонки отдавать.