Девятиэтажка

– Что? – не понял Вадим, чувствуя, как пот скатывается по лбу и с кончика носа капает на платье Ани.

– Тебе же нравится?

– Что? – стоило Вадиму прекратить думать о руках, как они сжались ещё сильнее.

– Это же ты обычно делаешь с девушками, – с улыбкой прошептала Аня.

Вадим был в ужасе. Помимо того, что он чувствовал приближение паники из-за невозможности управлять конечностями, то ещё и испугался, откуда Аня узнала о его БДСМ-увлечениях. С ней единственной он всегда был до невозможности нежен и не позволял себе ни единого резкого и неаккуратного движения. Если бы она узнала, как он теперь развлекается по ночам, сочла бы аморалом и преступником.

– Я тебя сейчас убью! – почти с истерикой в голосе сказал Вадим.

– Может, ты этого и хочешь? – прохрипела Аня.

– Нет… Нет-нет!

– Хочешь отомстить мне за разбитое сердце? – ногти Ани больно впились в его напряжённые руки. – Давай, это твой шанс.

– Нет!

– Всё ещё не простил меня? – она скорее хрипела, чем говорила, и Вадим скорее читал по губам её слова, чем слышал.

– Давно простил! Аня, прекрати это!

– Ты делал девушкам больно, потому что не мог им простить, что они – не я?

– Аня, пожалуйста, хватит!

– Какой же ты жалкий, – она рассмеялась кашлем, и новая струйка крови потекла по другой щеке. – Никогда не прощай меня, и тогда однажды ты будешь способен на убийство!

– Хрущёв! Хрущёв! – орал Вадим, не отрывая глаз от Ани. Ему послышались в коридоре шаги.

– Тебе никто не поможет, – рассмеялась Аня, поворачивая шею в руках Вадима и будто наждачкой царапая его кожу. – Мою дверь никто не может открыть!

В одну секунду девушка вывернулась, и ударила Вадима по уху. «Наконец-то мои руки разожмутся», – с облегчением подумал Вадим. Но нет, его ладони всё так же были словно пришиты к горлу Ани, но теперь та ещё и била его по голове.

– Давай! Давай убьём друг друга вместе!

«Боже, это точно не Аня, – думал Вадим. – Эту тварь и правда стоит убить!»

В дверь из коридора, не забаррикадированную стулом, интеллигентно постучали.

– Котики, я слышу, что вы занимаетесь тем, к чему третий может присоединиться только по согласованию всех сторон, – говорил Хрущёв из-за двери. – Но, признаюсь, меня немного обеспокоил уровень децибел в ваших криках, и категорический императив Канта заставил меня вмешаться.

– Хрущёв, быстро сюда! – заорал Вадим.

– Иду-иду… – Хрущёв легко открыл дверь, несмотря на прежние предупреждения Ани. – Эх-ох, что же вы творите, ребятки?

Хрущёв взял гжелевскую вазу с цветами с туалетного столика Ани и аккуратно разбил её о голову девушки.

– Надо бить меня! Меня! – заорал Вадим, видя, как Аня потеряла сознание.

– Разожми руки, – спокойно сказал Хрущёв.

– Я не могу! Я не могу!

– Разожми.

Вадим прекратил паниковать и обнаружил, что способен шевелить руками. Аня без сознания лежала на подушке в окружении осколков вазы и лепестков цветов.

– Как писал Оскар Уайльд, – сказал Хрущёв, глядя на Аню. – Красота есть высшее откровение потому, что она ничего не выражает.

– Да пошёл бы, – плюнул сквозь зубы Вадим, слезая с кровати.

– Я тебя спас вообще-то, – усмехнулся Хрущёв.

– Что это за херня? – Вадим опустился на пол и обессиленными руками схватился за голову.

– Твои гештальты, – ответил Хрущёв, зажёвывая печенье, припрятанное в кармане.

– Я, блин, даже не знаю, что это за слово, а ты его талдычишь и талдычишь, талдычишь и талдычишь! – потерял терпение Вадим.

– Эх-ох, ну ты бы сразу так и сказал! – махнул рукой Хрущёв. – Вообще, «гештальт» – понятие из психологии, а конкретнее – из гештальтпсихологии. Гештальты – это целостные структуры восприятия. У психики есть привычка организовывать опыт в доступное пониманию целое. Многие считают, что гештальты корректно сравнивать с докиновскими мемами, однако это неправильно. Мемы, размножающиеся и эволюционирующие подобно генам, могут измениться до неузнаваемости, будто мутанты. Но гештальт не такой: он всегда остаётся самим собой, сколько бы раз ни менялся. А вот вопрос «Что делает некую структуру очевидным и узнаваемым гештальтом?» уже относится к философии…

– И что? – пожал плечами Вадим.

– По Кёлеру самый каноничный пример гештальта – это мелодия. Ты узнаешь её даже при изменении темпа или тональности, потому что суть мелодии – самое основное – уже есть в твоём сознании. Смекаешь? Сами ноты могут менять гамму, в которой играются. Мелодия может исполняться на разных инструментах, даже некоторые ноты могут меняться местами, изменяться с четвертей на восьмые, но по в итоге всегда останется сама собой – гештальтом.

– Как это, твою мать, связано с тем, что меня сначала чуть не задушил год назад суициднувшийся товарищ, а потом я, не контролируя своё тело, чуть не задушил одноклассницу? – почти проорал Вадим.

– Они твои гештальты, – как само собой разумеющееся сообщил Хрущёв и пожал плечами.

– Типа они… части моего сознания? – нахмурился Вадим.

– Можно сказать и так, – покачал головой Хрущёв. – Любой объект в твоём сознании определяется гештальтом. Мозг осознанно или рандомно выбирает самые яркие черты объекта и создаёт из них гештальт. Воображая любого из своих знакомцев, мы визуализируем их ярчайшие черты внешности или характера. Мозг – ленивая тварь, и считает, что ярчайших элементов достаточно, чтобы описать объект, даже если этот объект – человек.

Вадим бросил взгляд на Анин дневник и вспомнил её сетования о том, она уходит из жизней людей, ничего не оставляя взамен. Как будто она боялась не оставить гештальта в сознаниях исчезнувших из поля видения друзей и любимых.

– И всё вокруг, – Вадим обвёл рукой комнату, – только в моём воображении?

– Кто знает, – Хрущёв меланхолично жевал.

– Может быть, я умер? – Вадим осмотрел свои руки, будто опасаясь увидеть на них трупные пятна.

– Мы все мертвы с рождения в некотором смысле.

– Твои объяснения не помогают, чувак. Ты давно з      десь? Чем занимаешься всё время?

– Обычно просто… наблюдаю. И наслаждаюсь жизнью. Но это когда удаётся найти что выпить на кухне.