Двое в пути. Записки Белого Лиса

Макар встрепенулся и резко повернулся ко мне лицом. В его взгляде была такая смесь надежды и отчаяния, что у меня мурашки побежали по спине.

– Ты правда думал, что я не догадаюсь? – улыбка на этот раз далась мне с трудом.

Какая-то неведомая сила подняла нас обоих на ноги и бросила в объятья друг к другу.

– Я очень надеялся, что догадаешься,– тихо произнёс мой гуру, а ещё мой давний друг и собрат по выбранному жизненному пути, моя вторая половинка, что ближе всех людей на земле. Так вот почему я привязался к этому человеку почти мгновенно, просто мы с ним – одно сознание.

– А почему Белый Лис? – я уже немного пришёл в себя, и мне сделалось любопытно. – Вот ты действительно похож на ворона, но я-то ничем не напоминаю лису.

– Ты всегда был очень хитрым и дальновидным, как старый матёрый лис,– Макар растроганно улыбнулся,– да ещё эта твоя лисья улыбочка. А Белый – это из-за седой пряди, похожей на кончик лисьего хвоста.

– Странно, когда я плыл на остров, никакой седины у меня не было и в помине,– я недоумённо покачал головой,– этот подарочек преподнес мне Спас, когда я прощался с жизнью на обломке скалы в ледяной воде.

– Без лисьего хвоста я тебя ни разу не видел,– Макар ободряюще похлопал меня по спине. – Мистика, однако. Идём домой, твоя милая уже заждалась, наверное, по пятому разу ужин разогревает. Ты сегодня неплохо поработал.

– Я сегодня стал собой,– моё самонадеянное утверждение прозвучало, скорее, как вопрос.

– Пока не стал,– Макар украдкой вздохнул,– ты ведь на самом деле ничего не помнишь, просто догадался. И не нужно,– добавил он уверенно,– оставайся таким, каков ты сейчас.

20 декабря

Несколько дней после озарения, постигшего меня в результате экспериментов моего изобретательного гуру, я летал в облаках, пребывая в состоянии, близком к лёгкому опьянению. Это когда хочется петь, а не спать или блевать. У меня реально было ощущение, что я наконец обрёл свою семью и стал целым. Только через неделю до меня начало доходить, что это обретение в комплекте с пряниками принесло мне и кровоточащие раны от кнута. Ведь тогда выходило, что в прошлом воплощении я покончил с собой. Да, Макар распространялся на эту тему очень осторожно, но и не отрицал такой вероятности, причём весьма немалой, судя по тому, сколько времени я не перевоплощался.

Одно дело, когда ты рассуждаешь о самоубийстве абстрактно. Тут можно позволить себе тихую печаль и сострадание к несчастному, попавшему в столь безысходную ситуацию, что альтернативного пути не нашлось. И совсем другое дело, пытаться применить все эти сантименты по отношению к себе, любимому. И тут уже неважно, насколько давно жил этот прошлый я, относиться к нему, как к чужому человеку, никак не получится, тем более, что я даже в страшном сне не смог бы себе представить причину, подвинувшую меня добровольно уйти из жизни. Но это случилось, причём я не просто по-декадентски выпил яду, а разбился, спрыгнув со скалы. Это же насколько нужно было себя не любить, чтобы желать такой ужасной смерти?

Ну и что же могло вызвать эту нелюбовь? Чего такого я натворил, чтобы так себя наказывать? Убил кого-нибудь? Разумеется, тут очень кстати в памяти всплыл недавний сон, про то, как я зарезал какого-то мужика. Мог ли я из-за этого так расстроиться, чтобы наложить на себя руки? Что-то сомнительно, даже если тот мужик был моим любимым дядюшкой. Не чувствовал я во сне никакого сожаления о содеянном. И ведь Макар знает о том, что тогда произошло. Знает и молчит. А ещё в той давней истории каким-то образом замешана Ника. Недаром же мой бесстрастный учитель так разволновался, когда я привёл брошенную на острове девушку в его дом. Побледнел так, словно увидел собственную смерть.

Впрочем, это я на Макара возвожу напраслину, смерти он не боится. Судя по всему, его долгая жизнь была, скорее, вынужденной мерой, нежели следствием его страстного желания долгой жизни. Ему нужно было дождаться моего возвращения, чтобы эстафета знаний, которую мы передавали друг другу, не оборвалась. Тогда чего он так испугался? А чего бы испугался я сам? Да я же кретин безмозглый. Макар тогда выразился вполне откровенно, мол, если мы всё равно будем с Никой вместе, то неважно где ЭТО случится. Итак, ситуация начала проясняться. Между Никой и мной двести лет назад произошло нечто, что толкнуло меня на самоубийство и, возможно, убийство какого-то мужика. Вероятно, мои страхи насчёт того, что я могу принести моей девочке гибель, тоже тянутся оттуда, из прошлого.

Ещё пару дней я обсасывал скудные вводные, что называется, до гладкой косточки, а потом пришло понимание, что я просто тяну время. Да, я уже знаю, что тогда произошло, но принять подобную версию не в состоянии, в следствие её абсурдности. И всё же именно эта версия могла объяснить все несуразности моих нынешних рефлексий. Это я сам убил Нику. Не знаю, почему я это сделал, но только это могло подтолкнуть меня к самоубийству, потому что продолжать жить с таким грузом я бы не смог. Да и мой нынешний страх причинить ей вред тоже легко вписывается в этот кошмарный сценарий. Кстати, тот факт, что Макар отказывается рассказать, что тогда произошло, также ложится увесистой гирькой на чашу весов версии с убийствами.

Не думаю, что вы сможете себе представить, в какую депрессию завели меня подобные рассуждения. Моё настроение ушло в такое крутое пике, что Макар с Никой всерьёз забеспокоились на предмет моего психического здоровья. Перемены были особенно заметны на фоне предшествующей этому эйфории. Я всё глубже погружался в мутный омут беспросветной тоски и совершенно не пытался включить рациональное мышление. А ведь речь шла о событиях двухсотлетней давности. Ну мало ли, что у каждого из нас было в прошлом? Сейчас я уже совсем другой человек, не способный на убийство, тем более, любимой женщины, даже если она влюбится в кого-то другого.

Но в то время с логикой я не дружил совершенно. Мне казалось, что я в любой момент могу превратиться в того кошмарного монстра, каким, судя по моим же выводам, я был в прошлой жизни. Наверное, если бы у меня были лыжи, я бы ушёл пешком в посёлок, только бы оказаться подальше от потенциальной жертвы моих маньячных наклонностей. Наконец Макар не выдержал накалившейся обстановки и призвал меня к ответу. Возможно, именно этот разговор и спас меня от помешательства. Я, как на духу, выложил учителю мою версию произошедшего, даже обрадовался, что не нужно больше одному вариться в этом бурлящем котле фрустраций и самобичевания. А в конце своих излияний взмолился, чтобы он рассказал мне правду, видимо, в надежде, что она окажется не такой ужасной, как мои предположения.

– Лис, ты совсем спятил,– учитель осуждающе покачал головой. – Что бы ни случилось в прошлом, там оно и останется. Тебе нужно жить здесь и сейчас, а не перемывать косточки себе прошлому. Посмотри, совсем довёл Веронику своей мизантропией.

– Ты просто увиливаешь от ответа,– обиделся я. – Если бы ничего трагичного тогда не произошло, ты бы поделился. Значит, я прав.

– Я не могу рассказать,– учитель устало вздохнул. – Сколько уже можно повторять? Я дал слово.

– Кому? – у меня от злости и бессилия буквально перехватило дыхание. – Тому мужику, которого я прирезал? Или Нике?

– Тебе,– тихо произнёс Макар и опустил голову, чтобы я не мог заглянуть ему в глаза. – Мы расстались, и перед тем, как уйти, ты взял с меня обещание молчать.

Это было неожиданно и, главное, многое объясняло. Похоже, в прошлом я так накуролесил, что единственным моим желанием стало забвение, и я позаботился о том, чтобы обеспечить молчание главного свидетеля. Но я ошибся, прошлое меня догнало, и сейчас догадки были во сто крат хуже реального знания.

– Я возвращаю тебе твоё слово, Ворон,– торжественно провозгласил я,– теперь ты можешь мне всё рассказать.

Не знаю, чего я ожидал, возможно, слёз радости на глазах моего друга и учителя. Я ведь видел, как тяжело ему давалось молчание. Но вместо того, чтобы броситься мне на шею, Макар только ехидно захихикал.

– А ведь ты предвидел такую ситуацию,– он по-отечески потрепал меня по голове,– одно слово – хитрый лис. Не раскатывай губу, парень, прошлый ты всё предусмотрел. Формулировка моей вынужденной клятвы включала и случай, если ты сам догадаешься.

Вот ведь засада. Неужели я действительно был такой умный? Сейчас и не скажешь. Хотя, чему удивляться? Я ведь тогда не был тридцатилетним оболтусом, я помнил свои прошлые жизни. Кстати, о прошлых жизнях, а нельзя ли таким нехитрым способом обойти клятву Ворона?

– Ты говорил, что мы с тобой помнили наши прошлые воплощения,– начал я как бы издалека,– ну, чтобы не начинать всё сначала в каждом новом воплощении. Значит, тебе знакомы соответствующие техники. Научишь? – я на секунду замолчал, наблюдая за Макаром. Увы, мои слова вызвали у него только новый приступ язвительного смеха. Похоже, и этот вариант прошлый Лис предусмотрел. – Ну и ладно,– я надулся как индюк,– ничего тут сложного нет. Если я могу превратить сталь в сахарную пудру, то уж как-нибудь, заставлю свой ум покопаться в архивах без специальных техник. Три компонента волшебного супа мне теперь хорошо известны.

Макар сразу перестал смеяться, видимо, в моём хвастливом заявлении была изрядная доля правды. С этой задачей я действительно смогу справиться и без его помощи.

– Лис, ты сейчас себя ведёшь как капризный ребёнок,– мой мудрый гуру поднял на меня грустный взгляд. – Помнить прошлые воплощения – это не награда, а тяжкое бремя. Если ты думаешь, что это просто некие картинки из прошлого, то не обольщайся. Ты не просто вспомнишь о себе прошлом, ты им станешь, и назад этот фарш будет не провернуть. Только смерть сможет стереть твои воспоминания.

– Ну и пусть,– я уже закусил удила. – Если ты можешь нести это бремя, то и я смогу.

– Значит, ты готов СТАТЬ убийцей? – Макар сделал ударение на слове «стать».

Меня словно окатили ледяной водой. Да, сейчас мне тошно думать о том, что в прошлой жизни я кого-то убил, но я, по крайней мере, не чувствую себя убийцей. А смогу ли я жить, если действительно им стану? Или наложу на себя руки, как в прошлом воплощении? В сущности, слова Макара уже подтвердили мои самые ужасные предположения. Чего мне ещё нужно? Вспомнить детали того, как я убил любимую женщину?

– Ты прав, мне этого не нужно,– я покаянно кивнул,– а ещё меньше я хочу стать самоубийцей.

– Лис, я не утверждал, что ты покончил с собой,– учитель сочувственно вздохнул,– это было только предположение. На самом деле я не видел твоего мёртвого тела, только почувствовал, когда ты умер. Да, судя по твоей непонятно откуда взявшейся боязни высоты, ты действительно разбился насмерть. Но сделал ли ты шаг за край добровольно, или тебя столкнули, я не знаю. Не стоит на этом зацикливаться.

– Если бы меня просто убили, то я бы не завис в посмертии на двести лет,– пробурчал я.

– У тебя не совсем правильное понимание мотивационных механизмов процесса перевоплощения,– учитель расслабленно улыбнулся, видимо, был рад, что можно переключиться на нейтральную тему. – Само событие, приведшее человека к смерти, не столь уж важно. В конце концов, можно самоубиться в результате ошибки или собственной глупости. Важно то, что человек испытывает в момент смерти, с какими мыслями он покидает наш бренный мир. Обычно самоубийцы стремятся избавиться от страданий и обрести покой. При этом проявленный мир как раз и ассоциируется у них со страданием. Именно поэтому они так долго не перевоплощаются. Но представлять свою жизнь океаном страдания могут не только самоубийцы. Все истинные буддисты так думают, по крайней мере, официально.

– Не сказать, чтобы ты меня утешил,– я невесело усмехнулся. – Значит, случившееся со мной было настолько ужасным, что единственным моим желанием стало забвение.

– Я тоже так решил, когда ты потребовал, чтобы я поклялся не напоминать тебе о тех событиях,– Макар снова тяжко вздохнул,– но я ошибся. Ты был бы не Лисом, а страусом, если бы пытался спрятаться от реальности.

– Но я ведь фактически предал тебя,– возразил я,– предал наше общее дело.

– И так я тоже тогда думал,– печальная улыбка появилась на губах учителя,– и даже обижался какое-то время. Мне потребовалось несколько лет, чтобы понять твои резоны. И случилось это только тогда, когда я осознал, какую фатальную роль сыграл в твоей судьбе. Впору каяться и просить прощенья, только это уже неважно.

– Ты меня совсем запутал, Ворон,– я сам не заметил, как всё чаще начал называть Макара этим прозвищем.

– Понимаешь, Лис, судьба уготовила нам с тобой сложный и болезненный урок,– пояснил тот,– и мы оба облажались, не сдали экзамен на взрослость. Ты это понял раньше меня и вполне резонно предположил, что провалом экзамена эта история не закончится, придётся идти на пересдачу. Вот и обеспечил сам себе беспристрастный взгляд на ситуацию, чтобы прошлые ошибки не влияли на принятие решения.

– А не проще ли было, наоборот, позаботиться о том, чтобы во время пересдачи у меня была вся необходимая информация? – я с сомнением посмотрел на Макара.

– Думаю, если бы ты нашёл тогда правильный ход, то так бы и сделал,– пояснил мой мудрый гуру. – Но ты его не нашёл, а потому решил предоставить самому себе шанс пройти урок как бы с чистого листа. На удачу.

– По-моему, это бред,– я невольно передёрнул плечами, как бы сбрасывая ненужный груз. – Если уж старому матёрому лису не удалось найти ответ, то как можно надеяться, что его отыщет неопытный лисёнок?

– Не всё решается опытом,– вздохнул учитель,– я думал об этом почти двести лет, но так и не придумал, как тебе сдать предстоящий экзамен. Зато теперь я точно знаю, что должен делать я сам, вернее, чего не должен делать.

– Вмешиваться? – я скептически хмыкнул и сразу понял, что угадал. Выходит, причина молчания Ворона не только в клятве, он искренне верит, что его вмешательство всё испортит. Не мне судить, насколько он прав, я ведь, в отличие от него, понятия не имею, с чем мне придётся столкнуться. Ясно одно, двое продвинутых практиков в своё время не просто провалились, но даже постфактум не смогли найти правильного решения. И не придумали ничего лучшего, как предоставить свободу действия дилетанту. Очень гуманно. – И когда же ЭТО случится? – хмуро бросил я.

– Кто знает? – учитель пожал плечами. – Не я управляю твоей судьбой. Поначалу мне даже казалось, что мы оба ошиблись, и переэкзаменовки не будет.