Враг моего сердца

– До сих пор не верится, что князя Борилы теперь нет на этой земле, – он посмотрел на Елицу. – И Отрада…

Его зеленовато-серые глаза и правда таили в глубине великую печаль: всё ж князь был ему почти родичем, а сын его – братом. Ещё с самой юности он служил поначалу отроком в младшей дружине, а после поднимался всё выше, нарабатывал мастерство и матерел, словно волчонок с каждой новой охотой. Елица помнила его ещё безбородым молодцом, сотником. И влюблена в него была по юности – смешно вспомнить. О нём говорили тогда, что непременно быть ему воеводой. Так и случилось по прошествии почти десяти лет.

– Мне нужно в Велеборск, воевода, – она упёрлась взглядом в отполированные сотнями прикосновений перила. – Сердце не на месте от того, как подумаю, что там сейчас творится.

Осмыль покачал головой, сразу руша все надежды на его помощь.

– Не время сейчас, – он задумчиво провёл пальцами по короткой бороде. – Мне батюшка твой яснее ясного сказал: дочь мою ты должен беречь, точно свою собственную. Иначе я тебе, говорит, голову оторву собственноручно. А как я тебя сейчас отправлю туда, где невесть что творится? Несколько кметей вчера выехали к Велеборску: узнать, что там да как. Может, помощь нужна. Или спокойно всё, а войско княжеское наступление остёрцев всё ж остановило. Мы ж на отшибе, посчитай, живём. До нас вести долго доходят, если сами не пожелаем их услыхать.

– А если Велеборск захвачен? Разрушен? – Елица вцепилась пальцами в гладкое дерево, содрогаясь от одной мысли об этом.

– Тут уж решать придётся, – воевода развёл руками. – Если в стольном граде уже враг, то и до нас рано или поздно доберутся. А отбиваться нам от больших ратей не с руки.

– Значит, отсиживаться будем… – и хотела Елица сдержать упрёк в голосе, да не получилось.

– А это уж предоставь мужам решать, княжна, – Осмыль тон её легко разгадал и тут же ожесточился, переняв вынутые из памяти и такие знакомые слова отца. – Мы хоть и крепость, а не город. И задача наша – от косляков границы стеречь. А они, как прознают, что князь с наследником погибли, так навалятся тут же. А может, остёрцы побесчинствуют малость да к себе вернутся. Как часто уже бывало.

Елица вздохнула, понимая справедливость его слов. Только самый бестолковый разве что может ринуться в неизвестность, не прощупав даже, тверда ли у него дорога под ногами. И никто не бросится в схватку с противником, что гораздо многочисленнее, не попросив заступы Богов.

Потому-то и собрали сегодня волхвов: в тёмный час самое время обратиться к божественному свету. Будут сегодня гореть костры в святилище до самого утра, будут звучать песни жрецов и литься жертвенная кровь. Потому как не Ладе или Макоши возноситься станут молитвы – а Перуну. Чтобы умилостивить, вернуть его благосклонность, что на время оставила велеборского князя и его сына.

– Надеюсь, настанет то время, когда я сама буду решать, что делать, – поразмыслив, мрачно произнесла Елица. – И стол велеборский я просто так не оставлю.

Осмыль, приподняв брови, повернулся к ней, не ожидая, видно, таких слов. Оглядел лицо, хмурясь и пытаясь, верно, понять, что кроется за ними, не выльется ли решимость княжны в какое безрассудство.

– Конечно, будешь, – улыбнулся примирительно. – А сейчас доверься пока мне.

Глава 2

Думали остёрцы борьбу с неприятелем закончить ещё по осени. Но дело это растянулось до весны. А вот теперь ещё на три ночи засело войско у стен Велеборска. Словно в трясину угодило. Часть изрядно потрёпанной рати сгинувшего в последнем сражении князя Борилы всё же успела добраться до городских ворот и укрыться за толстыми бревенчатыми стенами. И погода благоволила заступникам: вернулись отступившие было холода, покрылась льдом и без того почти неприступная, укреплённая остро отёсанными кольями насыпь. Каждая атака остёрцев откатывалась назад.

Воины Велеборска поначалу рьяно отстреливались, но чем дальше, тем всё реже: берегли стрелы. А Леден берёг людей. Как и его старший брат Чаян, который с болезнью их отца уже, можно сказать, встал на его место: слушались молодого княжича, точно правителя самого, и за последний год кмети, воеводы и даже вои начали считать его едва не князем. Поговаривали, таясь – да совсем-то не скроешь – что Светояру совсем недолго осталось. А сыновья у него толковые, хоть и со своими недолями на плечах.

Что бы о них ни судили, а всё равно побаивались и опасались, как бы со смертью князя не стало на остёрских землях ещё голоднее и хуже, чем теперь: много лет уже словно жизнь схлынула оттуда. Никакие молитвы волхвов, никакие требы, что порой приносили Богам, а не съедали сами, не помогали облегчить злую напасть, что с каждой зимой только нарастала.

И потому твёрдо решили Леден вместе с Чаяном, что теперь им обратного пути нет, кроме как Велеборское княжество захватить и дойти до самого стольного града. Всеми силами заставить князя вернуть сокровище, украденное им много лет назад, то, что питало землю, помогало родить полям и влекло дичь в силки и на стрелы охотников. Да горькая незадача приключилась: окружив один из небольших отрядов в здешних лесах, воины Ледена убили самого князя, хоть и приказано им было ясно: правителя не трогать, а только взять в полон. Да куда уж втолковать что-то разъярённым и почти одичавшим от полуголодной жизни ратникам? Погорячились – не исправить теперь.

И вот всё уцелевшее войско вынуждено было торчать узкой цепью становищ вкруг Велеборска – насколько позволяла опоясавшая его с запада широкая и уже начинающая скидывать лёд река Велечиха.

Бессмысленные и только отбирающие лишние жизни стычки у стены города решено было оставить уже на второй день. Чаян приказал воинам ждать и отдыхать, а сам отправил своих людей в детинец Велеборска, к княгине Зимаве с обещанием сохранения жизней всем уцелевшим, если она пожелает встретиться и выслушать его и Ледена. Пока никакого ответа от вдовы Борилы Молчановича не возвращалось. Тела её мужа и сына лежали в стороне от лагеря на снегу, укрытые навесом, ожидая, когда по ним справят настоящую тризну в родных стенах.

Ждали и живые тоже, не теряя времени даром: в здешних лесах дичи было столько, хоть голыми руками лови. Да и в тех весях, которые проходило войско на пути в Велеборск, поживиться удалось на славу. Леден едва ближнюю дружину унял, чтобы не лютовали сильно, не грабили подчистую и не портили всех подряд девок. Только совсем уж без этого не обошлось. Но схлынула первая яростная волна с воинов, которые полной грудью нюхнули долгожданной победы, и на время всё стихло.

Только Леден всё не переставал наблюдать за войском, прислушиваться к их разговорам, что начинали снова полниться нетерпением. И настроения воинов тревожили его всё больше. Он с утра уже обошёл лагерь вместе с воеводой Буяном, самолично проверяя дозоры и в сотый раз повторяя распоряжения десятникам: ждать и не силиться отыграться на местных. Те кивали, тая в глазах шаящий огонёк гнева и обиды на более благополучных соседей, которым теперь не зазорно добром и поделиться.

К полудню, когда ярое по весне Дажьбожье око выглянуло из утренней дымки, Леден вернулся в расставленный для них с братом шатёр и скинул на сундук подбитый волчьим мехом плащ.

– Надолго их не хватит. А как подмога придёт, так и вовсе озвереют, – бросил Чаяну, который только недавно сам вернулся с охоты в ближний лес.

Будто человеческой крови за эти дни ему было мало.

– Сегодня всё решится, – тот поднял на него хитроватые глаза.

И выражение лица у него снова стало таким, будто он чего задумал. Обычно после в детстве им обоим хорошо влетало. Чаяну – за шалости, а Ледену – так, заодно. Потому как их всегда считали почти единым целым.

– С каких пор ведовствуешь? – Леден понюхал налитый в кружку отвар, где плавала, испуская аромат, от которого рот сразу наполнялся слюной, ярко-красная клюква.

Видно, где-то в разворошённых закромах велеборцев отыскалась. Такой крупной ягоды на остёрских болотах давно не рождалось.

– С тех самых, что пока нам не вернули отрубленные головы наших кметей. А значит, княгиня думает, – Чаян неспешно прошёлся вокруг очага.

– Думает… Думать она и до осени может. У них за стенами запасов, небось, и на год хватит осаду держать. А нам придётся зады в грязи просиживать.

Он отпил горячего, заботливо приготовленного для него отроком питья. Во всём теле тут же потеплело, пробрало до самых кончиков пальцев. Но извечный холод где-то в самых дальних уголках нутра, к которому Леден за столько лет уж привык – всё равно остался.

– Ничего. Зимава, говорят, женщина не только красивая, но и умная. А значит, примет верное решение, – рассудил Чаян.

Странно было, что ни разу велеборскую княгиню в глаза не видев, он был такого высокого о ней мнения. Сам Леден судить о незнакомой женщине заранее не брался. Женщина ведь что мутное озеро – кажется, нагрето на солнце и так приятно в него окунуться, а того и гляди напорешься на острый, сокрытый в мягком иле камень.

– А тебе, гляжу, с ней встретиться не терпится, – он хмыкнул, усаживаясь на подвернувшийся тут же сундук, поближе к огню. – Верно, она сговорчивей окажется, чем её муж.

– Сговорчивей уж точно. А разговаривать с ней по-разному можно, – брат загадочно прищурился, словно уже мысленно перебрал все возможности знакомства с княгиней.

– Смотри, как бы она тебе во время разговора жбан горячей смолы на голову не вылила. Или ещё куда, – попытался остудить его Леден, но его намёк остался непонятым. А может, Чаян просто вида не подал.

Шутки шутками, а время сейчас не шло им на пользу. Того и гляди, с окрестных весей, а то и небольших городков, соберутся вои – неприятеля за границы княжества выбивать. А своё пополнение, не столько для боя, сколь для устрашения велеборцев, придётся ждать ещё несколько дней. Победить, конечно, снова победят – не просто так, размяться, сюда пришли. Да кому новые смерти нужны? Их и так Морана каждую зиму довольно собирает.

Но на счастье, хорошенько поразмыслив и решив, видно, что досужее упрямство никого не доведёт до добра, княгиня к вечеру того же дня отправила подручных Чаяна с ответом обратно. Ворвался, взметнув полог, в шатёр быстрый, точно брошенная сулица, Митра, десятник в Чаяновой дружине. Испил воды, что стояла в кувшине на столе и заговорил, чуть отдышавшись:

– Княгиня согласна.

– Я вот сейчас совсем не о том подумал, – хмыкнул Чаян.

Десятник улыбнулся во все зубы, но, поймав взгляд Ледена, кашлянул и продолжил серьёзно:

– Она согласна открыть ворота и выслушать вас. Но при условии, что бесчинства войска в окрестностях прекратятся.

К такому они были готовы, но не преминули перед отбытием в Велеборск напомнить о том своим людям ещё раз. Буян пообещал самолично сечь тех, кто ослушается. Собрав для охраны и солидности два десятка кметей из ближней дружины, Леден и Чаян погрузились на лошадей и направились к воротам, охранял которые огромный турий череп. О нём ходило в становищах много толков: мол, добыл его сам князь Борила на охоте. А то поговаривали, бык сам выбежал из леса во время возведения стен, тем самым показывая милость не только Хозяина леса, что окружал будущий город со всех сторон, но и самого Перуна.

В город внесли и тела князя с сыном: пусть княгиня погребет их, как следовало по совести. Леден, держась рядом с санями, на которых и лежали мертвецы, невольно поглядывал на Борилу Молчановича, с лица которого чуть сполз холщовый покров. Тот выглядел так, будто погиб только что: холода сохранили его хорошо. Виделась в лице извечная твёрдость, даже перед ликом смерти не потерял он стойкости. Три дня с его гибели прошло, пора отпускать душу из ненужного больше тела.

По необычайно пустой и тихой мостовой проехали молча: тут даже Чаян насторожился. А ну как повыскакивают сейчас откуда ни возьмись стрельцы да утыкают стрелами, точно соломенные чучела. Но никто незваных гостей не встречал, только ощущалось самой кожей невидимое наблюдение из каждого дома вдоль улицы. Над крышами повисла к сумеркам сырая хлябь и всё вокруг тонуло в зябком предчувствии скорого дождя. Леден беспрестанно посматривал по сторонам, ожидая подвоха за каждым углом. Он людям всегда доверял меньше брата. Такова уж была его суть, с того самого случая, что сковал сердце и душу льдом, разум – холодом и подозрительностью. Если уж Чаян однажды подвёл его, что говорить о других.

Детинец вырос перед взором среди расступившихся в стороны изб. Стража, явно настроенная кровожадно, встретила у ворот, но препятствовать ничем не стала. Видно, приказ княгини и здешнего воеводы Доброги прозвучал для них яснее некуда. Они проводили проехавших мимо княжичей и кметей тяжёлыми взглядами, а увидев сани с телами – зашептались низко и угрожающе. Кром впустил завоевателей без лишней крови. Но неведомо, что ждало внутри.

И удивлением оказалось, что за стенами детинца их встретил сам Доброга, седоватый муж, высокий почти ровно настолько, насколько и широкий в плечах. Удара его меча не выдержал бы, верно, и дубовый пень, а ему и в руку не отдалось бы даже. Сумрачно серые глаза его блуждали по лицам воинов. А на Ледене он задержал взгляд почему-то даже дольше, чем на Чаяне. И сразу стало понятно: и малого понимания между ними не случится. Его люди убили князя: это почти то же самое, как если бы он самолично его зарубил.

На крыльце высокого терема, до которого пришлось ехать между солидных срубных амбаров и дружинных изб, стояла княгиня Зимава, сжимая у горла отороченный мехом норки воротник корзна. Она смотрела остро, не виделось на её лице застилающего разум и взор горя. Верно, уже осознала и приняла. Из-под белоснежного убруса, перехваченного тканой лентой, украшенной колтами, выбились несколько светлых прядей. Она сердито смахнула их с лица, не отводя взгляда. И чем ближе подъезжали к терему, тем яснее становилось, что княгиня – женщина и впрямь красивая. Да только не время пока её наружностью восхищаться. За ней могут скрываться самый скверный нрав, самая большая твёрдость воли, да ещё неведомо что.