Камень власти

– Верно подметил, – сказал воевода.

Стали подавать еду. Тарели и чугунки ставили сразу на доски стола, так в старину было заведено. А тут еще может испытывали трудности со скатертями. В боярских домах вошли в моду расписные с цветами, ягодами. Дымилась каша, излучающая необыкновенный аромат, лежали куски мяса, нарезанный гороховый кисель, пареная репа.

Фома и Матвей, посмотрев на еду, вспомнили о своих людях, оставленных на берегу.

– У нас там трое остались, начнут беспокоиться, еще людей назовут.

– Анисим, Серафим и Порфирий? Эти трое? – спросил воевода.

У гостей отвисла челюсть и оба, не сговариваясь дружно закивали головами.

– Не бойтесь, они живы-здоровы. Их отвели в сторожку там же на берегу. Накормили и уложили спать.

Знания сидевших за столом островитян о жизни на Руси удивила не меньше, чем появление волчицы, в частности о нашествии хана Газы Гирея, про убийство царевича Дмитрия, про участие Бориса Годунова в дознании. Именно по Годунову они задали больше всего вопросов. Фома лишь уточнил, что сестра Бориса Ирина за мужем за царем Федором Иоанновичем. А жена Годунова, дочь блаженной памяти Григория Лукьяновича, то есть Малюты Скуратова.

По кругу пошла братина с медовухой, и каждый питок произносил что-либо по случаю появления нежданных гостей.

– Пусть наше знакомство не принесет никому зла! – сказал воевода.

Матвей заявил:

– В наших головах и сердцах одно пожелание, чтобы враг никогда не пришел на ваш остров.

Присутствующие ели с удовольствием, разговоры вели откровенно без подвохов и намеков.

– Поди не дождетесь, когда отправлю вас домой? Сразу скажу, что вы для меня здесь обуза. Что интересно и так скажу, но сперва дайте честное слово, что никому про нас болтать не станете. Клятвы и побожения ваши мне без надобности. Коли вы люди нечестные, так через любую договоренность обет нарушите.

– Даю честное слово, – сказал Матвей, – никому и никогда не буду сказывать про свое пребывание на острове…

– Княжич, – подсказал один из бояр, – на острове Княжич.

– В народе это место зовут «Манушкина Избушка», – встрял Фома.

– И так тоже называют. Потому, как манит, к себе заманивает и звучит, как предупреждение, – заключил воевода.

После Матвея свое честное слово сказал Фома и разговор продолжился.

– Домой отправлю завтра по утру. Ваши помощники еще в сторожке спать будут. Разбудите и что-нибудь объясните про свое плутание по лесу.

– Александр Васильевич, коли мой интерес ни к месту, сразу признаю свою виноватость и забираю свои слова назад.

– Поди интересует с чего тут все началось? И какой уклад жизни? – перебил воевода.

Матвей виновато кивнул, подтвердив свой интерес. Похоже Александр Васильевич первый раз в жизни стал воспроизводить весь порядок событий, о чем-то задумывался, получал от своих подсказки.

Великий князь Москвы Иван III заступил на престол по завещанию своего отца Василия Темного. По глазам вижу, из летописей знаете про его ослепление. Сыновей у Темного было пятеро. Ивана я уже назвал. Еще Юрий, Андрей Большой, Борис, Андрей Малый. Углицким князем стал Андрей Большой. По душе сердобольный и богобоязненный, по уму высокий. Он каменное строительство развернул, книги начал множить, жалел сирот, щадил простых людей. Как раз тут Новгороду свободы не хватило, качнулся он к Литве, да к Польше. А коли так, туда свою веру латинскую стали продвигать. С Новгородом разобрались, а с уделами внутри страны Иван III стал поступать жестко. Замахнулся он и на брата своего Андрея Большого. Наш князь высказал свое негодование, тогда все прошло и утихло. Но через десять лет, на дворе был 1491 год, призвал Иван III брата своего и всю его семью в Москву, вроде как держать совет. Андрей Большой почуял неладное и предупредил своего друга, моего деда. Дед собрал скарб, что мог унести, погрузил семью и друзей позвал с собой. Двинули они в лес. Как нашли тропу в болотах, как вышли на остров, одному Богу известно. Но не напрасно побросали свои дома. После того, как князя Андрея и всех его сыновей заковали в железо, пошли в Угличе дознания. Без всякого приговора рубили головы, резали языки, ссылали. Иногда люди просто исчезали без следа. Место, куда вышел дед, уже тогда называли «Манушкина Избушка».

Начали обживаться, первым возвели храм, потом дозорный терем. По первости в нем все и ютились. Зато другие дома ставили без спешки, понимали, что на века. Верховодил дед, потом его старший сын, а теперь вот я при власти. Устав у нас один, но вам он не нужен, у вас там свои законы.

– Народ жизнью доволен? Как пропитание себе добывает? – спросил Фома.

– У каждой семьи свой надел. Добровольно, сколько посчитает нужным приносит в общий амбар. Случись чего, он оттуда возьмет сколько потребно. По уставу разрешено иметь лошадей, коз, кур, уток, поросят.

– Топоры, пилы, лопаты нынче дороги, – продолжал одолевать вопросами Матвей.

– На то деньги зарабатываем. Обрабатываем шкуры зайца, лисы, соболя. Специально обученные ребята, у нас их трое, один из них завтра до земли вас проводит, набивают мешки товаром и несут на рынок в город или на вымол. Получают деньги и исполняют заказы. Не токмо топоры, пилы лопаты, еще покупают обушку, материю, бумагу, чернила. Может какая особенная потребность возникнет, так и ее исполнят.

– Зимой не мерзнете? – не унимался Фома.

– У каждого в дому печь. Делаем кирпич без обжига. На острове есть и песок, и глина.

– А соль? – похоже Фома уже начал раздражать присутствующих.

– Вырыли глубокую яму деды наши. До сих пор жижу черпаем, выпариваем ее, соль темная, но не ядовитая.

Фома хотел еще о чем-то спросить, но Александр Васильевич приказал всем расходиться. Гостей отвели в теремной флигель.

Только забрезжил рассвет, в дверь постучали. Молодой парень показал место для умывания, выдал два полотенца и сопроводил в избу, где давеча трапезничали. За столом сидел воевода и выжидательно смотрел на гостей. Те пожелали здравия и опустились на лавки. На столе пироги, творог и квас. Во время еды в избу вошел еще один парень рослый и крепкий.

– Зовут вашего провожатого Никита. Желаю вам добра и коли что важное и срочное, на шест у вымола Фомы повесьте тряпицу, – воевода попрощался и вышел из избы.

Дорога в обратную сторону показалась намного короче. Правда ноги порой уходили в воду по самые колени. Когда шли за волчицей, так вода до щиколоток не доходила. Однако на берег вышли в том месте, откуда заходили с волчицей. Никита уверенно шел по лесной тропинке, когда остановился, то сообщил, что за поворотом они увидят сторожку, в ней спят их люди. Никита попрощался и пошел восвояси.

Анисим, Порфирий и Серафим спали молодецким сном. Кто из них храпел сильнее остальных, угадать оказалось сложно. Они будто переговаривались. Фома приступи к побудке, но растолкать удалось только Серафима. Тот непонимающе обвел глазами потолок сторожки, перевернулся на другой бок и тут же захрапел.

– Чем они их опили? – возмутился Фома, – прикажешь ждать, когда они очнутся?

– Может попробуем облить их водой? Слышал такое помогает.

Матвей взял крынку и зачерпнул из кадки воды. Сперва опорожнил сосуд на Анисима. Тот облизнул свои губы и зачмокал ими будто младенец в ожидании титьки. Вторая крынка заставила Анисима открыть глаза. Он поморгал ими и резко сел на лежаке.

– Мы уж думали, вам хана!

– Как вы тут оказались? – спросил Фома.

– К нам подошел дедушка, такой маленький, тихий, беззащитный. Предложил нам еды и отдых в домике. Мы не сговариваясь пошли за ним след в след. Поели каши, попили воды и нас сморило.

– Буди остальных! – приказал Фома.

Анисим тряс за плечи своих подельников, а Матвей поливал их водой. Ребята пришли в себя, но каждый никак не мог понять, где он находится.

По пути назад Серафим осмелел и поинтересовался, куда пропали хозяева.

– Заплутали немного. Но к вечеру вернулись на старое место, а потом нашли сторожку.

– Нашли путь на остров? – не унимался Серафим, – вроде вас волчица повела.

– Только мы шагнули в заросли, как она сразу исчезла, будто оборотень какой!