Духъ и Мечъ – Воичи Сила

– Се-реб-ро. Много серебра, на всех тевтонских картах гора обозначена как «Зильберг», серебряная гора.

Воевода наполнил бокалы и снова выпили.

– Оболенский жил под рукой Новгорода. Пан Загреба боялся его трогать, теперь Новгород к Москве отошел, а Москва, похоже, про Зильберг не ведает.

– И вам надо торопиться, – добавил воевода.

– Правильно, молодец! А наш князь ни мычит, ни телится. Вмешался Кардинал.

– Федька тут причем?

– Федька пришелся кстати со своей колесницей. Появилось, чем Сурайского прижать.

– Тогда чего моего парня искать, пропал и пропал?

– Ничего ты не понимаешь! Кардинал с колесницей Сурайского зацепил. А пропажей Федьки держит на поводке ясновельможного. Теперь они двое и Сурайский, и Загреба перед Казимиром в неоплатном долгу.

– Тогда не страшно, ежели ты приедешь пустой. Нет Федьки и ладно.

За окном стемнело, гость вознамерился уезжать, но хозяин уговорил его на ночь остаться у него дома.

– Рано утром еще до восхода мои ребята твою лошадь подгонят. Князь еще не проснется, а ты уже будешь в усадьбе.

– И то верно, а то ведь увидят меня кто-нибудь в употребленном состоянии, могут и доложить.

Дмитрий Михайлович пробудился затемно, сходил на конюшню, распорядился по поводу лошади гостя и вернулся. Пришло время будить приказчика. Тот моментально пришел в себя и поспешил к умывальнику. Жена Дмитрия Михайловича подала полотенце.

– Напиток ваш расчудесный. Выпили в достатке, а состояние бодрое.

– Вы, Феофан Гаврилович, еще приезжайте, рады будем, – сказала женщина.

Перед тем, как ногу поставить в стремя, гость внимательно поглядел на воеводу и молвил:

– Гляди, слово мне дал, чтобы никому!

Воевода вернулся в избу и сел за стол. Подошла жена, заняла место рядом.

– Я слышала весь ваш разговор. Гость говорил громко. Чего теперь ждать? Князя заставят начать войну с Оболенским. Где война, там твоя дружина. Ой, боюсь, Димитрий, ой, боюсь!

– Тут ты, Катерина, права. Сам всю ночь не спал. Война ни тебе, ни мне, ни дружине моей не нужна. Только хорошо, что мы знаем с тобой обо всем. Может случиться придумаем что-то.

Весь день воевода держал в себе нерадостные новости. Сходу идти к мастеровым для встречи с Черпаком не решился. Дождался вечера и зашел к Семену домой. Тот сперва удивился, но по виду понял, что разговор предстоит серьезный. Зашли в сараюшку, где у Семена стоял верстак. Про приезд в Сурайск приказчика знал весь город.

Посему, откуда воевода взял новости, вопросов не возникло. Ошарашенный тем, что их земля вовсе не их земля, а вместе с соседями являет собой отдельное княжество, Семен сел. То, что у Оболенского имеется серебряная гора, вообще привело Черпака в состояние ступора.

– Хорошо, что Федор свою колесницу придумал, а то бы до сих пор находились в неведении, – первые слова, которые произнес Черпак.

– Только все случилось почти ценой его жизни. Стыдись. Класть свою жизнь за богатство Литовы я не намерен. Они от жадности скоро лопнут.

Молчали оба, казалось решение где-то рядом, но как до него дотянуться, неведомо. Первым заговорил Черпак:

– Думаю, надобно добыть сведения, что Оболенский защищен до сих пор, что война с ним бесполезна.

– Положим, ты добыл сведения, и кто тебе поверит?

– Кто поверит, кто поверит… Ни тебе, ни мне не поверят, а самому Оболенскому поверят.

– В этом ты прав, токмо донести до него следует.

Судили, рядили до темноты. Сошлись на посылке в Нагорье Тимоху и Герасима, брата Семена. Ребята должны познакомиться с кем-либо из жителей города и вызнать хоть что-то про Оболенского и пустить слух о скором нашествии Литовы. Для всех Тимоху и Герасима воевода отправил на лесную заимку строить сторожку. На самом деле их снабдили двумя мешками гороха, выделили телегу, лошадь и провели через границу. Проехали верст двадцать и сделали передых, чтобы напоить лошадь и самим подкрепиться. Место выбрали удобное – плоская поляна, внизу ручей. Пока ехали не увидели ни одного селения или хутора, не встретили ни одной повозки или пеших ходоков. Выпрягли лошадь свели к ручью. Герасим разложил костерок и подвесил над огнем небольшой котелок с водой.

Отдохнули и медленно продолжили путь. Торопиться было некуда. Под вечер в город въезжать опасно. Решили сделать еще одну остановку недалеко от Нагорья. Проехали еще столько же, верст двадцать, и увидели на возвышении крепостную стену, ворота и ведшую к ним витиеватую дорогу.

Глава шестая

Перед наступлением темноты во дворе Загребского замка зажигали семь костров. Для каждого имелась корзина из металлических прутьев. Языки пламени играли бликами на каменной кладке, несли ощущение угрозы, великой жестокости. Тадеуш Загреба хорошо помнил, как в детстве он боялся смотреть на костры с балкона третьего уровня. Помнил, как убегал в глубь своей комнаты, закрывал двери на все замки, запрыгивал на кровать и укрывался с головой толстым одеялом. С возрастом просто уходил с балкона, а потом страхи ушли и ему очень нравилось смотреть на огонь и отсветы на стене.

Гулкий каменный коридор отзывался на каждый шаг пана Загребы. Он наизусть знал каждый выступ в стене с обеих сторон. Никто не имел права его сопровождать и уж тем более находиться в помещении под названием «рактаз». Там помещалась книжарня, казначейство и изолятор одновременно. Только в рактазе Тадеуш чувствовал себя в полной безопасности, не боялся подсмотра за ним своих близких и слуг. Кроме вентиляционных отверстий, выходящих на высокую стену, других соприкосновений с внешним миром не существовало. Все это придумал и соорудил отец Тадеуша. Оборудовал место для хранения золота и серебра, в шкафу разместил книги всех известных философов и богословов. Книги были тяжелы и писаны от руки и некоторые вообще являли собой единственный экземпляр. Больше других читалась «Большая книга» – громадный фолиант в деревянных обложках. Повествование начиналось с возложения королевской короны в 1253 году на Миндовга и его жену Марту. Коронацию осуществил епископ Хейденриг в присутствии магистра Тевтонского ордена Андриаса Старланда. Тут же был заключен договор с Тевтонским орденом, в котором новоиспеченный король благодарил братьев Ордена и Папу римского Иннокентия IV за коронацию и поддержку в борьбе с неверными.

Следующая глава книги посвящалась Великому князю Гедимину – основателю династии Гедиминовичей, от которой пошли династии Ольгердовичей и Ягеллонов. Гедимин построил Верхний замок в будущей столице княжества в Вильно. В 1323 году Великий князь в своей грамоте обратился к ганзейским городам Любику, Магдебургу, Бремену и Кельну, в которой приглашал купцов и ремесленников переселяться в Вильно, обещал обеспечить льготами и привилегиями.

С 1345 года на княжеском престоле находился Ольгерд. Отличился собиранием земель, подчинил Смоленское княжество, вместе с Тверским князем ходил к Москве. В итоге Москва подписала с Великим княжеством Литовским договор, по которому граница Московии проходила через город Можайск, а с другой стороны по реке Угре. Обозначение границ Московии отец Тадеуша обвел дважды, и строчки потому сильно выделялись, а слова о границах Москвы «сорок верст от центра» были подчеркнуты трижды.

В 1377 году княжеский стол занял Ягайло. Через восемь лет был подписан акт унии с Польским королевством. По условиям договора Ягайло принимал католичество и должен был жениться на польской принцессе Ядвиге. Через год в Кракове его короновали и обвенчали с Ядвигой. Ягайло стал королем Польши под именем Владислава II, сохранив статус Великого князя Литовского и Русского.

В 1392 году великим правителем Литвы и наместником короля Владислава стал Витовт.

На этом книга заканчивалась. Тадеуш знал события последующих лет, но не решался нарушить традицию, заложенную отцом, книгу можно только читать. Время от времени он исполнял волю отца, но не мог отгадать тайну строк. Возможно, сила книги состояла в ее гипнотических свойствах. Ведь после ее чтения Тадеуш сосредотачивался на той проблеме, которая его волновала.

Он перенес канделябр в три свечи на поставец, сам опустился в кресло красного дерева и закрыл глаза.

– Кардинал отпустил Сурайскому десять дней на решение проблемы. Святого отца вовсе не интересовало, как князь исполнит его поручение, но после его отъезда из замка ровно через десять дней Оболенский должен быть мертв. Прошло десять дней и Тадеуш направил в Жилицы курьера. Посыльный вернулся ни с чем. Феофан подтвердил полное бездействие князя. Напоминание об обязательствах перед Кардиналом вызвали крайне негативную реакцию. Неужели Сурайский нашел защиту? Но тогда Феофан наверняка знал бы о том. Можно было бы послать в Жилицы небольшой отряд, но воинов, способных пройти через русские земли и не вызвать кривотолков, у Тадеуша не было. Одни обленились, другие просто не знали языка. Новгород потерял свою самостоятельность и полностью покорился Московией. И сегодня имеются две угрозы: в Новгороде живы те, кто знает про серебряную гору; Москва может тоже узнать не сегодня, завтра. Имеющиеся у него документы могли бы поправить положение. Стоит только исключить Оболенского навсегда, – Тадеуш встал, прошелся по комнате, и мысль сразу пришла в его голову, – Сурайский мешает решению проблемы. Коли не хочет исполнить волю Кардинала, сам поплатится за неисполнение.

Мысль работала дальше. После убийства Сурайского он сам лично поедет к Оболенскому и обвинит его в преступлении, призовет в Вильно на судебное разбирательство. В вынесении обвинительного приговора, Тадеуш не сомневался.

С канделябром подошел к стене, нажал рычаг и отодвинул часть стены в сторону. За дверью находилась другая дверь. Не зря тайная комната имела название рактаз, что в переводе на русский означает ключ. Из нее можно попасть в любую часть замка.

По княжеской традиции Тадеуш имел свою спальню, жена свою. Находились они рядом, но не соединялись. По необходимости либо муж приходил к жене, либо намного реже, наоборот.

Рано утром все тот же курьер повез в Жилицы две грамоты. Одну князю Сурайскому, другую, тайную, Феофану. В первой пан Загреба высказывал неудовольствие действиями князя, во-второй приказывал Феофану убить Сурайского любым способом. Отводил на это три дня, на четвертый обещал приехать лично.

Курьер из Загребского замка прибыл в Жилицы под самый вечер. Князь тотчас его принял, получил грамоту и отпустил курьера отдыхать. Велел Феофану устроить его на ночь в домике для гостей и обиходить лошадь. Сам сел за стол, открыл пенал и вынул послание. Пан Загреба выражал некоторое раздражение в связи с нарушением обещания и просил поторопиться. Досифей отложил в сторону грамоту и задумался. Не в привычке Тадеуша вести себя с подчиненными людьми сдержанно. Сплошь крутые выражения, страшные угрозы, проклятия, даже новых сроков не обозначил. В полном недоумении князь вложил грамоту назад в пенал и достал лист написать ответ. Писать было нечего. Он уже отдал себя в руки судьбы, поскольку никогда не был убийцей, не собирался вешать на себя сей крест. Он из обедневшего рода князей Полозовых влачил вместе с братом жалкое существование и не надеялся на благие изменения. Счастье подоспело в виде предложения старого пана Загребы жениться на дочери покойного князя Неревского. Тот поделил наследство на троих свои отпрысков: одного сына и двух дочерей. Досифей дал согласие и вскоре увидел свою невесту. Архелая уже давно вышла из невестинского возраста, имела рост в два с половиной аршина, грубый голос и прыгающую походку. Зато ей принадлежал терем в живописном месте Жилицы и третья часть Неревского княжества. По воле старого Загребы положенную в приданное территорию, назвали в честь единственного рядом города Сурайска, так же стали называть новоиспеченного хозяина. Никаких воспоминаний о нищем роде Полозовых быть не должно. И вот настал час, когда Досифей обязан заплатить за свою спокойную сытую жизнь, заплатить цену, убивающую его душу. Он и так уже не находил покоя от подставы под смертную казнь древодела Федора.

Глубокой ночью в поварне терема скрипнула наружная дверь. Тень метнулась по лестнице вверх на хозяйский уровень. Дверь в спальню немного скрипнула и тень прошмыгнула вовнутрь. На семейной кровати распластались два тела. Одно, очень громадное, издавало непотребные звуки, которые называют храпом, другое хилое тело дернулось и село на кровати. Тень поманила проснувшегося рукой, и они оба вышли в коридор.

– Ты чего, Митрофан, бродишь тут среди ночи?

– Господин, выслушай меня, а дальше решай сам, казнить или миловать. По приказу Феофана я пришел к гостевому дому забрать в конюшню коня курьера. Взял поводья и зашел за угол. Тут маленько замешкался.