Приключения славянки: Цветок Безвременник

– С Лютым? Брось, он хоть и не способствует всем её гадостным выходкам, но в случае чего и выдавать её не будет. Какая никакая, она же всё-таки ему хозяйка. Бедный, порой мне его искренне жаль.

– Хм, возможно, она так же сочувственно думает и об участи Варсонофия.

– Что?! – сверкнула глазами я.

– Ничего-ничего, – тут же заискивающе ответила тень, выставляя перед собой в защитном жесте руки.

– Н-да, проблема… И не проследишь же за мерзавкой такой! Возможно, это она и организовала внеплановый ремонт в моём крыле, чтобы выманить подальше в лес. Что за паскудство! И ты ничего путного так мне и не поведал! Сидишь тут бобылём в горах, ехидно со стороны наблюдаешь, чья сторона верх возьмёт. Только учти, Чернобог, если вдруг Сенька главенствовать тут удумает, тебе от этого никакой пользы не будет. Так и знай, попрут тебя даже с этих неприглядных горных склонов. Подумай над этим на досуге. А теперь прочь! – устало махнула я на тень рукой, будто комара надоедливого прогоняя.

Тёмная фигура не стала спорить, лишь скользнула чёрной кляксой в ближайшую расщелину и растворилась, будто и не было тут никого мгновение назад.

Да уж, дела… Проку от этой встречи как с пьяного лешего трезвой мысли. Ведь явно чего-то не договаривает! Неужто в самом деле в курсе и специально не сказал, чтоб поизгаляться? Вот узнаю всё, мало никому не покажется!

Я задумчиво поглядела на ночное небо, мигающее далёкими серебристыми звёздами. За острый рожок убывающего ночного светила цеплялись почти прозрачные реденькие облака и неспешно уплывали вдаль, а по лунной извилистой дорожке неспешно прогуливалась Числобог[20 - Числобог – богиня луны и времени. Невозмутимая и бесстрастная, равнодушна как к тёмным силам, так и светлым. В общем, в случае чего взывать к ней о помощи или просить совета бесполезно. Не дождёшься.]. Сдаётся мне, подслушивала она нашу с Чернобогом беседу. Я её не виню, какой бы бесстрастной и равнодушной ни казалась богиня, она имела женское начало, а, как известно, любая баба любопытна и не прочь разузнать сплетни, сунуть нос в интриги и послушать душещипательные истории.

Через мгновение она неслышно ступила на горный склон и улыбнулась спокойной, умиротворённой улыбкой.

– Приветствую тебя, Морана, Зимняя богиня!

– Здравствуй, Числобог, богиня Лунная! Вот так встреча!

Та степенно поклонилась и с интересом посмотрела на меня.

– А я знаю, зачем ты тут.

– Да? И зачем же? – сделала я удивлённый вид.

– Он ничего тебе не сказал. Да это и неудивительно, – продолжила она, будто не слыша моего вопроса.

А вот это становится уже интересно.

– Может, тогда ты скажешь? – вежливо спросила я.

Числобог вскинула брови и внимательно глянула на меня серебристыми глазами.

– Сегодня дивная ночь, не правда ли? – спустя какое-то время зачем-то сказала она.

И так она всегда.

– Да, дивная. Так ты что-нибудь знаешь? – с нажимом повторила я, начиная раздражаться её невозмутимым спокойствием и игнорированием моих вопросов.

– Я люблю эти края. Особенно зимой, – сделала она паузу, глядя на меня, будто похвалила за услугу, оказанную ей. – Люблю гулять по заснеженным горным склонам долгими зимними ночами среди здешних вековых сосен, взирать на сонный мир с высоты, наблюдать за тем, что происходит там, внизу, созерцать действительность… Только созерцать, Морана, – повторила она.

Да я это уже поняла. Как подслушивать чужие разговоры, так она может, а как поделиться ценной информацией – так сразу нет, созерцательница хренова. И зачем только с ней заговорила? Знала же, что это пустая затея – болтать с ней, лучше ещё раз тряхануть Чернобога, чем выслушивать философские бредни богини Времени. Надо было вообще её не дожидаться, а сразу уйти.

– Ты же знаешь, я ничего не могу тебе сказать, – заметив на моём лице разочарование, ответила она. – Мой удел бесстрастно, спокойно следить за ходом времени, но не вмешиваться в его течение. Мне всё одно – силы тьмы или служители света. Твои дела – это только твои дела. Извини.

Я недовольно поджала губы. Зачем, спрашивается, тогда явилась? Поиздеваться, что ли? Нет, сегодня явно не мой день. Точнее, ночь.

Длинноволосая красавица сочувственно улыбнулась, искренне пытаясь сделать вид, что ей не всё равно. Но я ей нисколечко не поверила. Что ей до чужих забот? До чужих жизней? Равнодушная, безучастная ко всему, она только и может, что ехидно наблюдать за потугами других, тщательно скрывая злорадство под маской бесстрастного отношения ко всему сущему. Ничего ей не интересно, спокойна и размеренна до безобразия. Ей всё одно – день или ночь, лето или зима, невозмутимо отсчитывает она и мгновения, и столетия, украдкой позёвывая в кулачок. Тоже мне, созерцательница действительности!

– Я правда сочувствую тебе, Морана. Ты злишься, не понимаешь меня, точнее, не хочешь понять. А я не буду тебя убеждать и объяснять, почему не могу тебе помочь. Уж извини. Такова моя сущность, я далека от суетности мира, в котором живёшь ты, в котором живут все другие. Ты можешь на меня обижаться, корить за равнодушие, но от этого ничего не изменится, время всё так же будет идти вперёд, а я всё так же буду его отсчитывать, не взирая ни на что, какие бы события ни случились. И с этим ничего не поделать.

– Я это уже поняла, – вслух повторила я то, до чего уже и сама додумалась. – Что ж, сама справлюсь, не в первый раз, – буркнула я, не удостаивая богиню даже взглядом.

Та, ни капельки не смутившись, легко пожала плечиками, мол, ей и вправду всё равно, как с ней разговаривают. Мы обменялись ещё парочкой никому не нужных фраз, не касающихся дел насущных, и вежливо раскланялись. В самый последний момент она кинула мне лучик серебристого взгляда красивых глаз и задумчиво добавила, будто не мне, а куда-то в пустоту:

– А ночь и впрямь сегодня дивная.

Затем повернулась ко мне спиной и медленно растаяла в сиянии лунного света.

Я наморщила лоб, пытаясь сообразить, к чему это она, а потом плюнула на эту затею, успокаивая себя мыслью, что не мне одной она несёт всякий бред и всегда не по делу.

Тяжко вздохнув, я в последний раз глянула на тёмные, сгорбленные силуэты сосен, по-прежнему не желающие делиться со мной своими знаниями и думами по поводу происходящего. А ведь знают же всё! И почему я не могу общаться с душами этих великанов! Ручаюсь, они бы многое могли поведать. Я бросила на них длительный, укоризненный взгляд…

Нет, всё же придётся своими силами до всего доходить. Эх! Я щёлкнула пальцами и обернулась белоснежной сипухой. Легко набрав высоту, я покружила немного над Железными Горами, разминая крылья, а затем взяла курс на месяц, уже опирающийся на высокие макушки елей. Глядишь – ещё чуть-чуть, и он упадёт в объятья далёкого горизонта до будущей ночи.

Глава 3

День зимний тёмен, да ночь светла.

Кстати, о ночи.

Ночь была и впрямь превосходной. Как, впрочем, и все последующие. В одном люди были, безусловно, правы: я любила это время суток. Это была воистину моя пора. Пора, когда можно вволю погулять по высоким маковкам деревьев под руку с ветром, звонко хохоча вместе вьюжным смехом. Когда запросто можно покружить метелью вдоль и поперёк людских селений, приглашая всех на снежный танец, порой игриво запуская ледяные пальцы в дверные щели и натужно гудя в печных трубах. Когда, не задумываясь, можно обернуться прекрасной девой и ледяными губами бесстыдно зацеловать до красных щёк всех припозднившихся домой молодцев. В общем, повеселиться вволю!

Это всё, конечно, можно сделать и днём… Правда не будет того задора и ощущения таинственности. Ночь – особенное время, когда на земле происходят всевозможные чудеса и невиданное волшебство. Время, когда зимней ночью вполне возможно встретить на своём пути необычайной красы деву в снежных одеждах и на санях, запряжённых тройкой кипенно-белых лошадей с искристыми серебряными гривами, шумно несущихся над дорогой в вихре синей метели. А ночью летней запросто можно стать свидетелем весёлых шумных игрищ шаловливых русалок на пруду, а то и не задумываясь принять бесстыдное предложение поплескаться вместе с ними, безусловно, нагишом.

Только ночью можно увидеть, как по тёмному небу гуляет Лунная дева, щедро рассыпая по сторонам горсти золотых и серебряных звёзд. А далеко внизу, в непролазных чащобах услышать задушевные и тоскливые песни тех, кто днём так же, как и все простые люди, добросовестно занимался домашним хозяйством…

Да, странное это время – ночь. Под её пологом наравне с добром творятся дела тёмные, и каждый может не бояться показать своё истинное лицо, ибо ночь для того и существует, чтобы дать приют всем, кого отверг свет. А в особенности щедра ночь зимняя, – долгая, да светлая, ко всем справедливая, для всех равная.

А для тех, кто боится ночи, её длинных теней и таинственных шорохов, кто недоволен вечно всем и даже тени своей пугается, тому и день покажется тёмен. Даже летом.

***

Нагулялась я за эти ночи по миру всласть! Где-то снега намела, где-то кулаком морозным трескучим погрозила, чтоб народ сильно уж не расслаблялся. Порой лёгкой позёмкой кружила, а иногда и ураганом снежным прохаживалась, когда уставала – невесомым тёплым снегом сыпала, и слушала тишину сонной ночи, да песни деревенских прядильщиц, что в свете лучин сидят за веретеном, а наслушавшись, отдохнув как следует, вновь в раж входила – бушевала с новой силой и от души.

Навеселилась, наработалась, устала вусмерть и, довольная, вернулась домой, к тёплому очагу, горячим пирожкам с капустой и грибами, ароматной мовнице[21 - Мовница – баня.] с еловыми вениками да привычному бурчанию старого филина. Эх, не думала, что так истоскуюсь по краям родным, по Варсонофию занудному, по Труту пугливому, по весело пышущей дымом золотистой избушке, что затерялась среди топких непроходимых для простого люда болот, по могучим кедрам, подпирающим крепкими руками-ветвями небосвод…

Да и о проблемах своих совсем не время забывать.

Интересно узнать, что там наш подлый незнакомец ещё учудил, какую гадость изготовил к моему возвращению! А может, я зря себя на плохое настраиваю. Может, и нет там никого, и в помине не было. Привиделось, почудилось, дурным сном оказалось. Эх, как бы здорово-то было!

Я опустилась на охлупень[22 - Охлупень – по-другому конёк, коник, князёк – деталь крыши на традиционных деревянных русских избах.] и стала поджидать возвращения Варса с охоты. Долго ждать не пришлось: только я занялась чисткой пёрышек, зажмурившись от удовольствия, как почувствовала лёгкое колыхание воздуха, и рядом со мной уселся филин.

– Ну здравствуй, Морана! А я уж думал морунов за тобой посылать!

– Что так? Соскучился?