Мы себя миру дарим.
Без оглядки, без остатка, нараспашку и наотмашь.
Мол, берите меня всю, ничего не жалко, у меня ещё этого добра много!
Именно, добра – в душе, в сердце, в мыслях.
Поэтому, так и привлекательны русские женщины, и так удивительны мы для всех остальных мужчин, кроме, наверное, наших, которые к красоте этой привыкли, как к полученной по праву рождения данности.
От Стокгольма до Сундсвалля часа четыре езды на поезде.
Время шло так незаметно.
Да и какая разница: сколько ехать, куда и зачем?
Был бы милый рядом, как в песне.
Вагон комфортабельный, сиденья мягкие, туалеты чистые, а в тамбуре даже "чай, кофе, потанцуем".
А из окон – игрушечные домики чинно-благородной Швеции, ровненькие поля, чистые машины на чистых дорогах.
И Сундсвалль твой оказался таким же игрушечным. И не понравился мне в тот раз совершенно.
– Что за глушь, – думала я, оглядываясь по сторонам, – как здесь вообще можно прижиться?
Отторгало всё: сонность провинциального городишки, отсутствие людей в пределах видимости, удалённость вилл, сами виллы, наружной отделкой напоминающие всем надоевшие сэндвич-панели наших киосков (хотя при близком рассмотрении это оказалась обшивка настоящим деревом, окрашенным в цвета стандартных сэндвич-панелей).
Твой дом понравился сразу и бесповоротно.
Я сразу поняла, что он меня принял, я умею чувствовать эти вещи: кто или что меня принимает, а кто или что – нет.
Твой дом, твоё обиталище, твоя гордость! Он не мог быть другим: просторный, тёплый, очень комфортабельный, а главное – живой.
И наполненный именно твоей энергетикой, хотя ещё с оставшимся интерьером твоей экс-жены.
И даже во всей беспорядочности хаоса, устроенным вами с детьми, в нём было уютно.
Шокировало всё: носок сынка-тинейджера на кухонном столе, розовый бюстгальтер половозрелой дочурки под подушкой на диване, раскиданные там же пледы, полные залежами посуды раковины – и это при наличии двух приходящих помощниц по дому.
Было ясно и показательно понятно, что в этом доме париться по поводу домашнего хозяйства никто не любит и не считает нужным тратить на это время.
А уж из твоих дальнейших рассказов я потом сделала вывод, что это тоже был протест, твой протест против маниакальности твоей экс к порядку, твоё личное восстание Спартака.
Дети… Отдельная глава всей нашей истории.
Мне вот интересно даже сейчас: ты всегда их так самозабвенно любил и баловал, или это тоже твой последующий протест на обвинения жены, что ты живёшь только работой, а не семьёй?
Да нет, ты просто отец – перфекционист…
Ведь в Швеции, оказывается, участие отца ребёнка в родах – это, скорее правило, чем исключение.
Через несколько дней заметила восстановленную на полке вашу семейную фотографию: ты её отвернул, но кто-то из детей восстановил её в правах заявлять о неизменности вашей семейной истории и поставил на место.
Она всегда у меня перед глазами, эта фотография: твоя жена (типичная шведка – невзрачная и невыразительная), дочки и ты с маленьким сыном на руках – счастливый отец и надёжный муж.
Я тогда впервые ощутила острую зависть к твоей жене: ведь это ты с ней был все месяцы её беременностей, её руку ты держал в родах и ей шептал нежные слова поддержки.
Я же все эти этапы проходила совершенно одинокой, надеясь только на себя и имея только себя…
Как я захотела родить ребёнка от тебя и тебе!
Чтобы тоже получить свой кусочек такого же счастья.
И тогда же поняла, что мне не войти в твою семью… никогда ей не стать… эта дверь для меня закрыта.
И закрыл её ты давно, когда твоя жена ушла от тебя, не взяв ничего из дома, который она с таким вниманием и усердием создавала и обустраивала.
Ушла, скорее всего, молча и достойно, даже не побив, по русской народной привычке, посуду или оборвав портьеры… ну, это, конечно, на мой уже вкус.
Я не романтичная натура.
Никогда ею не была.
Мне всегда чужды были эти мусипуси – вечера со свечами и вином.
Знаю, вгоняла в ступор мужчин, отвечая на извечный вопрос:
– А вы, девушка, что пить будете? Шампанское, конечно?
– Да нет же, мне – водочки, пожалуй!
Потому что, ещё во времена моей работы в отделении интенсивной терапии и реанимации нашей городской больницы, учили меня наши доктора:
– Пей водку. Самый чистый продукт.
Да и со студенчества, как-то привычка больше к спирту была.
Но вот эти совместные приготовления ужина вдвоём, на кухне…
Я тогда в первый раз почувствовала, как это – раствориться в человеке.
Для тебя приготовление пищи – это процесс создания, созидания, креатива, всегда экспромт.
В этом ты весь.
Сразу вспомнила твои слова, как ты любишь пробовать местную кухню в новой стране – всего по чуть-чуть, но всего.
Теперь понимаю, это относится не только к кухне.