болячки и ладони,
коленки…
На фронтоне:
В белейшем неглиже
без рук – с одним предплечьем,
второе – в драппировке.
О, облик человечий!
Не изменяйся более
в прокрустово – дамокловой сноровке.
ФУРРИ
Тоска волка по людям —
это скобки, и в скобках ноль, —
пасть, выдыхая слезы – пароль,
едет на корабле пустыни – верблюде,
клацает разболтанной дверью.
– Сезам прикрой! – говорят соседи,
но волк защелкой орехи «Щёлк!», —
сверху вниз желтым глазом измерит
и отлипает в пространство челки.
Там у него мёд для Аленки,
одноименная шоколадка,
ямочки для улыбки – для пери
и добрые звери.
«Нехорошая новость придет как последний мой час…»
Нехорошая новость придет как последний мой час
оснащенная злобой и местью как злой ананас
при колючках и в сбруе надетой поверх тонкой кожи
Отпочкованный мой молодой свежесорванный пласт —
о любви и угрозах…
И нет смыслища с ней говорить,
если порван канат и болтается жванная нить
вместо рук —
и навстречу
не обнимет,
что помощи ждать?.. Исцарапанный вечер…
«К облику страха пара свиных копыт, …»
К облику страха пара свиных копыт, —
слышишь их топот на дне прилавка?
Хрюк повсеместный. Перерожденье. Кафка.
Без лакировки отсветом крови прибит,
и утопает в микстуре от жизни шавка,
лающая на весь двор, чтоб запомнили вид.
Это такая высшая мера, затравка
образа смерти, ее глуповатый вид
и на свершение замысла ставка.
«От белых рек сияющих манжет…»
От белых рек сияющих манжет
Утопленники мусорных корзин
Плывут за премиями – веслами в сюжет.
Играй, мышонок, под снегами зим!
Беги уткнуть норушку! Поддувал
Не меряно. Их статус прозевал,
Беги, мышонок, в теплую нору,
Продолжи там манжетную игру,
Перекуси от голода ту нить,
Что над зерном в мешке не развязать, —
Она позволит быстро говорить,
Так жуй ещё быстрей! Не занимать
Мышонку ловкости над чехардой,
Среди козлов он – важный козодой.
За хитрой челюстью «пи-пи» – язык,
А действует, как львиный грозный рык
С кувалдами для отягчённых дум
О том, кто стеклодув, а кто манул,
Кого погладить, а кого побить,
Кому заклеить, а кому разбить.
Водовороты разбухающих октав
Утильно квакают с лягушками впотьмах,
Играя Альбинони, перепев
Посмертно всплывших Орлеанских дев.
Уносит белая река взахлеб
Поэта, – он акулий был паёк.
Манжет от крови не перестирать,
Но в высший смысл стремится крабов рать,
И в спешке разгребая донный ил,
Забудут всех, кто был их сердцу мил.
(Данное стихотворение опубликовано в книге автора «Атмосфера»)
«Не плюй на землю окровавленных иллюзий, …»
Не плюй на землю окровавленных иллюзий, —
это болячка, шов надорванных мечтаний,
это отверженность любви, присяга Музе,
и добровольный плен, и камера страданий.
Воров безбожных и борцов за славу
Я прогоняю дымом соли, морем,
что из моих мечтаний вытянулось полем —
не знать его – что не признать за лаву
агонию вулкана – извержение,
иль низкое земное положение.