Ветер моих фантазий

Нет, не загорелись – он запомнил.

– Не люблю я кианинов, – проворчала девочка.

– Ты… – Кри прищурился. – Считаешь, что у них нет своей души? Что они опасные?

– Обычно говорят, у них есть только артэа. Хотя некоторые говорят, что артэа кианина и натуральные человеческие души очень сильно отличаются.

– Нет! – резко сказал мальчик. – Сама ты что думаешь о кианинах? Они опасные? У них есть душа или нет?

– Тебя интересует тема кианинов и людей? – Лерьерра скорчила такое лицо, словно он её резал или поджаривал, медленно.

– Интересует, – ответил мальчик серьёзно.

– А почему?

– Это… – начал Кри, а продолжил с некоторым опозданием: – Интересная тема. Близкая к актуальным сейчас научным исследованиям и достижениям. Тем более, что точное количество систем, населённых цивилизациями Иных, до сих пор людям не известно, включая степень развитости их умов и технического прогресса.

– А ты сам-то что думаешь про кианинов? – она вдруг улыбнулась, удивляя его своей резкой сменой настроения.

– Польза от них есть, – серьёзно ответил Кри.

– Что, даже от связи аини и хианриа? Ты так считаешь?!

– А… чем тебе не нравится, что есть такая связь между кианинами и некоторыми людьми?

– Просто… если что-то случится с кианином, то его аини будет больно. Люди… – шумно выдохнула. – Люди привыкают к тем, кто долго находится рядом с ними, особенно, если в бедах больших помогает. Тем более, я читала, сколько было случаев самоубийств после гибели хианриа у аини. Цифры, знаешь ли, до принятия ужесточения «Контроля за численностью кианинов и их ролью в нашем мире», ужасающие. Даже при том, что многих из этих глупцов аини сумели спасти. Так что я считаю…

Кри резко её перебил:

– А его хианриа разве не будет больно, если с аини что-то случится?

– Так ведь… кианин же притворяется! Кианины сами ничего не чувствуют. Многие исследования это доказали. Поэтому большинство исследователей утверждают, что у кианинов нет своей души! А, если артэа совсем не является идентичным натуральным человеческим душам, то правильнее утверждать, что кианины относятся к бездушным разумным существам! И только лишь побочной, эволюционно неудачной ветвью человеческого рода. Да, впрочем, я всегда говорила и буду всем говорить, что кианины – не люди! Нельзя к ним относиться так же, как и к людям.

Кри шумно выдохнул, нахмурился. А Лерьерра продолжила, на него не глядя:

– Но ведь это же… глупо? Считать кианинов за людей? Переживать за них так, будто это люди? Будто им бывает больно по-настоящему!

– У них идёт кровь, если порезать тело. Даже… иногда слёзы текут.

– А вдруг… вдруг это тоже притворство? Просто слаженная работа многочисленных имплантатов. Только подобие химических реакций в искусственно созданном теле. Вот ведь даже… кианинов использовали для секретных операций… и люди не всегда могли понять, что вот этот коллега или соперник – кианин. Значит, кианины очень хорошо могут притворяться людьми, если им это понадобится!

Девочка вдруг поднялась, поёжилась. Произнесла сердито:

– Ненавижу кианинов! И что мои родители так с ними возятся?! Я и не вижу их почти! Но я-то пока живая! Я же скоро вырасту и уйду! Я… я уйду далеко от них! – головой замотала. – Только бы не видеть их… далеко-далеко! Я… – и вдруг заплакала. – Я так скучаю! Мне их так не хватает… порою… до слёз. Зачем им кианины? Всё равно все кианины им принадлежать никогда не будут! Но… кианины дольше живут… дольше сохраняются… а я… – грустно на руки посмотрела свои. – А я человек. Просто человек. Только приророждённая. Мне бывает больно. Кианинам – нет. У кианинов кроме мозгов и ума ничего нет. Но мне… – стукнула себя по груди кулаком. – Мне-то больно!

Кри смотрел на неё как-то странно. То злость появлялась на его лице, то боль. Он в какой-то миг сжал рубашку над сердцем. Поморщился.

– Ты чего это? – заметила девочка, испугавшись сразу за него. – Где болит? Сильно?

– Не знаю… – сдавленно выдохнул мальчик, продолжая судорожно сжимать рубашку. – Где-то здесь… вроде сердце… как-то вдруг заболело.

Она подошла, сжала его другую руку, пульс прощупывая.

– Сердцебиение… неровное, – сказала растерянно. – Ой, пойдём со мной. Моя птица рядом, – и осторожно потянула за собой.

– Н-но… твои камни… – Кри покосился на её странную картину. – Они тебе дороги.

– А!

– Ты старалась… что-то сделать.

Лерьерра вскинула над головой другую руку. Сверкнул, проявляясь на ней, тонкий браслет, узкий, да редкие кристаллы на нём. Кусочки камней – и сложенных, и валяющихся – поднялись в воздух, соединились в кучу, поплыли за нею, медленно, пока она увлекала Кри за собою, к деревьям.

Он сразу не придумал, как отделаться от неё. Пока позволил ей увлечь его за собой.

А рядом за поляной и другая была, ещё больше. Он не заметил, так как пришёл с другой стороны. И на ней стояла, поджидая хозяйку, большая птица из светлого металла. Лерьерра вскинула свободную руку ко лбу. И искусственная птица пасть открыла. И девочка мальчишку утащила в клюв. А оттуда – в живот. Небольшая, уютная комната для отдыха и еды. Узкий коридор. Отсек для нужд. И вот они уже в голове, в комнате пилота.

Стены птицы стали вдруг прозрачными, открывая лес. Лерьерра осторожно усадила Кри в кресло рядом с креслом пилота.

– Камни снаружи забыла, – напомнил тот.

– А! – отмахнулась девочка. – Ты важнее, – он вдруг широко улыбнулся. – Как ты? – склонилась над ним, в глаза ему заглянула, выдохнула растерянно: – А чего это ты такой радостный? Тебе же плохо.

– Просто… – грустная улыбка. – Ты сказала, что я важнее твоих камней.

– Ну, естественно! – проворчала хозяйка птицы. – Люди важнее вещей! Я так считаю! И животных важней! И кианинов!

– Кианины… – внимательный взгляд. – Ты их относишь к животным или к вещам?

И снова тихие будни

Через пару дней пошли слухи, что к нам в универ перевёлся китаец. Студент по обмену. Говорили, что стрёмный парень с шипастой серьгой в ухе. Я мысленно вздохнула и подумала, что Лерка пропала. Когда она его увидит…

Кстати… раз уж зашла речь о китайцах.

Моя лучшая и единственная подруга – дорамщик. Махровый. Короче, в той степени, когда это уже неизлечимо. Она топится в корейских исторических дорамах с перерывами на современные японские и, иногда, вприкуску берёт китайские приключенческие уся, также подгрызает тайские лакорны и, совсем редко, индийские сериалы. Короче, как я топлюсь в своём фэнтези, так и Лера топится в каких-то дорамах. В принципе, если уж на то пошло… мы обе постоянно топимся в искусственных мирах. Просто, в разных.

И, наверное, вряд ли эта махровая дорамщица спокойно мимо натурального азиата пройдёт.

После пары мы с подругой пошли в столовую. Там нашли Виталика. Наш общий друг – сплетники иногда со скуки спорили, чей же он таки парень и с кем спит, со мной или с Лерой – надувался пепсиколой. Хотя, судя по его лицу, отсутствующему уже взгляду и подозрительному запаху, примешанному к лимонаду, в бутылке было что-то помимо пепси. Рыжевласая поклонница азиатского кинематографа тщательно оглядела всех присутствующих в столовой – и сидящих, и ждущих в очереди – и, погрустнев, видимо, уже слышала, но здесь не нашла того новенького, повернулась уже к нашему приятелю.

– Ну, чё нового? – задала Лера традиционный наш вопрос.

Виталик сказал что-то неопределённое. Странно.

Кстати, если совсем уж честно…

Виталий тоже пропадал солидную часть своей жизни в искусственных мирах. В тех, которые называли компьютерными играми. Он был заядлый игрок, почти что наркоман. Вот как я не могла жить без моих историй и помидор, а Лерка – без дорам, так и Виталий не мог жить дольше месяца без какой-нибудь новой игрушки.