Закованные в броню

Мысленно обругав себя за тупость, Карл отвернулся к своей тарелке. Какое ему дело до полячек, разгуливающих по улицам без сопровождения, к тому же, судя по всему, ее здесь хорошо знали и не обидят. Может быть, хозяин корчмы ее отец брат или муж. Карл поморщился. Он определенно не хотел бы узнать, что хозяин корчмы был ее мужем. Что-то в облике этой девушки его задевало, делало в его глазах неизмеримо привлекательной. Он снова обернулся, чтобы еще раз увидеть ее бледное лицо в таком контрастном обрамлении черных густых волос. Девушка смотрела прямо на него. «Я ошибался, – со странным чувством подумал Карл, не в силах оторвать от нее глаз, – у нее вовсе не карие глаза. Они скорее коричнево-золотистые, словно расплавленное червонное золото, и выражение у них такое же завораживающее, словно у древних статуй азиатских народов, которые он без счета повидал, путешествуя по Святой земле. И она красива, красива той странной загадочной красотой этих варварских славянских народов».

Не сознавая, что он делает, встретив ее взгляд, он приподнял в знак приветствия свою шляпу, словно они были знакомы, и постарался улыбнуться как можно приятнее. «Возможно, она тоже путешествует, – не совсем последовательно промелькнуло у него в мозгу, – и в таком случае, он может предложить ей свою помощь и содействие». Он отставил блюдо со своим недоеденным поросенком в сторону, вытер руки полотенцем и, в последний раз хлебнув для храбрости крепкой польской водки, бросил на стол золотые монеты в плату за ужин. Затем поднялся и, не спеша, ленивой походкой хорошо тренированного человека, направился прямо к крайнему столику в углу корчмы.

– Разрешите, сударыня? – вежливо снимая свою шляпу, осведомился он, останавливаясь перед привлекшей его внимание польской красавицей с темными волосами.

Эльжбета Радзивилл с изумлением и неудовольствием посмотрела на него, но тем не менее, не желая показаться невежливой, кивком разрешила незнакомцу, по виду явно европейскому рыцарю, присесть за свой стол, сама тотчас же вернувшись к созерцанию входной двери.

– Черт, она не слишком-то любезна со мной, – пробормотал Карл, усаживаясь за стол.

Эльжбета старалась не смотреть в его сторону. Карл фон Ротенбург, напротив, не сводил с нее глаз. По-хозяйски расположившись за ее столом, он подозвал хозяина и заказал бургундского вина, вежливо предложив его предварительно даме. Эльжбета отрицательно покачала головой в ответ, по-прежнему не произнося ни слова.

– Может быть, я помешал вам, сударыня? – все также по-немецки спросил Карл некоторое время спустя.

Темно-золотистые глаза Эльжбеты Радзивилл, наконец, остановились на его лице со смешанным выражением одновременно любопытства и неприязни.

Перед ней сидел молодой человек лет двадцати, двадцати пяти, несомненно, европеец. Гладкий лоб его обрамляли, ниспадая к вороту камзола, рыжевато-соломенного цвета волосы, казавшиеся жесткими, коротко подстриженные по моде рыцарей Ордена. Большие, янтарного цвета, широко расставленные глаза были холодны, как сталь. Он смотрел не нее с приветливой улыбкой, открывавшей ослепительной белизны зубы, но смотрел пристально и сурово, что никак не вязалось с его любезной улыбкой. Великолепные белокурые усы по саксонской моде шли от его верхней губы к подбородку, подчеркивая форму твердого, небольшого, но изящно очерченного рта.

В ответ на его вопрос Эльжбета снова отрицательно покачала головой.

– Вы говорите по-немецки? – вышел из терпения немного экспансивный Карл.

– Не хуже чем вы! – немедленно, с высокомерной улыбкой на устах, отзвалась литвинка.

– Даже лучше! – тут же горячо уверил ее Карл. – В отличие от меня, у вас голос ангела.

Эльжбета Радзивилл снова, уже укоризненно, покачала головой и взор ее возвратился к входной двери.

Прошло еще четверть часа. Разговор не возобновлялся, прекрасная незнакомка Карла по-прежнему нетерпеливо поглядывала на дверь, в то время как он, потягивая бургундское, старался определить про себя, кто же она такая и что здесь делает. Эльжбета Радзивилл с отчаяньем перебирала в уме предлоги, под которыми ей можно было бы избавиться от этого прилипчивого немца до того, как здесь появятся люди из свиты великого князя Витовта: ее брат, литовский князь Радзивилл, а с ним, возможно, пан Доманский и другой ее литовский кузен, князь Острожский; которые уж точно будут хохотать до упаду, застав ее в подобной компании. Как назло, на ум ей не шло ничего иного, кроме как встать и уйти. Она уже решила, по возможности вежливо попрощаться с иностранным рыцарем и сделать вид, что уходит, а потом снова вернуться, но неожиданно сказала совсем другое, на редкость нелюбезное, что, несомненно, заставило бы ее мать покраснеть от стыда за ее поведение:

– Вы собираетесь сидеть передо мной столбом вечно, господин не знаю вас как?

– Барон Карл фон Ротенбург, к вашим услугам, сударыня, – тут же вскочив с лавки, преувеличенно вежливо представился Карл. – Имею честь состоять при особе посланника магистра Ордена, ожидающего приезда вашего короля в Плоцке. Что же касается первого вопроса, то могу заверить вас, что готов сидеть, стоять или лежать перед вашими глазами весь остаток моей жизни. Я покорен. Вы убили меня своей несравненной красотой.

– Я не собираюсь оставаться здесь до конца своей жизни! – с досадой сказала Эльжбета, пытаясь определить, является ли он буйным сумасшедшим или просто одним из тех многочисленных идиотов, симулирующих, по обыкновению, любовь с первого взгляда к ее богатому приданому.

– Какая жалость, сударыня, – сокрушенно отозвался Карл, получая удовольствие от растерянного выражения, на миг промелькнувшего на ее лице. – Я действительно искренне огорчен. Было так приятно сидеть в вашем обществе и молчать. Могу заверить вас, что вы – единственная из женщин, которых я встречал за всю мою жизнь, сумевшая промолчать пять минут подряд. Все остальные дамы до невозможности болтливы!

– Могу сказать то же самое о вас! – не осталась в долгу Эльжбета.

– Miserere, мадам! – взмолился Карл. – Моя последняя фраза была самой длинной из того, что я сказал за последние полгода!

– В самом деле?

Эльжбета Радзивилл решительно поднялась с места и надела на голову шляпу с вуалью.

– Прощайте, сударь. Мне пора.

Она грациозно наклонила головку в знак прощания и собралась покинуть корчму, но в это время в низкий зал стремительно вошли три высоких стройных молодых человека, облаченных в темные походные камзолы и плащи, сапоги которых были щедро усыпаны дорожной пылью.

– Эльжбета?! – в изумлении воскликнул один из них, широко раскрывая такие же темно-золотистые, как у молодой женщины, глаза.

– Кароль! Ну, наконец-то!

Карл Ротенбург успел заметить, как просияло лицо молодого человека, навстречу которому поспешила его прекрасная незнакомка. Затем, когда они оба упали друг другу в объятья, он отвернулся, прилагая усилие, чтобы оторваться от созерцания этой неприятной для него картины, и встретил откровенно насмешливый взгляд темных искристых глаз второго из вошедших в корчму молодых людей, который оказался, к его величайшему удивлению, князем Острожским.

– Рад видеть вас в Плоцке, барон! – протянул ему руку первым поляк и, немедленно обернувшись к стоявшему рядом с ними третьему молодому человеку, представил их друг другу: – Карл фон Ротенбург, племянник Куно Лихтенштейна. Пан Донатас Доманский, свитский великого князя Витовта. А сладкая парочка, – указывая глазами на оживленно обменивающихся приветствиями прекрасную литвинку и ее спутника, добавил он, – мои кузены из Литвы Кароль и Эльжбета Радзивилл.

– Черт возьми, Эльжбета! – воскликнул Кароль Радзивилл, обнимавший сестру, от удивления выпуская ее из своих рук. – Что ты тут делала в обществе одного из людей великого магистра?! Ты же ненавидишь рыцарей Ордена Черного Креста!

– Так вы еще и крестоносец! – с упреком сказала Эльжбета, глядя на Карла Ротенбурга.

– Интересно, кем бы еще я мог быть, говоря с вами по-немецки, – с достоинством заявил в ответ молодой человек. – К тому же, не в пример вам, я представился!

Пан Доманский не выдержал и прыснул со смеху.

– Он мне нравится, Зигмунт, – сказал он Острожскому и, обращаясь уже к Карлу, заметил: – Ее имя Эльжбета Радзивилл, если она вам так и не представилась, а этот молодой человек – ее брат, князь Кароль Радзивилл, литовский кузен князя Острожского. А сейчас мы просим извинить нас, но мы должны уйти. Нас ждут при дворце князя Земовита.

– Давайте возьмем барона с собой, – предложил Острожский. – Я уверен, княгиня Александра приглашала его на ужин вместе с послом, господином фон Остероде, но Карл, видимо, чувствовал себя не совсем уютно, лишенный общества друзей. К тому же, могу с полной ответственностью заявить, что я горд назвать барона своим другом.

Карл заметил, как молодые люди быстро переглянулись между собой, и холодное выражение лица Эльжбеты Радзивилл неожиданно смягчилось, ее глаза потеплели, и в них разлилось медовое золото нескрываемой, на сей раз, симпатии.

– Ну что ж, Корибут, – сказал Кароль Радзивилл, обращаясь к Острожскому и по привычке называя его родовым литовским именем, – твоей рекомендации мне достаточно.

И он протянул руку Карлу со словами:

– Рад познакомиться с вами, господин барон.

После этого, Эльжбета Радзивилл с мягкой извиняющей улыбкой тоже протянула Карлу свои тонкие, затянутые в черную замшу пальчики, и он благоговейно коснулся их губами.

За обедом в Большом зале княжеского замка в Плоцке Карл сидел рядом со своей прекрасной незнакомкой. Он говорил и говорил, не останавливаясь ни на минуту, потому что ее золотисто-янтарные глаза сияли ему навстречу, она внимательно слушала его, смотрела ему в лицо и была с ним удивительно тактична и мила. Когда Карл узнал, что она, как и ее брат, родилась и выросла в Литве, удивлению его не было предела. В его представлении, основанном на рассказах ветеранов из замка, повоевавших в свое время на просторах Литвы, это была дикая страна, населенная варварами в медвежьих шкурах.

– В волчьих шкурах! – смеясь, поправила его Эльжбета, когда он откровенно сказал ей об этом. – Один из предков Острожского, он ведь тоже родом из Литвы, не правда ли, Зигмунт? князь Воишелг, для устрашения германских рыцарей, подобных вам, господин барон, распорядился подбить свою одежду волчьей шкурой.

– Бьюсь об заклад, он сделал это из соображений практичности, – вступился за своего предка Острожский. – Я сам носил волчий кожух, когда жил в Литве, и могу со всей ответственностью сказать, что он прекрасно спасает от влаги.

– Вы носили волчий кожух?! – спросил шокированный Карл, во все глаза глядя на невозмутимого красавца польского князя, одетого по последней европейской моде.

– Помнится, мы одевали его на голое тело, – подлил масла в огонь Кароль Радзивилл. – И до сих пор одеваем, когда отправляемся на охоту. Корибут прав, это удивительно практичная вещь. Хотите, барон, я подарю вам один, я привез его для участия в королевской охоте здесь, в Мазовии.

– Нельзя быть таким самоотверженным, Кароль! – под смех остальных осадил Радзивилла Острожский. – Оставь свой кожух при себе. Не доводи барона до культурного шока.

– Культурный шок у него будет, когда он увидит в кожухе Эльжбету, – проворчал Радзивилл, подмигивая Острожскому. – Потому что моя сестра использует на охоте только свою волчью безрукавку и сыромятные литовские кожаные штаны.

– Это правда? – спросил Карл у Эльжбеты, в то время как его услужливое воображение мгновенно нарисовало ему красавицу-литвинку, облаченную в этот экзотический наряд, причем картина была такая яркая, что краска возбуждения прилила к его щекам.

– Ты еще забыл сказать, как хорошо я управляюсь с рогатиной, когда хожу на медведя! – с упреком сказала Эльжбета, посмотрев на брата.

Молодые люди за столом рассмеялись.