Миллиметр

В том, что Кира наклеивала собачью морду поверх предложений оформить регистрацию или кредит, было что-то наивное, не слишком правдоподобное.

Чтобы развеять скуку, она представляла, что серые дома, выступающие из опустившегося на землю тумана, создают очертания улицы Риволи или Монмартра. Сейчас она свернет за угол и метров через двести окажется возле булочной с вывеской BOULANGERIE-P?TISSERIE[2 - Пекарня-кондитерская. – Фр.]. Из булочной выглянет тощий, носатый отрок и крикнет: «Croissants au fromage frais![3 - Творожные круассаны! – Фр.]» – или что-то в этом духе.

Город по-настоящему еще не проснулся. Сонные вороны прыгали боком и не то каркали, не то широко зевали. Когда, грохоча, мимо пробежал пустой трамвай, Кира с сожалением посмотрела ему вслед, ей захотелось так же катиться, раскачиваясь на рельсах, разумеется, до левого берега Сены.

Утро выдалось не только туманным, но и холодным. Конец сентября напоминал октябрь. Осень началась рано.

Неожиданно налетевший ветер бесцеремонно вырвал объявление из руки Киры и унес на другую сторону дороги. Кира побежала следом, но не для того, чтобы догнать, а потому, что там, на противоположной стороне увидела выстроенный вдоль тротуара забор, покрытый листками, словно матовой рыбьей чешуей.

На заборе и оказалось ее объявление, затерявшись среди десятков других. Тут было много чего. Высокоскоростной Интернет. Курсы английского языка. Кожаные куртки в кинотеатре. Обувь растаможенная (черт его знает, что это значит). Когда же Кира повернулась, собираясь продолжить путь, взгляд ее остановился на тетрадном листке между обещанием немедленно выдать супер-кредит и предложением услуг бригады ремонтников-словян (именно так, через «о»).

На листке было написано:

ПРОДАМ ДУШУ. ЗВОНИТЬ С 12 УТРА ДО 12 ВЕЧЕРА.

Кира оторвала клочок с телефонным номером и положила в карман. У нее это вышло так естественно, будто автор объявления продавал уникальный ультрасовременный воздухоочиститель, столь необходимый в пыльном городе. Или будто она была сам Сатана.

Капризный шнур бабушкиного телефонного аппарата закрутился, завязался, запутался, и пока Кира возилась с ним, из трубки доносился протяжный гул – трансляция движения далеких недосягаемых миров. Так ей, по крайней мере, казалось, будто под этот завораживающий монотонный звук прогуливались в космосе астероиды, степенно прохаживались метеориты, не спеша плыли по своим делам кометы, и вся Вселенная напоминала набережную курортного городка.

Четыре, девять, девять, два, два, семь, ноль – мелкие цифры на клочке бумаги были не очень разборчивы, клавиша «ноль», как всегда, западала, раза четыре Кира ткнула в нее пальцем прежде, чем раздались гудки, означавшие, что где-то в другой части города по ее прихоти ожил и зазвонил чужой телефон.

Долго никто не отвечал. Она уже хотела все бросить, но тут трубку наконец сняли.

– Здравствуйте, это вы продаете душу?

– Здравствуйте. Я продаю, – изрек трескучий мужской голос.

Серьезность, с какой он ответил, Киру развеселила, и она без предисловий приступила к главному:

– Почем дефицит?

– Договоримся. У памятника в четыре.

– У какого памятника?

– У нашего, у Раскольникова. В сквере… Буду очень ждать, приходите, не пожалеете, – добавил незнакомец и повесил трубку, так и не назвав цену.

«В четыре… А если я занята? Если у меня дел по горло? Интересно…»

Впрочем, заняться Кире было особенно нечем. До встречи оставалось несколько часов, а дело у нее намечалось лишь одно: она до сих пор не купила поводок для собаки.

Дважды в день Кира проходила мимо зоомагазина и каждый раз наблюдала неизменную картину: на электронных весах на прилавке сидел полосатый, мордатый кот. Он сидел зажмурившись и едва заметно покачивался. В широкой морде воплощалось столько просветленной благости, сколько не уместилось бы в лицах всех просветленных китайской династии Тан, на которую пришлось их изрядное количество. Этот кот своим видом говорил: «Я – кот, а вам еще реинкарнировать и реинкарнировать».

Кира встала за дамой с пучком темных волос на затылке. Кот сидел, демонстрируя свой вес. Протянув руку, Кира  почесала его за ушами – цифры на электронном табло лихорадочно замигали.

– Сегодня весит больше, – прокомментировала дама с пучком.

– Жизнь не стоит на месте, – улыбнулась продавщица.

– И цена тоже подскочила, – добавила Кира.

Дама обернулась – перед Кирой возникло лицо пожилой женщины, ухоженное и доброжелательное.

– Ой, здравствуйте!

– Здравствуйте, – кивнула Кира.

– Вы меня не узнаете? А мы с вами соседушки!

В той квартире на третьем этаже раньше жила семья скрипачей с двумя детьми. Месяц назад они эмигрировали в Германию, а перед эмиграцией распродавали мебель. Ту, что продать не успели, они выбросили ночью прямо из окна. Зачем – загадка. Но на рассвете в палисаднике, в итальянском жаккардовом, несколько скособоченном кресле, поместив ногу на ногу, вальяжно сидел в драной волчьей шубе красномордый бомж, а на полированном трехногом столике перед ним лежала раскрытая газета. Спокойный, преисполненный достоинства, бомж раскуривал сигару, осененный неведомым откровением.

До отъезда скрипачей в доме проживали сразу три музыкальные семьи. На пятом этаже жил средних лет тромбонист с братом-близнецом. Тромбонист играл в духовом оркестре, а брат нигде не работал, дни напролет растягивал у подъезда спортивные штаны, курил. Когда он закладывал за воротник – а случалось это примерно раз в пару недель, – то ночью, преодолевая мучительное бессилие, отрывисто и беспощадно гудел на тромбоне брата. И тогда другая музыкальная семья, оба преподаватели в музыкальной школе, стучали по батарее старым кларнетом. На следующий день тромбонист, встречая соседей, непременно извинялся за брата. Прятать от него тромбон он не мог, потому что после так называемой игры – и только после нее – брат успокаивался и затихал. Людмила Борисовна предположила, что они вовсе не братья, а на самом деле любовники, а то, что они близнецы, так это просто совпадение.

– Меня зовут Елизавета Максимовна, – представилась новая соседка.

– Очень приятно. Кира.

– Рада знакомству. – Тут Елизавета Максимовна посмотрела на Киру так, как женщины иногда смотрят на сапоги в магазине: купить или не купить. Выйдя на улицу, она продолжила изучать Киру сквозь стеклянную дверь.

– Представляете, ко мне залетел щенок, – сказала Кира продавщице.

Та совсем не удивилась.

– Мой брат живет загородом, а рядом с ним живут генетики. Так они скрестили собаку с пчелой. Вывели новую породу специально для загородных домов. Будки ставят недалеко от цветочного поля. Так что когда мед на рынке покупаете – нюхайте. Очень псиной отдает… Борис Петрович, дорогой, разрешите вас потревожить.

Последняя ее фраза была обращена к коту.

Борис Петрович нехотя стек с весов. Лениво зевнув, потянулся.

– У вас раньше была собака?

– Нет… – покачала головой Кира. – Только улитки.

Едва сухой собачий корм взвесили, кот снова устроился на весах. Прикрыв глаза, сквозь тонкую щелку век, он отрешенно наблюдал, как Кире в добавление к корму вручают консервы, миски, ошейник, средство от блох, особые собачьи кости, и видел что-то свое, лишая вещи их привычной вещественности.

А Кира по своему обыкновению задумалась. Нет, не о летающих собаках. Об улитках.

Удивительные создания эти улитки.

Она приносила их домой во времена начальной школы, после дождя, и хранила в перламутровом пластиковом пенале. Людмила Борисовна незаметно выбрасывала улиток в форточку.

В третьем классе друг Костя подарил Кире ахатину, большую африканскую улитку необыкновенной красоты. В узоре на гладкой полосатой раковине романтичной девочке виделись ландшафты Мадагаскара и очертания коралловых Сейшельских островов. Воображаемые лемуры легкомысленно перелетали с баобаба на баобаб. Порхали большекрылые экзотические бабочки. Под шум водопадов раскрывались белоснежные орхидеи. Хамелеоны загадочно улыбались перед тем, как измениться в цвете. Это была улитка-калитка. Калитка в красочный волшебный мир грез.

Кира назвала ее Афродитой. И поднимаясь по лестнице, она уже знала, как назовет щенка.

– Афродита! Держи, малыш! Афродита!

Да, жизнь полна неожиданностей, думала она, любуясь, с каким наслаждением щенок впивает в кость молодые зубки. У нее собака и встреча с человеком, продающим душу.