Серебряный закат

Я – энергетик, то есть все мои способности реализуются за счёт внутренних сил организма. Травница для этих целей использует растения…

Но есть ещё один тип чародеек. Самая сильная в магической градации – каменная колдунья. Великое чудо – чувствовать свойства камня, разные в разных условиях и сочетаниях, переменчивые в зависимости от времени суток, освещения, даже от того, против мужчины или женщины направлено воздействие. Если каким-то энергетическим приёмам можно научиться, если можно научиться отличать ядовитые травы от лекарственных, то научиться даже азам каменного колдовства нельзя. Сей дар либо есть, либо его нет, и ничего – в промежутке.

Каменных колдуний очень мало. Сама я не видела ни одной из них, хотя и слышала.

По уровню силы, используя образность, если я – птичка, то травница – кошка, а каменная против нас обеих – тигр. Хорошо, что не с ней меня свела судьба! Точно трепыхаться было бы бесполезно. А с бабкой-травницей можно попробовать побороться. Шансов немного, но не каждая птичка по зубам иной кошке!

«Ну и что же тебе надо? Если ты всё равно сильнее меня?»

«Кое-что надо», – пробормотала она, медленно и осторожно наполняя стакан жидкостью из котелка, зачерпывая её ложкой.

«Я дочь советника Торна! Учтите, вам не поздоровится!»

«Ты не дочь, – спокойно ответствовала старуха, – но будь хоть сама принцесса, что с того? В чём ты меня обвинишь? Что напоила чаем?»

«Вы меня похитили!»

«Неужели? А разве не сама забрела на огонёк, любопытная ты моя?»

«И насильно удерживаете! Да ещё угрожаете!»

«Не угрожаю, милочка, а предупреждаю, чтоб Грумми не сердила. Он у меня мальчик нервный».

Она поднесла к моим губам стакан. Поверхность наполнявшей его жижи исходила дымными бурунчиками и горьковатым запахом.

«На-ко вот, выпей»

«Сама пей свою отраву», – я, поморщившись, отшатнулась. Грумми что-то недовольно и угрожающе промычал.

Бабка грустно улыбнулась.

«Я для этого чая уже стара. Пей! Сама пей, или мой мальчик вольёт в тебя целый котелок! Ну?! И не бойся, не обожжёшься»

Я сделала несколько глотков, едва не захлебнувшись этой дрянью, обильным потоком льющейся в горло.

«Вот и молодец, – похвалила колдунья. – Теперь подождём с полчасика. А потом домой пойдёшь»

Внутри меня понемногу стал разгораться пожар, и заструилась боль от горла до самого низа, эхом отдаваясь в ноги. Дыхание участилось. Я старалась держаться прямо, но нарастающая боль заставила застонать и согнуться.

«Ничего-ничего, – посочувствовала старуха. – Так и должно быть. Давай-ка, приляг на лежанку. Грумми, помоги. Да осторожнее, остолоп!».

Грумми перенёс меня на твёрдый лежак у стены, не удосужившись однако развязать руки. Я свернулась калачиком. Боль скручивала внутренности, нарастая до нестерпимого уровня, потом резко отпускала, давая отдышаться и пару-другую минут порадоваться жизни.

Колдунья меж тем что-то растирала в мисочке, добавляя разные порошки и негромко бормоча то ли молитвы, то ли ругательства.

«Что… я вам сделала? За что…» – новый приступ не дал закончить фразу, но бабка поняла.

«Вина твоя в том, что ты родилась на этот свет такой, какая есть, не обычной девчонкой. И дар твой призван теперь в помощь миру!»

«У меня… эмпатический дар. К тому же… очень слабый…»

«Это неважно. Важно, что он есть! И поможет избавить от заклятия».

Она наклонилась надо мной, глянула совсем по-матерински, с сочувствием и промокнула салфеткой мой мокрый лоб.

«Плоть от плоти, кровь от крови – основа зелья. Ты уж потерпи! Отдашь его, и всё кончится».

«Бабка! Ты что такое говоришь?!… Какая плоть?.. Ты сошла с ума?!»

«Моё зелье и плод любви твоей и принца снимет с него колдовство».

«Какой плод? Ты думаешь, я… Нет, ты точно свихнулась».

Меня разобрал смех, но приступ превратил его в гримасу. Я постаралась сесть, что удалось лишь с третьей попытки.

«Развяжи меня, старая безумица. Ничего из твоей затеи не выйдет. Я всё-таки не Перводева, и Святой дух меня не посещал. И как ты могла подумать…!»

Бабка озадаченно смотрела на меня.

«Ты правду говоришь?.. Впрочем, зелье уже должно было подействовать. Странно… Но ты же была с ним! Тебя видели! Неуж не получилось?»

«С кем была? С принцем? Я была У него, в его комнате. Просто постояла у дверей, пытаясь сломать защиту. Это ты окружила Алекса какой-то дрянью?!»

Она осклабилась.

«Если бы у меня была такая сила, сидела бы сейчас не здесь, а на королевском троне!»

«Хорошо, что тебя там нет. Перетравила бы всех неугодных подданных! По одному подозрению».

Я стряхнула с рук остатки верёвки, встала, ухватившись за стул, чтобы не упасть. Грумми зашевелился у входа, издал угрожающий звук. Устало махнула рукой: «Спи, Грумми! Ты ж так утомился!» Он покорно закрыл глаза, сполз по стене, разбросав ноги на половину комнаты – неудачно-то как! теперь придётся обходить эти брёвна! ужас! – и захрапел. Бровки вздёрнулись, рот приоткрылся, и вид у громилы стал беспомощный, детский, даже трогательный, хотя мне почему-то совсем не было его жаль.

Колдунья села на лежанку, уронив костлявые руки.

«Опять промах. Да что же это?!. Он не простит!»

«Тебе о душе пора думать, а не козни строить, – я сделала ещё один шаг, используя стул, как опору. Теперь надо было перешагнуть через ногу Грумми. Постояла, собираясь с силами. – Второй раз… А первой жертвой уж не та ли девушка была, о которой принц печалится? Может, ей Грумми и помог из окна вылететь, чтоб свидетелей не осталось?»

Бабка издала злобный скрежет и, вытянув руки, кинулась на меня.

Тут дверь открылась, и в каморку шагнули два дюжих стражника, а за ними Советник Торн.

«Спаси меня», – сказала я, упав ему на руки, и отключилась.

* * *

Я приходила в себя несколько дней, не выходила из комнаты. И все эти дни в душе тонко и жалобно звенела туго натянутая струнка. Обида разрывала душу. Никакие доводы разума не могли её заглушить, никакие отвары, приносимые заботливой Зоуис. Я категорически отказывалась их пить и употребляла только горячее молоко и чистую воду. Даже известие о том, что старая травница после ареста и короткого следствия отправлена доживать свой век в один из подземных монастырей, не порадовало. Я не держала на неё зла, как ни странно, потому что в картине, сложившейся из отдельных фрагментов, в разбитом зеркале, бережно составленном из осколочков, отразилась, наконец, разгадка. Она лежала на поверхности, и не понять этого казалось невозможным. Теперь. Но ведь есть такой приём – не хочешь, чтобы что-то нашли, положи его на самое видное место…

Меня использовали, как пешку в довольно простой партии, партии беспроигрышной, ибо фантастическое обаяние Алекса не оставляло ни единого шанса противиться ему. Использовали, чтобы изменить ситуацию, дать стране настоящего правителя, сняв колдовство с принца страшноватым способом. И только одному человеку мог прийти в голову подобный план…