Город И

–Кофе, что я пью, когда-то очень любила императрица Мария Терезия, – пояснила спутнику Миа, азартно расправляясь со своей порцией роскошного десерта. – Потому его так и назвали.

–Ты поэтому его предпочитаешь?

–Все зависит от настроения, – беззаботно пожала плечами девушка. Ее прозрачные глаза сверкнули озорством. – Когда чувствую себя императрицей – предпочитаю! – и Миа дразняще рассмеялась ему в лицо, словно понимая, что он уже не знает, когда она шутит, а когда говорит всерьез.

Потом они долго гуляли по мосту, глядели на стремительную реку, на величественно возвышающиеся горы, чьи угловатые, подернутые облаками вершины буквально врезались в полотно небес. Говорили обо всем и ни о чем. Миа ни разу не упомянула о своей реальной жизни, – только о картинах, которые создавала, о прошлых творческих удачах и о будущих замыслах. А о действительно важном – ни слова.

–Но для меня важно именно это, – спокойно возразила Миа, когда Филипп деликатно упрекнул ее за странную скрытность. – Понимаешь? Мои работы, мой мир… это и важно.

–Я-то имел в виду другое, – настаивал Филипп, пытаясь заглянуть ей в лицо. Это оказалось неожиданно трудной задачей: девушка оперлась о парапет, отвернулась к реке, устремив взгляд на ее неспокойные воды и став непривычно серьезной. – Чем ты зарабатываешь? С кем живешь – одна, с мужем, с родителями? Училась где-нибудь или все еще учишься?

–Ах, вот что ты считаешь важным… – скучливо протянула Миа, в голосе отчетливо слышалось разочарование. – Все это такая проза…

–Пускай проза… не только же поэзией жить!

–А хотелось бы… – обронила она и погрузилась в продолжительное молчание.

Пару минут спустя Филипп решил, что его любопытство так и останется неудовлетворенным, однако нет – Миа наконец заговорила:

–Хорошо, слушай… я снимаю маленькую квартирку… даже, скорее, каморку… в одном старом доме. На лучшие условия не хватает средств. Мои родные живут в поселке неподалеку, но мне больше нравится здесь… пусть и бедно, зато в городе. Пишу картины, пытаюсь продавать их…

–Успешно? – осторожно поинтересовался Филипп, искоса поглядывая на рыжеволосую собеседницу. Ее точеный профиль был так же хорош, как и анфас. Таким лицом можно любоваться с любых ракурсов…

Мягкие губы девушки тронула горькая усмешка.

–Успешно ли продаю? Наверно, по твоим меркам – нет. По моим – да.

–А на что живете в неудачные периоды? Есть-то хочется по любым меркам!

Он старался произнести это без иронии, но, видимо, не преуспел – она повернула голову и стрельнула в него злым взглядом. Оказывается, поклонница красивой скуки умела сердиться! Это слегка позабавило его.

–На что живу? – недовольно повторила она. – Одалживаю, принимаю подачки от родных… рисую реалистичные портреты под заказ. Это скучновато, но приходится! В самые тяжелые времена – еду в заработный тур.

–Куда едешь? – Филипп подумал, что ослышался.

–Заработный тур. В столицу или даже другую страну. На пару месяцев. Подрабатываю нянькой, уборщицей, домработницей, официанткой, изредка – танцовщицей… прогуливаюсь с чужими собаками. Делаю покупки для богатых господ… ну и так далее. Ничего лишнего себе не позволяю, почти не ем, не пью. Откладываю. Накапливается кой-какая сумма…

Спутник Миа был шокирован услышанным. Ничего не ем, не пью? Как-то не вяжется это с образом красивой праздности и легкой, полной красочных эмоций, жизни, который нарисовался воображению Филиппа.

Художника как будто прочла его мысли; коротко рассмеялась, покачала рыжеволосой головой:

–Да, иногда приходится себя ограничивать. Это тоже – часть жизненного узора. Зато потом слаще естся! Я воспринимаю такие периоды, как небольшое приключение.

Филипп склонил голову набок, размышляя. Подобный подход к жизни ему чем-то импонировал.

–Завидую тебе, – наконец вслух признался он и издал напряженный смешок. – Хотел бы я уметь жить по такой схеме… но не смогу, заранее знаю!

–Потому что ты привык все усложнять, – пожала плечами Миа и повернулась спиной к реке. Лицо ее приняло задумчивое выражение. – А жизнь очень проста по своей сути…

Забавно было слышать подобные философские рассуждения из уст совсем молоденькой и явно неопытной особы, тем более что Филипп был категорически не согласен с ее точкой зрения. Мир, увы, не так прост, как хотелось бы упрямице Миа! Впрочем, спорить парень не стал. Зачем? Каждый имеет право на свое собственное мнение. Со временем жизнь на практике убедительно докажет этой миловидной рыжеволосой художнице, что умеет быть очень и очень сложной и даже жестокой. Так что пусть девочка помечтает… пока еще может мечтать.

–Я бы хотел увидеть твои картины, – сказал он после минутного молчания.

Она обернулась к нему, не скрывая удивления.

–Ты не похож на ценителя искусства!

“Надо же, искусства!” – мысленно ухмыльнулся Филипп, а вслух произнес:

–Я и не ценитель. Но мне все равно любопытно будет взглянуть.

Миа склонила голову набок и окинула его критическим взглядом:

–Ладно… – наконец, кивнула она. – Я покажу некоторые свои работы.

* * *

Квартирка юной художницы была совсем маленькой и состояла из кухоньки, санитарного блока, миниатюрной спаленки и комнатки побольше, явно игравшей роль студии: повсюду картины, тюбики с красками, мольберты… Типичный “творческий хаос” – как подозревал Филипп, сознательно сформированный. Мол, я личность креативная, не могу обитать в цитадели мертвого Порядка…

Полотна Миа Филиппу, скорее, понравились, показались милыми, но не более того. Покупать их, а тем более – вешать у себя дома, он бы не стал. Созданные широкими выразительными мазками, ее картины были полны жизни и солнца и по-своему впечатляли, однако умиротворения не приносили. Слишком уж яркие и многоцветные… пожалуй, через полчаса от них разболится голова.

Дольше всего Филипп стоял перед широкой картиной в тяжеловесной деревянной раме. Работа представлялась набором разномастных цветных пятен и, судя по надписи, изображала безлюдное пестрое поле под столь же колоритным (и совершенно нереальным) небом. Причем линию раздела между небом и землей трудно было сразу заметить. Полотно было мощным и… странным. Другого определения Филипп подыскать не сумел.

–Не нравится? – уверенно спросила Миа.

Филипп помолчал, подбирая слова. Откровенно врать не хотелось, но и обижать – тоже… творческие личности невероятно ранимы!

–Не знаю, – наконец, искренне признался он. – Впечатляюще и немного непонятно. Картина с настроением.

Миа издала короткий смешок:

–Да ладно тебе изощряться в красноречии! Я вижу, что не нравится. Скажи прямо. Мне все равно.

“Все равно ей, как же!” – не поверил Филипп и уклончиво пояснил:

–Я не разбираюсь в искусстве. Но могу добавить, что твои картины яркие, живые… в них много цвета.

–Я даже рада, что тебе не нравится.

–Рада? – он изумленно взглянул на нее. И в самом деле, Миа казалась странно безмятежной. Играет? Или действительно рада? Но чему тут можно радоваться?

–Да, – кивнула она. – Мои картины не для всех. Их нужно понять… прочувствовать.

Эти слова, сказанные со всей серьезностью, насмешили Филиппа, и он не без усилий сохранил внешнюю серьезность.

–Хорошо, если так… – протянул он, искоса поглядывая на девушку. Ему очень хотелось ее обнять и, возможно, поцеловать, однако обстановка как-то не располагала… хотя, напросившись в гости к Миа, он поневоле надеялся на что-то большее, чем просто “осмотр картин”… эх, не суждено!

Миа словно почувствовала неладное – глянула на спутника с подозрением и даже отступила на шаг, хотя Филипп не предпринимал (и не собирался предпринимать) ровным счетом ничего крамольного.