Оценить:
 Рейтинг: 0

Нил Сорский

Год написания книги
2021
Теги
1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Нил Сорский
Елена Владимировна Романенко

Жизнь замечательных людей (Молодая гвардия)
Рассказать о жизни святого – сложная задача. Его жизнь не так событийна, как жизнь государя или полководца. Его внутренний мир – это вообще тайна «за семью печатями». Однако повествуя о жизни преподобного Нила Сорского, видного церковного деятеля Средневековой Руси, автор находит свой ключ к «заветной двери». Этим ключом послужили тексты 24 житий древних святых, которые Нил Сорский отобрал в свои сборники. Они сохранились в автографах преподобного. И чем глубже погружаешься в них, тем больше понимаешь, о чем думал и что чувствовал человек, переписавший их 500 лет назад в небольшом скиту на реке Соре, неподалеку от Кирилло-Белозерского монастыря.

Елена Романенко

Нил Сорский

© Романенко Е. В., 2021

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2021

Предисловие

Преподобный Нил Сорский, великий святой Русской православной церкви, жил в XV – начале XVI столетия. И хотя от нас его отделяют пять веков, сочинения святого и по сей день вызывают к себе живой интерес. Они переведены на английский, немецкий, французский, итальянский, греческий и современный русский язык. К ним обращаются не только монахи, но и люди, живущие обычной мирской жизнью. Казалось бы, чем монах-нестяжатель может быть интересен современному человечеству, которое принято считать «обществом потребления»? Наверное, тем, что в своих творениях Нил Сорский говорит о загадочной человеческой душе. «Да познаем хоть немного достоинство душ наших, для какой жизни мы призваны», – обращается он к своим читателям.

Почти все сочинения Нил написал в небольшом скиту на реке Соре, который основал неподалеку от Кирилло-Белозерского монастыря. Ныне, чтобы попасть в Нилову пустынь, нужно проехать семь километров от города Кириллова (находится в Вологодской области) в сторону Белозерска и далее пройти проселочной дорогой еще восемь километров до обители. В прежние времена на повороте стоял древний восьмиконечный крест. Само место, выбранное преподобным, ничем не примечательно, не имеет особенностей. Вспоминая наши известные обители, мы сразу представляем себе их неповторимые и прекрасные ландшафты. Кирилло-Белозерский монастырь, Соловки, Валаам, Троице-Сергиева лавра – все эти монастыри имеют свое лицо, они словно срослись с теми холмами и берегами, на которых стоят. Скит же, подобный Нилову, можно создать на любой лесной поляне. В этой безликости пустыни отразилась суть мировоззрения преподобного: главное – не внешние стены, не внешние красоты, а та внутренняя работа, которая происходит в человеке, и его устремленность к Горнему миру. Основанный преподобным монастырь стал первым русским скитом, который укладом своей жизни и уставом напоминал древние скиты Египта, Палестины, Афона.

О Ниле Сорском сохранилось немного исторических свидетельств. Неизвестно (скорее всего, не было написано) древнее Житие святого. Со временем множество легенд возникло вокруг его имени. Историческая литература создала свой собственный образ сорского старца, одинаково любящего всех: и согрешающего, и еретика, и отступника. Однако этот искусственный образ сразу начинает разрушаться, как только мы открываем подлинные творения преподобного.

Несколько раз старцу Нилу пришлось нарушить свое уединение. По повелению великого князя Ивана III он принимал участие в работе важнейших церковных Соборов: в 1490 и 1503 годах. Если у старца спрашивали духовный совет, ответы его были не всегда лицеприятны, порой жестоки, но исполнены духовной пользы. В каждом конкретном случае он рассуждал исходя из того, что ни одна заповедь Божия, даже малейшая, не должна быть нарушена. И никакие разговоры о том, что времена уже не те и невозможно жить по заповедям, не могли его переубедить.

Житие Нила Сорского нужно собирать как мозаику из уцелевших исторических свидетельств, автобиографических фрагментов его сочинений и собственноручных помет. Сохранилась отчасти личная библиотека старца Нила. Это сборники житий святых, которые он выбрал и переписал для себя, на пользу своей души, а также выписки из творений святых отцов. На полях листов встречаются пометы Нила Сорского, которые свидетельствуют о его мыслях и переживаниях. Кроме того, до нашего времени дошло несколько повестей о старце Ниле.

Первая попытка составить его Житие относится к третьей четверти XVII века. В 1674 году тотемский дьяк Иван Иванович Плешков написал повесть «О преподобнем отце нашем старце Ниле и о того честней обители, иже есть во области Бела езера в Сорской пустыни». В ней он сообщил краткие сведения о преподобном, отметив, что не нашел нигде письменных свидетельств. После канонизации Нила Сорского в третьей четверти XVII века сведения о его жизни и чудесах стали записываться. Так возникли отдельные повести: «Повесть о пришествии преподобного Нила», «Повесть о преставлении и погребении преподобного Нила», «Чудо об образе како начат писатися», «Чудо о явлении во сне царю Иоанну Васильевичу», «Чудо об избавлении отрока от нечистого духа» и иные чудеса. Они сохранились в рукописных книгах Сорского скита (ныне находятся в собраниях разных библиотек).

В «чудесах» открывается смиренный характер святого. Поразительно, но он приходит на помощь людям, которые ему не только не молятся, не служат молебнов, но и вообще ничего о нем не знают. Некоторые «чудеса» носят, казалось бы, совсем обыденный, неявный характер. Может быть, поэтому множество таких историй просто не записали. Сами монахи Нилова скита заметили об этом так: «О многих чудесах преподобного отца нашего Нила не нашли записанного, только свидетельства о нем во многих местах. И мы, грешнии тоя пустыни монахи, видехом премногие чудеса».

Сретенская свеча, затепленная старцем Нилом на Соре, дала свет многим русским обителям. Анзерский скит на Соловках был устроен по образцу Ниловой пустыни. Основатель Саровского монастыря иеросхимонах Иоанн (Федоров) написал свой устав, основываясь на духовном опыте преподобного Нила. В Нямецком монастыре Паисия Величковского и в скиту старца Василия Пояномерульского изучали и переписывали творения Нила Сорского. Оптина пустынь, ставшая знаменитой благодаря своим традициям старчества, в 1849 году осуществила первое издание сочинений Нила Сорского. И повсюду изучение творений старца Нила сопровождалось возобновлением и расцветом духовной жизни. Ныне, справедливости ради надо сказать, Нил Сорский – полузабытый святой. Трудно найти в Москве такой монастырь, где бы святого поминали на отпустах даже в день его памяти – 7 (20) мая. Однако Нил Сорский ждет своего читателя и продолжает спасать людей.

Часть 1. Начало пути

О дьяках Майковых

Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста.

    (Пс.1, 1)

В истории жизни любого замечательного человека особый интерес вызывают первые три главы: родители, детство, отрочество. Писатели-биографы уже давно открыли, что оригинальность личности восходит к начальной поре ее становления. В житиях святых, однако, рассказ о детстве и отрочестве святого, как правило, отсутствует: агиографы стремятся показать своих героев, прежде всего, как великих подвижников, мирские же обстоятельства их жизни представляются им временными, скоропреходящими и потому малозначительными. Чаще всего они ограничиваются скупыми сведениями о том, из какой семьи происходил святой, как звали его родителей, был ли научен грамоте.

В случае с Нилом Сорским мы лишены даже этих кратких рассказов, поскольку Житие святого не было написано в древности. Однако не все так безнадежно. Историк всегда найдет возможность для реконструкции прошлого. Монастырская запись о преставлении старца Нила сообщает, что он скончался в 1508 году в возрасте 75 лет. Путем простого математического вычисления получаем дату его рождения: 1433 год. Как назвали будущего святого в крещении, неизвестно. Поскольку монахам часто давали имена, начинающиеся с той же буквы, что и мирское имя, или по созвучию имен, некоторые историки XIX столетия предположили, что до пострига преподобного Нила звали Николаем. Но это только предположение.

О своем родстве и близком знакомстве с именитыми людьми Нил Сорский всегда умалчивал. «Есть и такие, – говорил он впоследствии, – что кичатся, происходя от известных в миру родителей, или имеют родственников среди преимущественных в славе мира, или кто сам в каком-то сане или в чести в миру был, – и это все безумие. Это ведь скрывать подобает. Если же кто-то в жительстве отречения своего будет принимать славу и честь от людей, – это постыдно. Им подобает скорее срамить себя, нежели возвышать. Ибо кто этим себя прославляет, – слава их есть стыд»

. Сам себя он, перефразируя Житие древнего святого Симеона Столпника, называл «невеждой и поселянином». Однако из торопливых записей монаха Германа (Подольного), с которым Нил был дружен, известно, что у старца был брат Андрей Федорович Майко, дьяк великих князей Московских Василия II и Ивана III.

Родственные связи могут многое рассказать о человеке, поэтому повесть о Ниле Сорском мы начнем с биографии его брата. Фамильное прозвище Андрея – «Майко» – образовано, вероятно, от имени собственного: имя Майко было употребительным на Руси в XVI веке. Например, в списке боярских детей, имевших в 1537 году свои дворы в Ярославле, упоминается некий Майко Грезнов. Отсутствие же фамилии у Андрея может свидетельствовать о его незнатном происхождении

, ибо выходцы из родовитых семей к тому времени фамилии уже имели. Род его занятий тоже, казалось бы, говорит о невысоком положении на социальной лестнице. Как правило, дьяки Московской Руси происходили из так называемых «детей боярских». Последние представляли собой низший слой знати, служившей за поместье. Другими словами, «дети боярские» являлись предшественниками дворян. Однако в данном случае мы, скорее всего, имеем дело с неким исключением. Известно, что Майковы водили знакомство с самыми аристократическими семействами Москвы: Всеволожами, Сорокоумовыми-Глебовыми, Патрикеевыми. Исторические разыскания подтверждают, что иногда среди дьяков встречались представители боярских фамилий и захудалых княжеских родов из ликвидированных удельных княжеств. Так, например, считается, что дьяки Федор и Иван Волк Курицыны происходили из детей боярских, однако, возможно, имели более знатное происхождение, так как их двоюродная сестра была замужем за князем Федором Ивановичем Стригиным-Оболенским

.

Из заметок всё того же монаха Германа (Подольного) известно, что у Андрея Майко был друг «Иван Гаврилов сын Заболоцкаго»

. Кто же этот человек? Иван Гаврилович Заболоцкий принадлежал к высшей московской знати, род Всеволож-Заболоцких вел свое происхождение от смоленских князей. «Все они уже давно при переходе на московскую службу (в XIV веке) лишились княжеского титула, что не помешало некоторым из них занять видное место при великокняжеском дворе», – пишет историк

. Всеволожи были воеводами, исполняли важные дипломатические миссии. После смерти Василия I боярин Иван Дмит-риевич Всеволож, вдовствующая великая княгиня Софья Витовтовна и митрополит Фотий фактически составили правительство при юном князе Василии II, которому в год смерти отца исполнилось только девять лет. Иван Дмитриевич являлся «большим наместником московским», то есть осуществлял верховный уголовный суд в Москве: к нему на рассмотрение поступали все городские дела об убийствах, в том числе из дворов великого князя, княгини, митрополита, а также из монастырей

. Впоследствии всесильный боярин попал в опалу, однако это обстоятельство никак не отразилось на карьере других представителей рода. Феодальная война, разгоревшаяся при Василии II, развела по разные стороны двоюродных и родных братьев, отцов и детей. Заболоцкие-Всеволожи, находившиеся в родстве с Патрикеевыми и Ряполовскими, сохранили свое положение при дворе.

Друг Андрея Майко, Иван Гаврилович Заболоцкий, был служилым человеком великого князя Ивана III: в 1469 году он участвовал в походе на Казань, около 1471 года управлял волостью на Двине, а в 1489/1490 году был наместником в Вологде. В 1500 году Ивана Заболоцкого в числе других представителей московской аристократии пригласили на свадьбу четырнадцатилетней дочери Ивана III Феодосии и князя Василия Даниловича Холмского, которому он, кстати, приходился родственником. Где и при каких обстоятельствах зародилась дружба между Заболоцким и Андреем Майко, не известно. Но и тот и другой принадлежали к Государеву двору.

В правление Василия II дьяки начинают играть заметную роль в управлении государством, которое всё острее испытывало нехватку в грамотных, хорошо обученных людях. В Средневековой Руси грамотность была доступна немногим: аристократии, духовенству и состоятельным горожанам. Грамотные чиновники (а дьяки являются предшественниками чиновничьего сословия) высоко ценились. Об этом говорит хотя бы судьба дьяка Кулудара Ирежского. Находясь на службе у Василия II, он пошел на предательство и сообщил о планах своего господина его заклятому врагу Дмитрию Шемяке. Великий князь велел бить Кулудара кнутом и «дьячество отнял у него». Тогда дьяк ушел служить к недругу Василия – удельному князю Ивану Анд-реевичу Можайскому, а после его бегства в Литву – к князю Михаилу Андреевичу Верейскому и Белозерскому. Показательно, что «изгнанный с позором с великокняжеской службы Кулудар нашел при дворах удельных князей не только пристанище, но и достаточно высокий социальный статус. Грамотный опытный дьяк был в середине XV века далеко не маловажной фигурой, и такими специалистами разбрасываться не приходилось, особенно небогатым удельным князьям»

.

Элиту дьяческого сословия составляли думные дьяки, они заседали в Боярской думе, а позднее, в XVI веке, имели право голоса на земских соборах. В первую очередь дьяки отвечали за делопроизводство: они писали грамоты, указы, памяти. «А на чем которое дело бояре быти приговорят, приказывает царь и бояре думным дьякам пометить и тот приговор записать». Однако думный дьяк не был простым писцом, он мог придать делу новый поворот еще при его обсуждении. Дьяки удостоверяли княжеские грамоты, подписывали титул великого князя, привешивали печать, а в отдельных случаях ставили собственную монограмму. Ни одна бумага без подписи дьяка не считалась действительной. Со временем дьяки заменили бояр при оформлении великокняжеских грамот и приобрели значение «ответственных секретарей» при великом князе

.

Чаще всего дьяки выступали в роли послов либо участвовали в посольствах. Выступая на переговорах от лица великого князя, дьяки были голосом своего государя: «И князь великий велел отвечяти дьаку своему Василью Долматову». И тот «тако рече великого князя словом: “Что еси нам бил челом от нашего богомольца и от нашие отчины, и яз пожаловал”»

. При этом дьяк обладал относительной свободой и мог, что называется, действовать по ситуации. В 1497 году в Москву прибыл литовский посол, он просил помощи Ивана III против турок, которые в союзе с татарами наступали на Польшу и Литву. Вопросы послу от имени великого князя задавали дьяки Федор Курицын и Андрей Майко. Один из вопросов в дипломатическом протоколе отмечен особо: «диаки вопросили от себя». Они посчитали нужным уточнить, на чьей стороне будет выступать в этом конфликте молдавский господарь. От позиции Стефана III многое зависело в новой войне, поэтому дьяки поступили дальновидно, как истинные дипломаты

.

Дьяки не только вели переговоры и протоколы дипломатических заседаний, но и составляли тексты мирных договоров. Известны случаи, когда дьяки по-своему редактировали эти тексты. В 1503 году в Москве близились к завершению переговоры с немецкими, польскими, литовскими и венгерскими послами, но писарь литовского посольства отказался подписать перемирную грамоту. Об отказе доложили великому князю. Тот повелел боярину «с товарищи» выяснить причину отказа. В ходе расследования дьяки сказали, что в перемирную грамоту они написали один пункт без боярского ведома. Бояре тот пункт «отставили», и грамоты были подписаны

.

Понятно, что только умный человек, способный вести переговоры, мог сделать хорошую дьяческую карьеру. Умение уклончиво и грамотно говорить так же было необходимым качеством дьяка. «Во послах бывал – говорить горазд», – утверждали на Руси. Дьяк, служивший на дипломатическом поприще, должен был хорошо знать историю своей страны и соседних государств. Когда в 1471 году великий князь отправился в Новгород Великий, он взял с собой Степана Бородатого, дьяка своей матери, великой княгини Марии Ярославны. Старый дьяк хорошо знал летописи – «говорил по летописцам русским»

.

Умные расторопные дьяки, особенно те, кто умел держать язык за зубами, становились доверенными лицами своих князей. Дьяку было проще дать деликатное поручение, нежели родовитому боярину. В силу своего положения и происхождения дьяк не мог требовать благодарности. Он находился на государевой службе: служил за поместье, данное ему князем (московским дьякам, как и окольничим, выделялся надел до тысячи четвертей земли)

. Дьяческая служба была довольно прибыльным делом и помогала увеличить свое состояние. Известно, например, что Андрей Майко получил десять золотых флоринов за то, что пропустил ганзейских купцов в Москву. Нередко дьяки приобретали в собственность крупные земельные наделы и вотчины. Феноменальных состояний дьяки, конечно, не делали. Историки говорят, что в соседнем Великом княжестве Литовском они преуспевали гораздо больше. Однако зачастую дети и внуки дьяков становились крупными землевладельцами.

Поручения, которые выполняли дьяки, часто носили тайный, весьма деликатный и опасный характер. В июле 1445 года Василий II попал после неудачного сражения под Суздалем в плен к татарам и оказался в ставке хана Улуг-Мухаммада. Его двоюродный брат Дмитрий Шемяка считался старшим в роде после Василия и потому мог претендовать на великокняжеский стол. Желая прояснить ситуацию, Улуг-Мухаммад отправил в Углич к Шемяке свое посольство. Естественно, удельного князя очень устраивала сложившееся положение вещей, теперь оставалось только получить согласие хана. Поэтому он с большим почетом принял ордынского посла Бигича. Обратно в Орду тот выехал не один, а в сопровождении дьяка Федора Дубенского, который должен был отвезти хану письмо от Шемяки «со всем лихом» на Василия II, «чтобы князю великому не выйти на великое княжение»

. Таким образом, от миссии Дубенского во многом зависела судьба московского князя.

Отправляя своего дьяка с компроматом на Василия II, Шемяка еще не знал, что Улуг-Мухаммад уже отпустил князя и других пленников на Русь. Ордынский хан решил, что называется, взять деньгами: Василий пообещал ему заплатить после возвращения огромный выкуп. С дороги князь отправил в Москву своего гонца Андрея Плещеева, который должен был предупредить о его возвращении. Между Нижним Новгородом и Муромом Плещеев встретил посольство Бигича и Федора Дубенского. Какой произошел разговор между княжеским гонцом и дьяком, мы не знаем, но Бигич с Дубенским вернулись в Муром, где ордынского посла схватил князь Василий Иванович Оболенский.

По сообщению другой летописи, Василий II сам узнал о посольстве Бигича, когда подходил к Мурому. Он повелел «изымати» ордынского посла. Муромские наместники к «Бигичю выслаша меду много, он же напився и усну». Тогда люди великого князя «поимаше его и отведоша его во град, а после утопиша его»

. Каковы бы ни были детали, но ясно одно: Бигич канул в реку, а Федор Дубенский помог ему исчезнуть и перешел на сторону Василия II. Совершив такой крутой поворот в своей жизни, дьяк не прогадал – великий князь одержал верх над Шемякой, а Федор Дубенский сделал при московском дворе хорошую карьеру. Впоследствии он служил уже сыну Василия – Ивану III. В архивах сохранилось множество документов, скрепленных монограммой этого дьяка, последние грамоты относятся к 1490-м годам. Исследователи не без оснований отождествляют Федора Дубенского со старцем Троице-Сергиева монастыря Феогностом (Дубенским). На закате своих дней дьяк, вероятно, принял постриг в этом монастыре и занял там почетное положение. В сентябре 1495 года он присутствовал на торжественном обеде, устроенном в честь избрания митрополита Симона

1 2 3 4 >>
На страницу:
1 из 4

Другие электронные книги автора Елена Владимировна Романенко